Ответить капитан третьего ранга не успел, прерванный резким зуммером полевого телефона. Переглянувшись с товарищем, поднял трубку: – Кузьмин, у аппарата. Не понял, повторите. Еще раз, плохо слышно. Что? ЧТО?! Понял, конец связи. Слегка растерянно взглянув на напрягшегося Куникова, произнес: – Гитлеровцы нанесли массированный удар в направлении оборонительного рубежа в районе балки Адамовича и цементного завода «Октябрь». Ситуация крайне тяжелая, применяется бронетехника и артиллерия, у нас большие потери. Угадал ты, стало быть, товарищ майор… накаркал, можно сказать… Глава 14. Высадка Новороссийск, район цементных заводов, 23 февраля 1943 года Глядя, как с неслышным в реве полутора десятков запущенных движков лязгом раздаются в стороны створы носовых ворот и опускается аппарель десантного устройства, старлей Алексеев невесело усмехнулся. Что ж, вот его и накрыло очередным – которым уж по счету? – дежавю. Все это в его жизни тоже уже происходило, причем совсем недавно. Вот только в прошлый раз происходило словно бы понарошку, когда и противник условный, и патроны холостые, и смерть кого-то из бойцов – огромное ЧП с последующим муторным выяснением обстоятельств случившегося и наказанием причастных к инциденту, а не безликая цифра в перечне безвозвратных потерь подразделения. Зато сейчас – серьезней некуда. Поскольку впереди ждал затянутый мутным маревом поставленной катерами сопровождения дымовой завесы, вспыхивающий короткими всполохами сотен разрывов восточный берег Цемесской бухты. Низкое, набухшее тяжелыми тучами предрассветное небо, над которым расцвечивали трассеры пулеметных очередей и осветительные ракеты. По ушам ударил тяжелый гул канонады, пробивающийся даже сквозь наушники наглухо застегнутого шлемофона. Исцарапанная гусеницами аппарель прошла горизонталь и с хрустом опустилась на влажную гальку. Ворвавшийся в танковый трюм ледяной февральский ветер, пахнущий йодом, сгоревшим порохом и едкой химией дымсмеси, разметал скопившиеся внутри клубы солярных выхлопов. Все, пора. Взглянув на напряженного Никифорова, старлей хлопнул мехвода по плечу: – Санек, вперед. Да расслабься ты, на берег же высаживаемся, плыть не придется. Ну, готов? Па-а-аехали… Взрыкнув дизелем, «восьмидесятка» плавно тронулась с места, прокатившись по наклонному пандусу и съехав на узкий каменистый пляжик. Раскидывая колесами гальку, свернула направо; три БМП первого взвода рванули следом, освобождая дорогу бэтээру взводного-два и его бэхам, двинувшимся левее. Третий взвод высаживался последним, прикрывая «Гвоздики» и позволяя саушкам безопасно занять предусмотренную для них позицию. Поскольку из-за переданной предкам бронетехники он лишился сразу двух штатных единиц, одной бэхи и бронетранспортера, его было решено оставить в резерве, введя в бой в самом крайнем случае. Последними из чрева готовящегося закрыть створы и отработать малый назад БДК появились бойцы в обычных для этого времени ватных куртках и шинелях, с пистолетами-пулеметами в руках, устремившиеся за бронетехникой – приданное усиление из состава стрелкового полка внутренних войск НКВД, который охранял корабль в Геленджике. Или, что скорее, не совсем усиление, а прикрытие на случай всяких разных нехороших ситуаций. Старлей, наплевав на касающиеся безопасности наставления оставшегося на борту ротного, высунулся из люка. С удовлетворенным хмыканьем прикинув, что высадка прошла идеально – никто не заглох, не наподдал бронированным лбом в не менее бронированный зад товарища (в хорошем смысле, понятно) и не перепутал, куда именно сворачивать и на чьи габариты при этом ориентироваться. Да и временной норматив не то что выполнили – перевыполнили, блин! Как минимум раза в два! Вот что страх с прочей командирской накачкой-то делает: хрен бы в условиях маневров все так гладко