* * * Капитан-лейтенант Оппенхайнц уцелел чудом. Выпустив торпеды – «сто четвертый» тоже благополучно отстрелялся следом, – он скомандовал изменение курса и вышел на палубу, собираясь наблюдать поражение вражеского корабля воочию. В конце концов, ему впервые посчастливилось атаковать столь крупную цель, так что любопытство, кого именно он вот-вот опустит на дно, грызло душу поистине акульими зубами. Вот только дальше все пошло совершенно не так, как планировалось. Сначала с полубака русского крейсера внезапно ударила самая настоящая реактивная «Катюша», и Томас вполне ожидаемо удивился: неужели Советы надеются поразить своими эрэсами идущие под водой торпеды?! Как выяснилось, не только надеются, но еще и поражают: не прошло и нескольких секунд, как над водой поднялось четыре мощных фонтана, по числу выпущенных «угрей». При этом один из реактивных снарядов, судя по всему случайно, воткнулся в палубу «S-104», разворотив дизельный отсек и лишив хода. Осознав, что все пошло не по плану и охотник рискует вот-вот превратиться в дичь, Оппенхайнц отдал приказ на всех парах уходить в открытое море, справедливо полагая, что гоняться за одиноким катером русские точно не станут. В этом он угадал: преследовать последний сохранивший ход «шнелльбот» большевики не стали. Они просто накрыли оба торпедных катера артиллерией. Причем не той башенной установкой, которую Томас разглядел на баке (она в их сторону даже не развернулась), а скорострельным крупнокалиберным автоматом – настолько скорострельным, что не удавалось расслышать ни единого выстрела, лишь какой-то рваный треск. Потерявший ход «сто четвертый» погиб сразу, взорвавшись на собственной торпеде, в которую угодил один из снарядов; «S-102» попытался оторваться, но несколькими секундами спустя и его постигла столь же печальная участь: снаряды русской скорострелки буквально распилили его пополам! Выжить удалось лишь пятерым из трех десятков, среди которых оказался и капитан-лейтенант, к счастью, не успевший вернуться в рубку и оставшийся на палубе, откуда его и сбросило в кипящее от множества попаданий море. А затем пришел моторный катер, куда замерзшего Томаса вместе с остальными уцелевшими втянули мрачные матросы в ярко-рыжих спасательных жилетах, вооруженные какими-то незнакомыми автоматами со складными прикладами и изогнутыми магазинами. С трудом – конечности после недолгого купания в ледяной воде слушались плохо – поднявшись по штормтрапу, капитан-лейтенант оказался на палубе русского крейсера. Оглядеться ему не дали, сразу же потащив внутрь, чему он, откровенно говоря, был только рад, поскольку серьезно замерз. К чести русских, всех пятерых сразу же переодели во флотскую робу, судя по внешнему виду, многократно стиранную, но зато чистую и, самое главное, сухую. И даже выдали по кружке горячего и сладкого чая, что Оппенхайнц оценил особо, заодно подумав, что сам бы он вряд ли так отнесся к поднятым на борт русским морякам. Затем его, как единственного офицера, отвели к командиру корабля, где внезапно выяснилось, что с общением возникли серьезные проблемы: никто на борту не говорил по-немецки… – Ну, и чего делать? – с тоской осведомился у старпома Аксенин, повертев в руке промокшие документы пленного немца. – Ни русского, ни английского он не знает. Не гуглом же переводить? Да и не работает он, поскольку ни сети, ни связи со спутниками по-прежнему не имеется. – Не знаю, командир, – потупился Долгих. – С другой стороны, разве это самое главное? Ты ж его форму видел и документы вон тоже просмотрел. Языка можно не знать, хрен с ним, но даты-то вполне понятны. А самое главное – температура за бортом, а там определенно не август месяц. Двадцать с лишком градусов за несколько минут сбросить – это, знаешь ли, выглядит достаточно странно. Ты ж из рубки выглядывал? Зимнее море ни с чем не перепутаешь. Что думаешь? – Ничего не думаю, – зло буркнул Константин Павлович, с трудом подавив желание закурить прямо на боевом посту. – Или мы все дружно сошли с ума, или Дудин прав и мы каким-то образом провалились в прошлое. Если судить по бумагам этого бундеса – в сорок третий год. – Зато войны не будет, – фыркнул капитан третьего ранга. – Наверняка ж подумал, когда приказ на боевой отдавал, что мы Третью мировую начинаем? – Подумал, – не стал упираться Аксенин. – Но решения своего не изменил, ибо