Москва, Кремль, 20 февраля 1943 года Разговор в высоком – выше некуда – кабинете длился уже третий час. Несколько раз Поскребышев приносил чай с печеньем и бутерброды. Сначала Шохин жутко стеснялся, прихлебывая крохотными глоточками ароматный напиток и не прикасаясь к еде – жевать в присутствии Самого казалось кощунственным, хоть живот и предательски бурчал, поскольку последний раз капитан госбезопасности перекусывал, да и то не особо плотно, еще в Сталинграде, во время дозаправки самолета. В конце концов Иосифу Виссарионовичу это надоело, и он, отставив в сторонку подстаканник, с ироничной улыбкой осведомился: – Товарищ Шохин, почему вы ничего не кушаете? Неужели боитесь, что товарищ Сталин хочет вас отравить? Или считаете, мне приносят некачественную колбасу? – Никак нет, товарищ Сталин! – ошалев от услышанного, стартующей ракетой подорвался со стула контрразведчик. – Как можно?! Просто я не голоден. Э-э… виноват! Коротко дернув рукой, хозяин кабинета вернул Шохина на место и кивнул на тарелку: – Я, разумеется, шучу, товарищ капитан. Но тем не менее перекусите, чай у товарища Сталина, конечно, отличный, но одним им сыт не будешь. А чтобы вы не так сильно стеснялись, можете считать это моим приказом. – Слушаюсь. – Сергей робко взял один из бутербродов. Сталин же, закурив, снова вернулся к изучению доставленных из будущего документов. Точнее, сделанных на лазерном принтере распечаток, которые Шохин изначально разделил на четыре части, упаковав каждую по отдельности. И не просто упаковав, но и надежно загерметизировав на случай попадания в морскую воду, так что с этим морпех угадал. Первая касалась основных битв Великой Отечественной войны и ее итогов, вторая – послевоенных событий и политико-экономического расклада в мире до начала двадцатых годов двадцать первого века, третья – новой военной техники, ракетного, космического и ядерного проектов. А вот четвертая… Четвертая папка была запакована особенно надежно и лаконично озаглавлена «Особо секретно. Не вскрывать. Тов. Сталину И. В. лично в руки». Едва прочитав надпись, Иосиф Виссарионович, не задавая никаких вопросов, убрал ее в верхний ящик стола. Вторая и третья пачки распечаток оказались сдвинуты на самый край стола, а вот первая – немедленно распакована. При этом отказавшемуся от помощи Вождю пришлось потрудиться, поскольку канцелярский нож для корреспонденции оказался неспособен справиться с несколькими слоями полимерной стрейч-пленки и наложенного внахлест широкого скотча. Остановив дернувшегося было помочь особиста, Сталин, пробурчав под нос какую-то фразу на грузинском, воспользовался ножницами. С интересом помяв в руках снятую упаковку, он аккуратно отложил ее в сторону, занявшись просмотром документов. В первую очередь, разумеется, уделив особое внимание событиям января-марта сорок третьего года (Сергей мысленно похвалил себя за то, что догадался не только рассортировать информацию по датам и годам, но и озаглавить каждый раздел). Ну, а затем и начался тот самый разговор, что длился уже больше двух часов. И в первую очередь Иосифа Виссарионовича, как ни странно, заинтересовала вовсе не информация о грядущих сражениях. Вождь просто попросил Шохина подробно рассказать обо всем, что он видел в будущем, делая основной акцент на личные впечатления и выводы. Как одеваются, общаются и ведут себя люди, что и по каким ценам продается в магазинах, на чем ездят на работу, о чем говорят – и так далее. Поначалу еще не освоившийся в кремлевском кабинете Сергей сильно робел, откровенно не понимая, что во всем этом может быть важного, коль на столе лежит поистине бесценная информация, способная изменить ход войны и всего послевоенного мира. Но затем до него внезапно дошло. Ведь Сталин знает, что произошло с Советским Союзом, об этом ему рассказал… ну, в смысле, написал Алексеев! Знает – и потому пытается понять, что именно изменилось в людях, так легко принявших эту катастрофу. И в этой оценке ему важно мнение не