прошло. Зато, когда знаешь, что в любой момент можешь словить в хилую противопульную броню фашистский снаряд или мину неслабого калибра – зря он, что ли, чуть не полчаса про свои покатушки на трофейном танке рассказывал?! – мозги как-то сразу встают на свои места. И ответственность появляется, и прочие боевые навыки начинают работать на уровне рефлексов. Хотя насчет фрицевских снарядов с прочими минами это он так, ради красного словца упомянул. После того как по гитлеровцам тремя полными залпами в сорок стволов отработал «Град-М», а после точечно добавили скорострельные стомиллиметровые артустановки А-190-01 фрегата и малого ракетного корабля, вряд ли они вообще обратят внимание на какую-то непонятную движуху на берегу. Особенно когда в порту происходит нечто абсолютно непонятное, больше всего похожее на подготовку к высадке морского десанта – иначе с чего б большевикам долбить по молам и береговым укреплениям торпедами и дальнобойной артиллерией? Да и непонятный корабль, если его вообще хоть кто-то заметил в полосе поставленной дымзавесы, уже отвалил, полным ходом выходя из бухты. Странный какой-то корабль, видимо, потерявший управление и оттого едва не выбросившийся на берег. Но сегодня русским повезло, и они, осознав ошибку и ухитрившись не пропороть днище и не затонуть на мелководье, сумели уйти. Действительно повезло, что тут еще можно сказать?.. Степан усмехнулся. За неимением времени составленный буквально на коленке план высадки кое в чем напоминал то, что в его времени произошло в сентябре сорок третьего. Удар торпедами, выпущенными прорвавшимися в бухту быстроходными катерами, недолгий, но достаточно массированный артиллерийский налет… на этом совпадения, собственно говоря, и заканчивались. Но и этого должно было хватить, чтобы отвлечь фрицев, заставив их хоть ненадолго, но поверить в начало масштабной операции по освобождению города. Малоземельцы тоже в стороне не остались, сымитировав попытку прорыва со своей стороны. Судя по тому, что «Новочеркасску» удалось спокойно и без потерь выгрузить технику и людей, гитлеровцы купились, судорожно готовясь к отражению внезапной атаки на всем протяжении порядком порушенной и зияющей откровенными дырами линии обороны… – Саня, притормози, нужно десант принять, – выйдя на общую волну, морпех продублировал приказ командирам БМП-2. Боевые машины сбросили скорость, дожидаясь, пока нагнавшие их бойцы стрелкового полка НКВД заберутся на броню. Убедившись, что все на борту и намертво вцепились в поручни, не собираясь сдуру падать под колеса и гусеницы, Степан разрешающе отмахнул Никифорову. Мельком подумав, что тем, кто поедет на бээмпэшках, с непривычки придется куда как сложнее, поскольку держаться там практически не за что, чай, не тридцатьчетверки последних выпусков, на которых наконец-то додумались приваривать десантные скобы. Вот, кстати, любопытно, отчего на ранних советских танках, равно как и на фрицевских панцерах, они изначально не предусматривались? Вроде бы возить десант на броне – более чем разумное решение. И пехоте проще, поскольку мобильность повышается и прикроют в случае чего… – Двигаем в заданный квадрат, это, как я понимаю, примерно вон туда. Только шибко не газуй и гляди, куда едешь, тут бои уже полгода идут, на земле всякого дерьма полно. Если покрышки порвем, никакая автоподкачка не справится. Вперед. Главное, проводника не пропустить, нас обещали встретить. Еще бы знать, как этого самого встречающего высмотреть. В этот момент по броне несколько раз гулко стукнули затыльником приклада. Снова высунувшийся из люка Алексеев встретился взглядом с бойцом со знаками различия сержанта ГБ: – Тарщ старший лейтенант, сержант госбезопасности Климкин, разрешите доложить! Вон наш проводник, фонариком сигналит. Нужно малость правее взять, видите, где вагоны разбитые