нефиг! Задрали! Нам вообще давно пора кое-кому куда жестче отвечать, и не только в Сирии! – Согласен, – серьезно кивнул Виталий Алексеевич. – Но мы с тобой, к сожалению, не в Генштабе заседаем. Или к счастью? Короче, ладно, ты с Глебом и Юрой[16] переговорил? – Естественно. Казаков в своем репертуаре, спокоен как удав и ждет развития событий. А вот с Павловским какая-то непонятка, утверждает, что в курсе произошедшего, но по радио ничего обсуждать не станет. Отправил к нам начальника особотдела Темрюкского ОБМП и еще кого-то, сказал, они все объяснят. Вон они, собственно, подходят, через пару минут выясним, о чем речь, – командир фрегата кивнул в сторону иллюминатора, в котором был виден швартующийся к борту СКР катер. – Сейчас все и узнаем… В рубку зашли двое – майор морской пехоты в стандартном камуфляже и высокий плотный мужик в старом советском «бутане» без погон и знаков различия. Головного убора у него не имелось, зато на поясном ремне висела кобура, а через плечо была перекинута офицерская сумка, и то и другое – донельзя раритетного вида, словно со старой, времен Великой Отечественной, фотографии. Поверх камуфляжей у обоих наброшены зимние флотские бушлаты, что и понятно: температура за бортом однозначно не летняя. – Майор Ковалев, особый отдел 382-го отдельного батальона морской пехоты ЧФ, – представился первый, четко бросив ладонь к козырьку кепи. – Капитан государственной безопасности Шохин, НКГБ СССР, – сообщил второй, тоже вытянувшись по стойке «смирно». – Разрешите, товарищи офицеры? – Командир корабля капитан второго ранга Аксенин. Проходите, товарищи офицеры… ЧТО? – до Константина дошел смысл предпоследней фразы. – Простите, товарищ капитан, но… что вы сказали? Я не ослышался? – Вы все правильно услышали, товарищ капитан второго ранга, – серьезно ответил Сергей, мазнув быстрым взглядом по застывшему соляным столбом внуку. – Понимаю, что в это сложно поверить, но сейчас сорок третий год. И я действительно сотрудник Народного комиссариата госбезопасности Советского Союза. Шохин чуть виновато улыбнулся, разведя руками в стороны: – Мы на войне, товарищи! Да вы и сами это понимаете – вон как фрицев приголубили, любо-дорого было поглядеть! – просто не готовы сразу принять. Но принять придется, как бы вы этому ни противились. Кстати, с пленными я бы поговорил. Заодно и вы послушаете, убедившись, что я прав. – Знаете немецкий? – первым пришел в себя старпом, переглянувшись с Аксениным. – Знаю, и достаточно неплохо, – не стал запираться контрразведчик. – Работа такая. – Добро, офицер среди выживших только один, сейчас его приведут, я распоряжусь. Вот его документы, сможете перевести, что в них написано? – Долгих протянул Сергею влажное удостоверение и еще какие-то бумаги. – Разумеется. – Шохин быстро проглядел текст. – Капитан-лейтенант Томас Оппенхайнц, первая флотилия торпедных катеров Кригсмаринен, номер катера – «эс сто два», первая буква – сокращение от «шнелльбот», «скоростной катер» по-ихнему. Дислоцируются в Крыму, оттуда и выходят на охоту. Последняя отметка в удостоверении датирована декабрем сорок второго года, два месяца назад. Остальное? Два личных письма, какая-то накладная, еще одна… не думаю, что это вас интересует. Меня – точно нет. – Спасибо, понятно, – кивнул тот. – Да вы присаживайтесь, вон туда. Значит, сейчас и на самом деле сорок третий год? А какое сегодня число… и где мы, гм, собственно говоря, находимся? – Число? Число, если судить по дате на накладной, сейчас семнадцатое февраля плюс-минус пару дней, поскольку бумага выглядит совсем новой и не затертой от ношения в кармане. Точнее спросим у пленного, уж он-то наверняка знает и молчать не станет. Ну, а находимся мы, очень надеюсь, в той же самой точке, где и были, то есть неподалеку от Новороссийска. Поскольку нам с вами, товарищи офицеры, как раз туда и нужно. И вот еще что: товарищ капитан второго ранга, у вас есть флаг ВМФ СССР? Морячки – люди консервативные, так что наверняка найдете. Поднять бы нужно, во избежание будущих непоняток, так сказать… Глава 9. Москва на проводе Геленджик, 18 февраля 1943 года Разумеется, ни в какой Новороссийск корабли не пошли – это взбудораженный всем произошедшим Шохин не подумавши изрек, на эмоциях, так сказать. Да и что им там делать, собственно? Допустим, БДК еще мог беспрепятственно подойти к Мысхако и