родившегося уже после распада СССР Степана, а исключительно человека из ЕГО собственного времени… И Шохин с готовностью рассказывал. Про встреченных сразу после переноса в будущее пляжниц в нескромных одежках и мобильные телефоны. Про военных реконструкторов, за которых они со старлеем себя выдавали. Про старого сапера Пчелина и поисковиков с их музеем, где обнаружился его собственный пистолет и фотография с погибшими при высадке, но все еще живыми морпехами. Про диковинные автомобили и угловатые, с огромными окнами троллейбусы. Про продуктовые и промтоварные магазины и интернет, где можно найти практически любую информацию, кроме разве что самой секретной. Про Новороссийск и Темрюк. Про свое проникновение в расположение 382-го ОБМП, знакомство с комбатом Ткачевым и придуманный для объяснения исчезновения старлея Алексеева план. Про пандемию коронавируса и ее последствия. Про большой десантный корабль, ракетный фрегат и их экипажи. В общем, много о чем рассказывал. До тех пор, пока Иосиф Виссарионович его не остановил: – Спасибо, товарищ капитан, достаточно, я примерно понял. Теперь мне будет о чем подумать на досуге. Отдохните, попейте чаю, вы совсем охрипли. Гм, а ведь, похоже, наши потомки не особенно-то и сожалеют о распаде Советского Союза? – Не совсем так, товарищ Сталин, – осторожно ответил Шохин. – Те, кто постарше, – однозначно сожалеют, а вот молодежь… Они выросли уже в этой стране и просто не знают о том, как было раньше. Да, собственно, не в этом дело. Вторая папка, товарищ Сталин. Начиная с… гм… пятидесятых годов и дальше, – контрразведчик так и не смог заставить себя произнести страшную фразу «с вашей смерти». – Вам необходимо сперва ознакомиться с информацией и лишь затем делать выводы. Вы все поймете. – Разумеется, ознакомлюсь, – кивнул Вождь, задумчиво постукивая чубуком потухшей трубки о край пепельницы. – Но ведь есть еще и четвертая, так? Что в ней, товарищ Шохин? Шумно вздохнув – ну, вот и все, момент истины, так сказать! – капитан госбезопасности решительно ответил: – Полная информация о вашем окружении, товарищ Сталин, и не только о нем. Я не вправе давать вам советов, но с ЭТИМ следует ознакомиться исключительно лично. Поскольку от этих сведений, скорее всего, зависит не только ваша судьба, но и будущее нашей страны после победы над фашистами. Да и всего мира тоже. – Учить он меня будет… – помолчав несколько секунд, негромко пробурчал Иосиф Виссарионович, глядя в стол. – Товарища Сталина учить не нужно, товарищ Сталин и сам кое-чего понимает… И задал вовсе не тот вопрос, что ожидал Сергей: – Кстати, насчет нашей победы. Ваш старший лейтенант писал, что мы победим девятого мая сорок пятого? – Так точно, писал, – согласно кивнул Шохин, отметив это самое «ваш». Еще бы понять, что именно подобное означает в устах Самого… – Но это произошло в его родном мире. Здесь, как мне кажется, все будет несколько иначе. И победить мы теперь однозначно должны раньше! – В его мире? – мгновенно выделил главное Сталин, заинтересованно взглянув на собеседника. – Поясните, товарищ Шохин, что вы имеете в виду? У нас что, теперь не один мир, а несколько? – Согласно предположению Степана… виноват, товарища старшего лейтенанта Алексеева и объяснениям товарища прапорщика, речь может идти о так называемых «параллельных мирах». Изначально термин придуман писателями-фантастами, но в целом эта теория показалась мне достаточно реалистичной и правдоподобной. Помните, я рассказывал про фотокарточку из поискового музея? Двоих из запечатленных на ней бойцов, старшину Левчука и красноармейца Аникеева, я знаю лично, и они абсолютно точно не погибли четвертого февраля во время морского десанта, как было написано в пояснении. Что однозначно доказывает факт существования как минимум одного параллельного мира… товарищ Сталин, разрешите показать наглядно? Так будет значительно проще. Мне нужен лист бумаги и карандаш. – Разрешаю, – заинтересованно кивнул Вождь, протягивая требуемое. – А