стоят? Там линия местной «железки» проходила, на карте она отмечена. – Вижу, – кивнул Степан, припомнив, что это нагромождение сгоревших до остова, изрешеченных тысячами пуль и осколков железнодорожных вагонов он уже видел. Не воочию, понятно, а на старых хроникальных фотографиях времен… ну, собственно, понятно, каких именно времен. Один из них вроде бы даже установлен в качестве памятника на местном мемориале. – И карту помню. Добро, принял. Да, сержант, если под обстрел попадем – мигом с брони и залегаете, мы маневрируем и прикрываем огнем. Только помните, что нам изнутри ни хрена не видно, так что под колеса не суйтесь. У бээмпэ, что следом идут, обзор еще хуже, имей в виду. – Не переживайте, товарищ командир, – хитро усмехнулся тот. – Нас сюда с Кавказа перебросили, все обстрелянные да опытные. Справимся. Еще и вас, случись что, прикроем. – Договорились, – мотнул головой Алексеев, ныряя обратно в люк и захлопывая крышку. – Санька, давай чуток правее, видишь, фонариком сигналят? Там снова притормозишь, подхватим нашего провожатого, не пешком же ему нам дорогу показывать. – Вроде бы… – сдавленно буркнул мехвод, подворачивая штурвал и слегка увеличивая скорость. Обернувшись назад, Степан оглядел сидящих в десантном отсеке бойцов. Его бойцов, принадлежащих двум разным временам, но по прихоти военной судьбы оказавшихся в одном бронетранспортере. Разведчиков. Сержанта Васильева, ефрейтора Старостина, рядовых Семенова и Иванова. Старшину Левчука, старшего сержанта Баланела, ефрейтора Ивченко и красноармейца Аникеева. Сводное отделение морской пехоты. На один – вот этот самый – бой. Как так получилось? Благодаря фрицам, решившимся на достаточно авантюрный прорыв, понятно. Впрочем, обо всем по порядку… Борт БДК «Новочеркасск», 22 февраля 1943 года – Вот это и есть местный гальюн, Семен Ильич, пользуйся на здоровье. Потом бойцов сопроводишь, чтобы по кораблю не шарились, у них, как я понимаю, тоже на клапан давит. Дорогу запомнил? Ну и хорошо, а я пока… Степан не договорил, прерванный ожившим динамиком внутренней связи: – Капитану Руденко, старшему лейтенанту Алексееву, лейтенантам Рукину и Бределеву – немедленно прибыть к командиру корабля. – Во, слышишь, Степа, тебя вызывают, видать, случилось чего, – невозмутимо прокомментировал Левчук, с интересом разглядывая устройство корабельного санузла. – Ты беги, старшо́й, а до кубрика я и сам дотопаю, не заблужусь. И по секретному кораблю тоже зазря шариться, как ты выражаешься, не стану. – Ага, давай, – рассеянно хлопнув товарища по плечу, Алексеев рванул в направлении боевой рубки. Пытаясь по дороге угадать, что же такого экстренного могло произойти, коль срочно потребовался не только комроты, но и все трое взводных. Наверное, из Москвы какой приказ пришел или даже Серега с новой информацией из той же самой столицы неожиданно вернулся. Как выяснилось немногим позже, когда Степан торопливо откозырялся корабельному командованию и ротному, он не угадал. Никакого приказа Ставки не было. А было сообщение о внезапном немецком контрударе в направлении района цемзаводов и идущих там тяжелых боях. И просьба командования Закавказского фронта и Черноморской группы войск о помощи в купировании прорыва. Подписанная, что немаловажно, сразу обоими командующими, генералом армии Тюленевым и генерал-лейтенантом Петровым, которые – учитывая сам факт полученной радиограммы, – вероятнее всего, уже были в курсе того, откуда именно появился БДК. Хотя последнее вовсе не факт: им тоже могли озвучить версию про Тихоокеанский флот и прибывший оттуда новый десантный корабль с ротой морпехов и «экспериментальной» техникой на борту, оттого и попросили помощи. Из всего услышанного старлей сделал два вывода. Во-первых, гитлеровцы, получив по зубам на Малой земле, ухитрились практически мгновенно