Бейла стыдливо склонила голову, совершенно не зная слов молитвы. — Не стесняйся, сейчас многие не почитают веру предков. — Моя мама была итальянкой, да и папа еврей лишь наполовину. — А где они сейчас? — Это не помешало французскому правительству записать нашу семью в неугодные. Наверное, все погибли. Я точно знаю, что папу застрелили. Его труп опознали соседи. — Печально то, что сейчас происходит. А муж? Что случилось с отцом будущего ребёнка? — Какого «ребёнка»? — Бейла с недоумением смотрела в чёрные глаза женщины. — Твоего, что носишь под сердцем. — Мадам следила взглядом за растерявшейся девушкой, осторожно ощупывающей собственный живот. — Пока ещё не выпирает, наверное, слишком маленький срок, но тошнота и бледность по утрам и в течение дня… Сухие пальцы притронулись к спутанным волосам. — Я хорошо знакома с этими признаками: шесть раз находилась в таком же положении. Вот сейчас к одному из сыновей добираюсь, в Бостон. Ты беременна, милая, можешь даже не сомневаться. — Я не хочу рожать! Только не от этого человека! За что?.. — Карие глаза смотрели в покрытый разводами ржавчины потолок. — Почему это всё происходит со мной? Чем провинилась наша семья, перед кем… — В том же, в чём и остальные. В своём появлении на свет. Легко сделать врагом целый народ, обвинив его во всех бедах мира и собственных неудачах. Но так считают фашисты, а не все немцы. Чёрные глаза полны вселенской мудрости. Они умоляли, подкрепляя словами. — Ты не должна проклинать зарождающийся в теле плод. Нас слишком мало останется к исходу войны — каждая душа бесценна. Не гневи Всевышнего, не призывай проклятия малышу. Жизнь длинна и много в ней случится плохого, хорошего, но только рождение детей имеет для женщины высшую радость. Ты полюбишь его, едва он откроет глаза. — Я хочу от него избавиться! Дитя убийцы. Как я смогу смотреть на него, а уж тем более полюбить? — Даже не думай об этом! Всё в мире меняется и проходит, и только первый детский смех слышит мать на пороге вечности. Он останется после тебя и продолжит фамилию. Нацисты уничтожили твоего отца, но ты носишь его продолжение. Плоть от плоти, кровь от крови. Не дай вашему роду угаснуть… — Нет, не нацисты… — на глазах Бейлы выступили слёзы. Невыносимые муки терзали сердце. — Что? — удивилась Ребекка. — Не нацисты убили папу, а тот, чей ребёнок сейчас во мне. Хамелеон… Настоящий француз — так он утверждал, — но оказался с душою фашиста… Пожилая мадам долго молчала, то ли вспоминая что-то из собственной жизни, то ли подбирая правильные слова. Она погладила соседку по волосам морщинистой рукой, прежде чем вынести вердикт дальнейшей жизни: — Знаешь, я не в первый раз прибуду в Америку. Большая страна, современные города, огромные просторы… Там есть порода местных лошадей — мустанги, у них пегая кожа. Так и наша жизнь: не бывает одного ровного цвета, но за пятном тёмного всегда идёт кусок чистого, светлого. Память человеческая избирательна и в итоге помнит только хорошее, а оно непременно было. Мягкая улыбка делала пожилую женщину моложе на десятки лет. — Не могла же искренняя девочка полюбить законченного подлеца? Ты обязательно будешь счастлива, и всё в судьбе сложится, встанет на место. Не начинай новую жизнь с убийства. Умудрённая опытом женщина протянула девушке толстый томик книги, обтянутый теснённой рисунком коричневой кожей. — Вот, возьми Молитвенник, читай в минуты, когда станет совсем плохо, смотри на звезду Давида, не нашитую клеймом отличия на одежду. Вера — единственное, чего никогда и никому не отнять у евреев. Вырасти сына достойным человеком! — Сына? — Да. Не спрашивай, как и почему, но я вижу мальчика! *** Настоящее — Приехали, миссис. — Голос таксиста прервал нахлынувшие воспоминания. — Мисс, — на автомате поправила Бейла и, расплатившись, вышла. — Очень рад, что вы всё-таки приехали. Извините, что не встречаю лично. — Пожилой, полноватый мужчина указал на закутанную светлым пледом ногу. — Такое неприятное происшествие накануне длительной командировки. Пытаюсь хоть как-то снять отёк и уменьшить боль. — Сочувствую вам. — Мисс Штейншнейдер, я хотел бы вам рассказать о сложностях поиска с самого начала. — Мужчина указал на кресло, напротив обитого кожей диванчика, где полулежал сам. — Но только своими словами. Подробные цифры и адреса найдёте в