заодно расскажите, каким образом вы сами попали в будущее и затем вернулись обратно? Этим, хм, процессом можно управлять? Про то, что об этом вкратце писал старший лейтенант, я помню, но там все как-то уж слишком сумбурно и непонятно. Мне кажется, вы сумеете рассказать более подробно, ведь так? – Постараюсь, товарищ Сталин, – скрыл тяжелый вздох контрразведчик. – Но должен сразу сообщить, ни я, ни товарищ старший лейтенант и сами ничего точно не понимаем. – И все же постарайтесь. Я внимательно слушаю, товарищ капитан… – Значит, нет никакой, – Иосиф Виссарионович хмыкнул, – «машины времени»? Просто спасательный круг с застрявшей в нем немецкой пулей? – Так точно, товарищ Сталин. Мы с товарищем старшим лейтенантом предположили, что дело именно в нем. По крайней мере, об этом говорят факты – во время всех перемещений этот круг постоянно находился рядом с нами. А до того – рядом со старшим лейтенантом. – И где он сейчас? – усмехнулся Сталин, глаза которого при этом оставались настороженно-холодными. – Везти его сюда я посчитал опасным, оставив на борту «Адмирала Григоровича», в сейфе командира корабля. Капитану второго ранга Аксенину я никаких подробностей, разумеется, не раскрывал. – Разумное решение, – согласился Иосиф Виссарионович, заметно расслабившись и занявшись набиванием трубки: похоже, сама мысль о том, что непонятный артефакт может оказаться в Москве, ему категорически не понравилась. – Хорошо, товарищ Шохин, я вас понял. И считаю, что вы поступили абсолютно правильно. Возможно, мы еще вернемся к этой теме, но не сейчас. К слову, вы очень доходчиво объяснили мне суть теории этих самых… параллельных миров. Товарищ Сталин, конечно, не физик и, гм, не писатель-фантаст, но мне кажется, нечто подобное вполне может оказаться правдой. Особенно в свете тех доказательств, что вы привели. Оставим это, сейчас речь пойдет о другом. Вождь замолчал, закуривая. Сделав несколько затяжек, продолжил: – Сейчас мы поговорим вот про эти документы, касающиеся успешно продолжающейся в настоящий момент Харьковской операции. Поскольку именно вы их и подготовили, интересует ваше мнение, товарищ Шохин. Можете не стесняться, я уже дочитал до конца. Поколебавшись пару секунд – а чего, собственно, стесняться-то? Он и без того много чего наговорил, а когда Иосиф Виссарионович вскроет ту самую папку, его судьба и вовсе полностью и бесповоротно окажется в его руках (ха, смешно, как будто бы сейчас не так!), – контрразведчик решительно ответил: – Товарищ Сталин, единственный шанс избежать еще одной сдачи города – немедленно прекратить наступление и встать в глухую оборону! Иначе снова потеряем Харьков. Сейчас двадцатое, собственно, уже почти двадцать первое, до начала немецкого контрудара почти неделя, еще можно успеть. Но изменить что-либо сможете только вы. – Я вас понял, товарищ Шохин, – глухо сообщил Вождь. – И более того, пришел к такому же выводу. На сегодня разговор закончен, вас проводят. Скорее всего, вскоре вы снова понадобитесь, поэтому вас разместят в этом здании. Полагаю, не стоит напоминать, что о содержании нашего разговора никто не должен знать? Даже ваше непосредственное начальство? – Но… как же, товарищ Сталин?! – опешил контрразведчик. – Ведь я сотрудник наркомата государственной безопасности и… Усмехнувшись в прокуренные усы, Иосиф Виссарионович поднял ладонь: – Ввиду особых обстоятельств с этого момента вы находитесь в подчинении Ставки Верховного главнокомандующего и меня лично, с присвоением очередного звания майор государственной безопасности, поскольку официально остаетесь сотрудником своего наркомата. Соответствующие документы будут подготовлены через час. Теперь вы, товарищ Шохин, мой личный представитель и консультант по вопросам… ну, скажем так, контактов с нашими… «гостями». По всем вопросам докладывать лично мне. Вопросы? – Вопросов не имею, – сдавленно выдохнул Сергей, еще не до конца осознавший произошедшие с ним поистине головокружительные перемены. – Благодарю