ввести в действие запасной план, к сожалению, пока развивающийся достаточно успешно. А вот в то, что наступление на плацдарм изначально было отвлекающим маневром, Степан не верил ни секунды, поскольку более-менее разбирался в местных реалиях и раскладе сил. Другое дело, отвлечь противника неожиданным ударом, заставить засуетиться, перебрасывая силы, после чего снова долбануть в районе Станички – Мысхако. Если при этом еще и карту вспомнить, то окажется, что из района цемзаводов очень даже удобно прицельно обстреливать Малую землю. Вряд ли подобная лафа для фрицев продлится долго, поскольку помощь подойдет быстро, да и наша авиация, когда рассветет (и если метеоусловия позволят), свое слово скажет, но для успешного прорыва малоземельской обороны этого времени вполне может и хватить. Отстреляются практически прямой наводкой по тылам и складам боеприпасов (особенно тех, что доставил «Новочеркасск» и которые за неимением времени просто не успели рассредоточить и доставить в укрытия), отработают с двух сторон по переднему краю (не все ж немецкие батареи наши артиллеристы с прочими летунами вынесли?) и попрут вперед. И вовсе не факт, что на этот раз малоземельцы удержатся. А если и удержатся, что вероятнее всего, то на каком именно рубеже? Несколько недавно захваченных кварталов вполне могут и потерять. А во-вторых, Ставка, судя по всему, или вовсе не в курсе инициативы комфронта и руководства ЧГВ, или пока что не приняла окончательного решения. Которое практически со стопроцентной вероятностью окажется отрицательным – товарищ Сталин наверняка уже ознакомился с привезенными Шохиным документами и потому прекрасно осознает, чем может грозить попадание к немцам «гостей из будущего» вместе с техникой и образцами вооружения… – Товарищи офицеры, – капитан второго ранга Павловский оглядел присутствующих. – Информацию, касающуюся просьбы командования фронта и текущей боевой ситуации в районе Новороссийска я до вас довел, – кап-два коротко кивнул в сторону спроецированной на настенный экран карты, насколько понимал Степан, местной, наскоро отсканированной и переведенной в цифровой формат. – Полагаю, вероятные перспективы немецкого контрудара всем ясны. Прорыв в районе цементного завода «Октябрь» вполне может являться отвлекающим маневром, скрывающим истинную цель наступления. Которой станет плацдарм Малая земля. Но даже если это и не так, обстановка в районе Новороссийска в любом случае складывается достаточно катастрофически. Услышав пару последних фраз, Алексеев лишь мысленно хмыкнул: похоже, его предположения не столь уж и далеки от истины. Собственно, чему удивляться? Все ж на поверхности лежит – никакой супер-пупер закрученной многоходовки фашисты и не планировали, отрабатывая наиболее вероятный вариант развития событий: не удастся с ходу взять Малую землю, попробуем обходным путем… – Это, так сказать, первое, – подытожил меж тем Павловский. – Теперь второе. Юридически мы на данный момент не подчиняемся ни Ставке Верховного главнокомандующего, ни командованию Черноморского флота или Закавказского фронта, поскольку находимся на территории СССР нелегально, без какого-либо официально оформленного статуса. Проще говоря, никто не может отдавать нам приказы, равно как и мы не имеем права отдавать распоряжения местным гражданским и военным органам. Переговоры и подписание соглашения, касающегося условий нашего дальнейшего пребывания в этом, гм, времени, должны были произойти завтра, когда из Москвы прибудет полномочный представитель СВГ со всеми необходимыми бумагами. Соответственно, сегодня, – это слово кап-два выделил особо, – мы можем либо выполнить переданную нам просьбу и помочь в ликвидации вражеского прорыва, либо дожидаться оформления документов. И, как я подозреваю, товарищ Сталин однозначно поддержал бы именно второй