отчёте, — он протянул толстую папку. — Я рад, что наше агентство наконец-то смогло выполнить ваш заказ. — А как рада я. Мистер Бергер, давайте обойдёмся без длительных предисловий. Скажите, где Элен сейчас? — Совсем близко. Три дня назад она покинула Мемориальный центр имени Слоуна-Кеттеринга, здесь, в Нью-Йорке. — Что это? — Онкология… — Что? Ничего не понимаю. — Бейла побледнела. — Она чем-то больна? — Да, как понятно из названия, у Элен рак. Лейкемия четвёртой стадии. Ваша сестра умирает. — Это,наверное, ошибка. Ей всего лишь двадцать один, это не может быть правдой… Как вы сказали?.. Тейлор? Почему она Тейлор? Нет, вы точно ошиблись! — Но тем не менее это так. У вашей сестры фамилия мужа. — Она замужем? — Да, уже три года как, за Эрихом Тейлором. — Эрих? — Бейла вскинула голову. Имя мужа сестры резануло по нервам. — Англичанин? — Нет, француз, участник сопротивления. — Он с сочувствием смотрел на обычно жизнерадостную, а сейчас поникшую молодую женщину. — Вы знакомы с этим человеком? — Тот Эрих, которого знала я, не мог стать мужем еврейки. Он — убийца. — Нет, этот награждён в сорок четвёртом Шарлем де Голлем медалью Сопротивления за «веру и мужество». И именно он спас ваших сестру и мать. — Маму? Она тоже жива? — Голос женщины дрожал, а из глаз текли слёзы. — Я даже не могла надеяться на это. — Нет, Рене Штейншнейдер умерла в феврале сорок третьего от туберкулёза и похоронена в деревне Йевр-ле-Шатель, как я уже сообщал вам ранее. Мне очень жаль, мисс Бейла. Но я должен был сообщить вам это как можно скорее. У вашей сестры осталось не так много времени. Вам нужно успеть проститься… Бейла откинула голову на мягкую спинку кресла, пытаясь остановить слёзы. — Я благодарна вам, очень, но если бы вы нашли её чуть раньше, может быть… — Вы ничем не могли ей помочь, поверьте! — перебил клиентку Бергер. — Это последствия войны. Постоянные нервные срывы, боязнь облав, девочка с мамой долгое время провели в подвале, опасаясь доносов любопытных соседей приютивших их родственников Тейлора. Она больна давно и жива до сих пор лишь благодаря заботливому мужу. — Но почему… — Да потому, что всё происходило во Франции! — снова перебил Бергер. — Сначала пристыженное правительство убеждало преданных, депортированных в лагеря смерти граждан менять фамилии на французский манер. Вот такой вот метод интеграции… Юрист развёл руками. — И Элен из Штейншнейдер стала Стенэ. Потом вышла замуж, сочетавшись браком в небольшом городке на побережье Нормандии, где мы потеряли её след. Записи в мэрии были уничтожены пожаром. Нам просто повезло, что вообще смогли найти её. И именно потому, что миссис Тейлор оказалась в онкологическом центре, где поведала всё, что произошло с ней в годы войны, Лее Лайхтман — волонтёру организации «Объединенный еврейский призыв». — Боже мой, сколько же девочке пришлось пережить… — Как и вам самой, и многим другим евреям. Но вы не попали в газовые камеры, а остались живыми — и это главное! — Ну да, счастливицы… — Бейла горько вздохнула: невозможно понять чужую боль, не прочувствовав её на собственной шкуре. — Нас ведь двое всего из многочисленной родни осталось на этом свете… Элен знает, что я разыскиваю её? — Нет, это ваше право — связаться с ней первой. Я добыл домашний телефон четы Тейлоров. А насчёт счастья скажу так: выжить в той ситуации — уже чудо! У вас растёт сын, а значит, память о родителях будет жить! Самое страшное — безвозвратно потерять прошлое, ведь только оно по-настоящему принадлежит человеку. — Где они живут? — В Атлантик-Сити. — Я должна поехать туда. — Не советовал бы. — Почему? — Вряд ли миссис Тейлор захочет, чтоб вы видели её сейчас, сразу после выписки. Позвоните сначала и договоритесь о встрече. Она имеет право на выбор. Хотите набрать её сейчас? — Нет, я сделаю это дома. Мне тоже нужно время настроиться на разговор. Не хочу её расстроить слезами… Времени на «настройку» потребовалось немало. Душу Бейлы раздирали два совершенно противоположных желания: немедленно связаться с сестрой, услышать её голос, расспросить обо всём, что произошло с ней за годы разлуки и происходит сейчас, и страх… Боязнь услышать совсем изменившийся голос родного умирающего человека и узнать, что всё гораздо хуже, чем описал детектив. Она решилась лишь после второй таблетки успокоительного.