высадить десант – и глубины, и береговая линия вполне позволяли. Зато «Адмиралу Григоровичу» с «Грайвороном» пришлось бы остаться на рейде, мгновенно вызвав к себе повышенный интерес гитлеровцев. От особо любопытных «интересантов», понятное дело, отбились бы – ни пикировщики, ни торпедные катера серьезной опасности для кораблей не представляли, но на секретности с этого момента можно было смело поставить жирный крест. Поэтому по здравом размышлении приняли решение идти в Геленджик, откуда при помощи местных властей выйти на прямую связь с Москвой, объяснив ситуацию. Тем более капитан госбезопасности твердо гарантировал, что сумеет организовать это по своим каналам, миновав поначалу как штаб Черноморской ГВ, так и всего Закавказского фронта. Понятно, что Тюленев с Петровым все равно окажутся в курсе – а как иначе-то? – но уж пусть лучше им сообщат об этом непосредственно из Ставки. Шохину не то чтобы сразу поверили, но прислушались, развернув корабли на новый курс. Чем все это время занимался Степан? Общался с окончательно офигевшим от столь внезапно изменившейся окружающей обстановки ротным, понятно. Ну, а потом, когда удалось достигнуть полного взаимопонимания (тот бы и рад не поверить, но когда в считаные секунды переносишься из жаркого августа в промозглый февраль, а снаружи еще и идет морской бой, вопросы типа «нет, правда, что ли?!» как-то сами отпадают), накручивал бойцов. В духе фразы из старого советского мультика «баста, карапузики, кончилися танцы». В том смысле, что хотят они того или нет, но вокруг сорок третий год и идет война. Ага, та самая легендарная Великая Отечественная. И теперь это и их война тоже, поскольку Родина у всех одна и оную Родину нужно защищать без оглядки на календарь. Заодно и про свои приключения вкратце рассказал – что-либо скрывать теперь просто смысла не имелось, скорее наоборот. Пацаны, многие из которых с удовольствием почитывали всякие книжки про попаданцев, прониклись, так что санкционированная ротным выдача боеприпасов прошла организованно и штатно. И даже категорическое требование снять шевроны с триколором, оставив лишь нарукавные знаки с якорем на черном поле, вопросов не вызвало. Пока помогали экипажам бээмпэ и бэтээров погрузить БК из расчета «сколько влезет, чтоб не потонуть при высадке», и решали множество неизбежно возникших текущих проблем, прошло больше полутора часов, и корабли застопорили ход на траверзе Геленджика, дожидаясь проводки в бухту… С контрразведчиком Степану удалось недолго переговорить лишь на подходе к базе, когда Шохин вернулся на борт БДК. Капитан госбезопасности выглядел донельзя уставшим – насколько понимал старлей, за время перехода он только и делал, что наставлял на путь истинный командование угодившей в прошлое корабельной группы, вводя их в курс дела… ну, в смысле будущих дел, – но одновременно и счастливым, аж искрил. Алексеев боевого товарища вполне понимал. Одно дело притащить своему руководству кучу сверхценной информации, уже самой по себе способной в очередной раз изменить ход войны, и совсем другое – целых три боевых корабля из далекого будущего. Нет, сам по себе бэдэка был просто приятным подспорьем для защитников Малой земли: полноценная рота морской пехоты, девять БМП-2, три «восьмидесятки» и, вишенкой на торте, четыре САУ 2С1 «Гвоздика» – нехилая силища, однако в масштабах всей битвы за Новороссийск и Тамань не такая уж и супер-пупер вундервафля. Навалять фрицам все это боевое железо может весьма даже неслабо, но в процессе этого самого «валяния», скорее всего, и сама постепенно выйдет в ноль. Против штатной башенной пушки «тройки» или «четверки» противопульная броня не пляшет от слова «совсем» – БМП и БТР с танками не воюют, их дело пехоту в нужное место доставить и огоньком прикрыть. Да и с боеприпасами тоже напряг быстро возникнет – насчет того, подойдут ли для тех же «Гвоздик» нынешние стодвадцатидвухмиллиметровые снаряды, Степан испытывал определенные сомнения. Может, подойдут – краем уха слышал, что во времена чеченских войн артель вполне спокойно использовала старые советские ОФ-снаряды и мины чуть ли не сорок третьего года выпуска, да и на Донбассе подобные случаи тоже бывали, – а может, и нет. Но, скорее, все-таки первое. Вот патроны к башенным КПВТ точно найдутся, зато с бэховской 2А42 – однозначно облом. Как морпех ни напрягал