за присвоение очередного звания, товарищ Сталин! Служу Советскому Союзу! – Вы свободны, товарищ майор. Ступайте, вас проводят и разместят. До свидания. – До свидания, товарищ Сталин! – На непослушных ногах дойдя до дверей кабинета, особист вышагнул-выпал в приемную. Сидящий за своим рабочим столом Поскребышев равнодушно поднял бритую голову: – Все нормально, товарищ капитан государственной безопасности? Хорошо. В коридоре вас ожидают, проходите. – Благодарю, Александр Николаевич, – вовремя припомнив, как зовут бессменного сталинского секретаря, кивнул Сергей, чуть пошатываясь, выходя из приемной… Отложив в сторону докуренную трубку, товарищ Сталин в который раз просмотрел лежащие перед ним листы качественной бумаги с текстом и черно-белые карты, распечатанные каким-то неведомым способом – Шохин назвал его «лазерным принтером». Про лазеры Иосиф Виссарионович не слышал, видимо, очередной англицизм, которых у потомков, как он успел заметить, встречалось великое множество. А вот второе слово было знакомо. Старавшийся быть в курсе любых технических нововведений, Вождь помнил про английского математика прошлого века Чарльза Бэббиджа, на основе разработок которого лет двадцать назад американцами был создан первый работоспособный печатный механизм под названием «Uniprinter», работавший наподобие пищущей машинки. Подобные были известны и в СССР. Что ж, новоиспеченный майор госбезопасности прав: сейчас шансы изменить ход событий еще имеются, и шансы эти достаточно серьезные. В первую очередь нужно немедленно связаться с Ватутиным, чтобы он притормозил продвижение своих танковых корпусов. Затем отдать приказание Павлову за день-два перебросить 25-й ТК из-под Запорожья в Синельниково, до которого всего-то три десятка километров и которое попадет в окружение только 22 февраля, и Павлоград, захваченный фашистами днем позже. Заодно и в плен не попадет. Вряд ли они продержатся достаточно долго против Второй танковой дивизии СС «Рейх», бомбардировочной авиации и еще двух подходящих с востока ТД, но упорная оборона Синельниково и Павлограда в течение нескольких следующих дней позволит выдернуть из кольца будущего окружения как минимум две стрелковые и две гвардейские дивизии. Дальше нужно отвести эти четыре дивизии к Лозовой, подготовив оборону и опираясь при этом на оставшиеся на складах еще с сорок первого года солидные запасы 122 и 152-мм боеприпасов. Если документы не врут и эти снаряды там и на самом деле имеются, нужно будет подбросить еще и артиллерии. Одновременно передать Третью танковую армию генерал-лейтенанта Рыбалко в состав Юго-Западного фронта – согласно информации из будущего, это произошло только 28 февраля, когда было уже поздно. Но если сделать это в течение ближайших дней, удастся сосредоточить достаточно мощный танковый кулак под единым командованием. В конечном итоге имеется весьма серьезная вероятность отсрочить немецкое контрнаступление минимум на неделю и удержать Харьков, встретив гитлеровцев мощной обороной, особенно если усилить ее переброшенными из резерва частями. Реально? Судя по лежащим перед ним документам – называть их по примеру Шохина «распечатками» Иосифу Виссарионовичу категорически не нравилось, уж больно слово какое-то несерьезное, – вполне. Собственно, документы документами, но ведь никто не запрещает разработать на основе полученных сведений новые планы? Времени, правда, совсем в обрез, но и упускать подобный шанс никак нельзя, категорически невозможно. Зато в случае успеха расклад и диспозиция сил на момент летнего наступления может всерьез измениться, ведь именно из-за потери Харькова и возник южный фас Курской дуги, о которой писал старший лейтенант Алексеев в прошлый раз… Поколебавшись еще мгновение, товарищ Сталин убрал со стола все ненужное, оставив лишь документы, касающиеся Харьковской наступательной операции. Скользнув взглядом по верхнему ящику стола, раздраженно дернул головой: нет, ЭТО пока может и подождать! У него еще будет