вариант. С этим понятно? – Так точно, понятно, – нестройно ответили морские пехотинцы. – Тогда третье, – переглянувшись со старпомом и майором Королевым, продолжил кап-два. – Я обсудил ситуацию с командирами «Адмирала Григоровича» и «Грайворона», Аксенин и Казаков и сейчас на прямой связи. Кстати, наш разговор записывается, так что прошу обойтись без… резких слов. Оба однозначно считают, что мы не имеем права оставаться в стороне. И я, откровенно говоря, с ними согласен. Но воевать с немцами и румынами на берегу предстоит вам и вашим бойцам, поэтому прямого приказа я отдать не могу – просто не имею права, в том числе и морального. Доставить до места десантирования и поддержать огнем – однозначно, вместе с фрегатом и малым ракетным мы гарантируем безопасную высадку, расчистим дорогу и надежно прикроем от атак с воздуха в радиусе километров пяти, возможно, даже больше. С технической стороны операцию тоже обеспечим всем необходимым, и связь противнику подавим, и радиолокаторы с вертолетом и беспилотниками, в том числе дальнего радиуса, задействуем. Так что вслепую воевать не придется, вглухую тоже – ваша связь работать будет, частоты оговорим. Но с принятием окончательного решения! Думайте сами, товарищи офицеры. Только имейте в виду, времени мало, максимум через час-полтора корабль должен выйти в море. Если, конечно, вообще выйдет. Павловский неожиданно взглянул на Степана, с легкой усмешкой добавив: – Товарищ старший лейтенант, про ваши недавние приключения я уже в курсе. И прекрасно представляю, какое именно решение приняли бы именно вы. Но хотелось бы сперва выслушать мнение капитана Руденко и остальных взводных. Ну, и товарища майора, разумеется. – Мое мнение вам известно, – мрачно буркнул Королев. – Я категорически против любых активных действий до прибытия полномочного представителя Ставки или возвращения де… товарища капитана госбезопасности Шохина. Насчет юридической стороны вы уже сами все сказали, но есть еще и вопросы секретности. Противник ни при каких обстоятельствах не должен завладеть образцами нашего оружия или тем более захватить пленных! «Весь в деда, – иронично ухмыльнулся про себя старлей, тем не менее сохраняя на лице каменное выражение. – Это у них, видать, семейное, перестраховываться и про секретность вспоминать. Тот тоже приблизительно так поначалу и рассуждал. Ну, а потом ничего, втянулся, человеком стал и даже почти не мешал фрицев бить. Местами так даже и помогал». – Извините, товарищ майор, но мое мнение будет от вашего несколько отличаться, – подал голос Руденко, успевший коротко переговорить со взводными. – Точнее, наше с товарищами командирами взводов. Согласен, что звучит донельзя пафосно, аж у самого, если честно, скулы сводит, но мы ж не просто так в этом времени оказались? А с какой-то целью, понимаете? Да и вообще… парад на День Победы и чествование наших ветеранов – это, конечно, круто и правильно, но вот прямо сейчас где-то там, – ротный неопределенно дернул головой, – гибнут наши деды и прадеды. Те самые будущие ветераны, которых мы и чествуем и которые теперь уже никогда ими не станут. А не станут потому, что этот самый прорыв, вполне вероятно, мы своим появлением и спровоцировали. Ведь ничего подобного в известной нам истории не было, я из этих краев, так что точно знаю. «А точнее, не МЫ, а некий старлей Алексеев и все то, что он тут наворотил, – мысленно докончил фразу Степан, подавив тяжелый вздох. – Но в целом Витька прав, нельзя нам в стороне оставаться, категорически невозможно. Особенно мне». – Что конкретно предлагаете, товарищ капитан? – оживился кап-два, судя по выражению лица, никакого другого ответа и не ожидавший. – Высадку, понятно, – пожал плечами Руденко. – Правильную, так сказать, десантную операцию по захвату неподготовленного побережья с целью оттеснения