память, так и не сумел вспомнить, существовала ли в СССР этого времени 30-мм автоматическая пушка. Авиационная ВЯ-23 – точно была, на ильюшинских штурмовиках устанавливалась, зенитная 37-мм – тоже, он подобные в этом времени сам видел и за их работой наблюдал. А вот тридцать-мэмэ, походу, пока вовсе не используют… И совсем другое дело – целых два ракетных корабля, даже по меркам Степана – современнейших и несущих на борту очень даже непростое оружие. И речь не только про ставшие знаменитыми в последние годы «Калибры-НК», со страшной силой кошмарившие всяких «бармалеев», – для противокорабельных комплексов цели тоже могут найтись, вовсе не обязательно плавучие, но и расположенные сугубо на берегу. Вон хоть бы нефтяные скважины в румынском Плоешти взять – аж до августа сорок четвертого, когда в город вошли советские войска, это был главный источник нефти для фрицев. Наши их с самого сорок первого с переменным успехом бомбили, но нефть как добывалась, так и добывается. И на этой нефти катаются фрицевские танки и летают самолеты. А вот ежели с полдесятка ПКР прицельно и в нужное место уронить, глядишь, наши будущие союзнички и поскорее отдуплятся, признав, что не ту сторону по собственной глупости выбрали, и не станут еще полтора года сопли жевать… Нет, можно, понятно, сразу Бухарест «откалибровать» или – к чему уж тут мелочиться-то? – и сам Берлин, дальности с лихвой хватит, она ведь на самом деле вовсе не та, что в Википедии для экспортных ракет заявлена. Но это уж исключительно на рассмотрение той самой Ставки, с которой Шохин грозится напрямую связаться. Да, собственно говоря, не только и не столько в самих «Калибрах» дело! В электронике в первую очередь. В электронике и технологиях, опережающих это время как минимум на семь десятков лет. Про возможность перехвата и дешифровки немецких радиосообщений и вовсе говорить не приходится – даже самые совершенные шифры вряд ли станут серьезной проблемой для современных компьютеров, тем более что большинство из них уже больше полувека не являются тайной. А уж про то, СКОЛЬКО всякой интересной информации может найтись в корабельных компьютерах и на личных носителях экипажей, и говорить не приходится! Нет, его-то пацаны на маневры ноутбуки не брали, понятно, максимум смартфоны. Но у флотских вполне могут и отыскаться. А там и книги всякие, в том числе сугубо технического характера, и по истории что-то, и фильмы с прочей музыкой и фоточками, в конце-то концов. Например, документалка вроде тематических серий типа «Военное дело», «Военная тайна», «Крылья России» и так далее. Для этого времени – поистине сверхценная информация, да еще и с соответствующим видеорядом, и у местного заместителя командира корабля по воспитательной части подобные ролики вполне могут оказаться. Если вдумчиво весь этот массив данных перелопатить, наверняка много чего любопытного всплывет. В дополнение к тому, что Шохин накопал и с собой притащил. К слову, на борту СКР вполне может обнаружиться и кое-какая весьма специфическая документация по ядерному оснащению крылатых ракет. Сами-то спецбоеприпасы – вряд ли (хотя кто его знает, он в подобных вопросах откровенно не силен), а вот инструкции по их устройству, техобслуживанию и установке на КР – вполне… – Уф, забегался, сил никаких нет, – выдохнул капитан госбезопасности, усевшись напротив Степана и с наслаждением вытянув ноги. – Ты как, старшо’й? С бойцами поработал? Ротный не сильно выступал? – Да нормально все, Серега, – отмахнулся Алексеев. – На палубе побывали, февральским воздушком подышали – какие еще вопросы? Но особенно пацанов, понятно, полное отсутствие в мобильниках связи с прочим тырнетом впечатлило, тут уж все прочувствовали. – Шевроны сняли? – деловито осведомился Шохин, роясь в полевой сумке. – Не так чтобы все в этом времени в курсе насчет вашего флага, но лучше не нарываться, нам лишние вопросы не нужны, их и без того хватит. Выпить хочешь? Степан с удивлением взглянул на плоскую никелированную флягу объемом никак не меньше полулитра: – Ого, шикарная вещь, откуда? Твоя-то на катере осталась, ежели склероз не изменяет? – Товарищ прапорщик подарил, – ухмыльнулся особист. – Еще и качественным коньяком собственноручно наполнил! Уважает мою контору! – Бинокль тоже? – фыркнул морпех, протянув руку: – Давай, давай, сам же предложил! – А при чем тут