время ознакомиться с содержимым этой папки. Но – позже. Сейчас на первом месте Харьков и Новороссийск. Подняв трубку внутреннего телефона, вызвал секретаря: – Александр Николаевич, вызовите ко мне товарища Шапошникова, немедленно. Что, Берия звонил? Хорошо, пусть тоже приезжает… Положив трубку и откинувшись на спинку кресла, Иосиф Виссарионович усмехнулся. Лаврентия понять можно, в конце концов, это его человек обнаружил «гостя из будущего» и вошел с ним в контакт. Вот только первым поговорить с Шохиным он должен был сам, без свидетелей, и наркомвнуделу придется с этим смириться. Во всех смыслах. Едва ли не против воли Сталин снова вспомнил про ту самую папку. Неужели и Лаврентий ТАМ есть? Собственно, что значит «неужели»? Какой глупый вопрос! Разумеется, есть, поскольку однозначно входит в самое ближнее окружение. И ему очень не хочется узнать про товарища что-то нехорошее; что-то, о чем он даже не подозревает, несмотря на все старания Власика… и не только его. Немного успокаивает одно – Алексеев в своих «воспоминаниях о будущем» Берию очень хвалил, называя не слишком понятным словосочетанием «лучший кризис-менеджер двадцатого века» и утверждая, что тот оказал огромное, едва ли не решающее влияние на реализацию советского ядерного и ракетного проектов. Так что поглядим и, что бы ни оказалось в тех документах, подумаем, прежде чем принимать окончательные решения. Пока без Лаврентия никак нельзя, слишком многое он на себе тянет, причем кое-что практически единолично. Но и Шохина он ему уже не отдаст, поскольку тот тоже слишком уж многое знает… Хозяин кабинета хмыкнул: вот, к слову, насчет этого самого «менеджера», как назвал старлей народного комиссара. В языке потомков появилось огромное количество англицизмов, интересно почему? Могущество и давление англосаксонского мира в будущем настолько велико, что оказывает влияние даже на современный – для старшего лейтенанта, в смысле, современный – русский язык? Собственно, об этом Алексеев тоже писал. Плохо. Очень и очень плохо. И с этим тоже нужно будет что-то делать. Не с англицизмами, понятно, а с их источником. Но не сейчас, когда мы с островитянами и американцами, – Сталин досадливо поморщился, – союзники, а после войны. Зазвонивший телефон внутренней связи оторвал Иосифа Виссарионовича от размышлений. Выслушав доклад секретаря, Вождь распорядился: – Пусть Лаврентий зайдет. Когда прибудет Борис Михайлович[18], пропустите без доклада, я его жду… Глава 13. Прорыв Геленджик – Новороссийск, 22 февраля 1943 года «Новочеркасск» догнали меньше чем за час – сказалась разница в скорости. И, завидев в паре кабельтовых знакомые обводы корпуса с плавно задранным носом и белыми цифрами «142» на борту, Степан расслабленно выдохнул. Хотя переживал он по большому счету зря: ни летающие, ни плавающие фрицы во время перехода не беспокоили. Первые, видимо, неслабо получили по зубам над плацдармом и сейчас либо вернулись на аэродром зализывать раны и пополнять боекомплект, либо упокоились в каменистой новороссийской землице или на морском дне. Вторые же тихо-мирно сидели в своих крымских базах, дожидаясь ночи, когда можно будет выйти на относительно безопасную охоту. Так ли все обстояло в реале, Алексеев понятия не имел, но и текущее положение дел его более чем устраивало. Дошли – и ладно. Особенно с учетом того, что раненые чувствовали себя неплохо. Даже Вешняков, получивший в спину осколок, после введения противошокового и перевязки пришел в себя. За контуженных же близким взрывом Руднева со Степановым старлей и вовсе не переживал: через несколько часиков оклемаются, по себе знает… ну, в смысле, помнит. А вот Серега уже в любом случае отвоевался, с перебитыми ребрами и застрявшим пониже правой лопатки осколком в бой не пойдешь. Ничего, медслужба на БДК работает штатно – и не предусмотренную морпеховской анатомией железяку извлекут, и рану заштопают, и антибиотики с прочей необходимой фармакологией образца двадцать первого века вколют…