противника и удержания рубежа до подхода основных сил. Вот только в бой пойдут исключительно добровольцы, с бойцами я сам поговорю. Кто не согласится или окажется не уверен в себе, однозначно останется на борту. Разумеется, никаких документов, индивидуальных жетонов или личных вещей – вообще ничего, что может дать привязку к конкретной дате, вплоть до последней зажигалки, – ни у кого не будет, проконтролирую лично. Что же до техники и оружия… Я в своих парнях уверен, в плен никто из них сдаваться не собирается. А подбитую броню, коль таковая появится, можно и уничтожить – когда бэтэр или БМП долго горит, от них мало чего остается, я на подобное еще во времена Второй чеченской насмотрелся. Да и подорвать сперва можно, дело нехитрое. – Товарищи лейтенанты? – Согласны, – не особенно дружно, хоть и без малейшей заминки, отрапортовали Рукин с Бределевым. После чего взводный-два, секунду поколебавшись, смущенно добавил: – Тарщ капитан все верно сказал, да и вообще… нас ведь именно для этого и готовили. Ну, воевать, в смысле, страну свою защищать. Да и какая разница, прошлое, настоящее? Земля-то в любом случае наша, русская. – Добро, – с видимым облегчением кивнул Павловский. – В таком случае ориентировочно через час выходим в море. Времени на подготовку хватит? – Так точно, – кивнули морские пехотинцы, на этот раз – уже все четверо. – Хорошо, мы пока займемся согласованием деталей предложенного местным командованием плана. Пойдем с прикрытием, корабельную группу усилят двумя эсминцами и торпедными катерами. Подробности доложу после выхода, тогда же получите и карты района боевых действий. Да, и вот еще что: мы примем на борт роту стрелкового полка НКВД, будете высаживаться вместе, если что, и помогут, и прикроют. Не нужно морщиться, это категорическое условие наших, гм, предков. Без них нас просто не выпустят из бухты. Так что постарайтесь сразу же наладить взаимодействие, времени на притирку и боевое слаживание просто нет. Вопросы, товарищи офицеры? Не имеется? Отлично, тогда все свободны, через час, максимум полтора отваливаем… – У тебя трое раненых, – негромко напомнил Степану ротный, когда они вышли в коридор. – Недобор. Кого вместо ребят возьмешь? – А нету у меня никакого недобора, Витек! – усмехнулся старлей. – Трое в больничке, зато четверо новеньких-стареньких только моей отмашки и ждут. Причем вот с ними уж точно никакого слаживания проходить не придется ни мне, ни моим пацанам, поскольку уже успели совместно повоевать. – Левчук со своими бойцами? – догадался капитан. – Ты их что, с собой возьмешь? – Нет, блин, на борту оставлю, – фыркнул морпех. – Да и вообще, не в этом дело. Меня другое больше волнует: ты как считаешь, парни наши все согласятся идти? Вздохнув, Руденко придержал старшего лейтенанта за локоть, позволяя остальным взводным отойти подальше: – Знаешь, Степа, если уж начистоту, у самого на душе неспокойно, словно царапает что-то, скребет… Терпеть не могу в людях разочаровываться – как нам потом в глаза друг другу глядеть? Хотя, если уж начистоту, лично я пацанов, что на борту останутся, смогу понять. Воевать-то нас хорошо учили, отлично даже, но уж больно вся эта ситуация… нестандартная. Так что и ты тоже ни на кого особо не дави, понимаешь? – Однозначно, – серьезно кивнул Алексеев. – Да и какое уж тут, на фиг, давление, издеваешься? У самого, когда впервые сюда попал, едва крыша не съехала. Как в детском стишке говорилось, тихо шифером шурша и никуда не торопясь. Ладно, потопали. К чему гадать-то? Сейчас соберем личный состав и узнаем. Но, как выяснилось всего через полчаса, сомневался командир роты абсолютно зря. Из полутора сотен морских пехотинцев в высадке отказались участвовать только четверо, все остальные – за исключением пребывающих в санчасти раненых, понятно, – вызвались добровольцами…