вообще какой-то бинокль? – сделал невинные глаза Шохин. – Оптический прибор куплен в долг по просьбе старшего по званию для боевых нужд. Даже расписку соответствующую оставил. Обратится в любое отделение ФСБ, ему деньги и вернут. Ну, по нынешнему курсу, понятно, в моем-то времени рублик куда как крепче был. – Ты чего, серьезно?! – подавившись от неожиданности коньяком, Алексеев закашлялся. – Да шучу я, шучу, – довольно заржал тот. – Неужели поверил?! У тебя, между прочим, шутковать научился, сам бы ни в жисть подобного бреда не выдумал. Ну, продышался, или по спине похлопать? – Нормально. – Сделав еще один небольшой глоток, Степан с сожалением вернул емкость. – Ладно, похихикали – и будет. Что дальше думаешь? Вообще и в частности, так сказать? – А что тут думать? – до хруста в суставах потянулся капитан госбезопасности. – Вот теперь, Степа, мы с тобой таких делов наворотим, что даже представить страшно! И фрицам, мать их фашистскую, небо с овчинку покажется, верно тебе говорю! Одни только эти крылатые ракеты, – незнакомое название особист произносил с видимым удовольствием, словно бы смакуя на языке новое слово, – чего стоят! – Даже не сомневался, что ты оценишь, – фыркнул Степан. – Главное, чтобы нам разрешили их применить. Тут, правда, с точной наводкой проблемы возникнут, спутники-то тю-тю, в будущем остались. Но выход, думаю, можно найти – лазером, там, цель подсветить или по радио с беспилотника навести. В конце концов, инерциальные навигационные системы никто не отменял, и на «Калибрах» они наверняка имеются. Как и спецы, способные вручную составить новый полетный маршрут со всеми необходимыми контрольными точками и финальными координатами. В форточку ракета, конечно, не влетит, но и сильно мимо цели точно не промажет, а БЧ там неслабая. – Про это ты мне потом подробно расскажешь! – мгновенно, как уже бывало раньше, напрягся Шохин. – Серега, да я тут при чем? – пожал плечами морской пехотинец. – Со спецами из «бычка-два» поговори, они тебе все по полочкам разложат. Со всеми техническими выкладками и необходимыми пояснениями. А я в этом деле практически полный профан, даже гаубицу навести не сумею, разве что зарядить да бахнуть прямой наводкой куда-нибудь в направлении противника. И то не факт, что все правильно сделаю. – Да я уж заметил, что не сильно ты артиллеристов фрицевских уважаешь, то склад боепитания рванешь, то саперов, что им позиции готовят, перестреляешь! – улыбнулся Шохин. – Угу, а тот аэродром я из зениток расфигачил, поскольку самолетом рулить не умею, вот и злюсь от чувства собственной неполноценности, – поддержал шутку товарища Степан. – Добро, – кивнул контрразведчик, показывая, что с юмором покончено. – Понял тебя, обязательно с товарищами ракетчиками плотно пообщаюсь. А насчет твоего вопроса… Не переживай, Степа, разрешат! Обязательно разрешат! Иначе зачем тогда все это наше – как ты там говорил, «попадалово»? – вообще нужно? Главное, зазря такое ценное оружие не профукать, а для этого нужно цели как следует подбирать, с пониманием, так скажем… Москва, Кремль, вечер того же дня Товарищ Сталин нечасто видел обычно невозмутимого народного комиссара в столь возбужденном состоянии. Даже походка, которой Лаврентий Павлович зашел в кабинет, дождавшись, пока Поскребышев доложит о его внезапном прибытии, казалась какой-то незнакомой, излишне торопливой. И свою обычную кожаную папку он тоже держал как-то непривычно, словно бы стремясь поскорее от нее избавиться. Это было странно. Тем более по другим каналам Иосиф Виссарионович никакой экстренной информации не получал. Что же могло такого произойти, если наркомвнудел так волнуется? Любопытно… – Здравия желаю, Иосиф Виссарионович! – менять привычный стиль приветствия Берия все-таки не стал. – Здравствуй, Лаврентий. Проходи, садись. Зачем так спешишь, что произошло? Я чего-то не знаю? – Они нашлись, товарищ Сталин, оба! – не стал тянуть наркомвнудел. – Полтора часа назад Шохин вышел на связь по одному из резервных каналов! – Не утонули, значит? – исподлобья взглянув на подчиненного, спокойно уточнил Вождь, будто бы не услышав ничего неожиданного. – Ай, какие молодцы! И где они сейчас? – В Геленджике, но дело не в этом. Они туда… э-э… не одни прибыли! С ними и другие… «гости». Много новых гостей, товарищ Сталин! Три боевых корабля из будущего! Я сейчас объясню…