Быстро переглянувшись с ухмыльнувшимся отцом, ради встречи со старым товарищем надевшим вылинявшую афганскую «песочку» со всеми положенными регалиями и наградами, старлей пожал плечами: – Товарищ сержант, а вот тут я чего-то недопонял. Или не рады, что непосредственный командир живым остался?! И вообще, доложитесь по форме! Вон, товарищ майор уже осуждающе смотрит! А он, между прочим, участник боевых действий и дважды кавалер ордена Красной звезды! – В… виноват… – стушевался морской пехотинец, испуганно взглянув на нахмурившегося согласно моменту немолодого майора со знаками различия воздушно-десантных войск. – Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Сержант Никифоров отбывает в увольнение в город. Сейчас предъявлю увольнительное… – Сань, да я шучу! – одернул подчиненного Алексеев. – И не гляди ты так, живой я, живой! Уж точно не зомби какой, если не веришь, можешь потрогать, разрешаю. Только про нашу встречу пока молчи, я еще даже комбату не доложился. Все, свободен, дуй в город. И чтобы нормально там все. Вернусь обратно на роту, все косяки проверю! – Так точно! Разрешите выполнять? – Не дожидаясь кивка старлея, мехвод торопливо ссыпался с невысокого крыльца, от греха подальше припустив бегом. – Подчиненный? – без особого интереса осведомился отец, придержав дверь КПП и пропуская Степана вперед. – Ага, механ мой, тот самый, что бэтээр под волну подставил. Помнишь, я говорил? – Помню, – кивнул Алексеев-старший, переключая внимание на дежурного: – Сержант, сообщите подполковнику Ткачеву, что прибыли майор и старший лейтенант Алексеевы, он в курсе и ждет. И турникет разблокируйте, тесно тут у вас… * * * Дослушав рассказ Степана до конца и задав несколько уточняющих вопросов, комбат в буквальном смысле взялся руками за голову. Причем сразу обеими, и сопроводив оное действие легендарной фразой из старого кинофильма, особо любимого мужской частью народонаселения – и ненавидимого женской: – Ну, вы, блин, мужики, и даете! И что ж мне теперь с тобой делать-то, а, старлей?! – То есть… вы мне верите, товарищ подполковник? – осторожно переспросил Степан. – Да в том-то и дело, что скорее верю, чем наоборот! – раздраженно отрезал Ткачев. – Такое даже с самого жуткого перепою не придумаешь. Да и бате твоему я никак не доверять не могу, слишком уж много лет его знаю. Хотя и доказательства б тоже не помешали. Но вот делать-то мне что?! Тебя ведь сейчас нужно на медкомиссию отправить, а там и пулевое ранение вскроется, и контузии. И как мне… нам всю эту байду объяснять и разруливать?! Трехдневными маневрами, во время которых ты сначала пропал без вести практически на глазах туевой хучи свидетелей, а через месяц внезапно взял и вернулся живым и почти здоровым? Да и рапорт ты написать обязан – вот только о чем, собственно? Что героически воевал в сорок третьем на Малой земле? Задачка, твою ж мать! Лучше бы ты просто от стресса в загул ушел, все проще б было! Получил бы «строгача», лишился звездочки, а в следующем году благополучно восстановился в прежнем звании за успехи в боевой и политической подготовке, так сказать. Но это?! Герой-попаданец, блин… – В принципе есть один вариант… – задумчиво протянул майор, незаметно подмигнув старлею. – Задумка, если начистоту, так себе, но объяснить, где твой подчиненный этот месяц провел, худо-бедно может. Помнишь, фильм такой был, «Человек за бортом»? Сначала амеры сняли, затем и наши ремейком разродились. Ну, а насчет доказательств? Тоже имеются, только не здесь. Захочешь – предоставлю. Доказательства, кстати, железные, местами – в самом прямом смысле. – Излагай, – буркнул подполковник, не поднимая упертого в столешницу мрачного, словно беременная нехилым ливнем грозовая туча, взгляда. Алексеев-старший кратко озвучил предложенный контрразведчиком план, о котором Степан рассказал ему еще вчера. Рассказал, откровенно говоря, исключительно в плане шутки, поскольку сам его всерьез даже не рассматривал. Но отец, как неожиданно выяснилось, воспринял все достаточно серьезно, запомнив до мелочей и даже слегка детализировав в соответствии с эпидемиологическими реалиями времени. Предложив сигарету старому товарищу, комбат закурил, размышляя. Затем задумчиво хмыкнул: – План твой, Валер, полное дерьмо, поскольку даже поверхностной проверки не выдержит. Если он целый месяц провалялся на больничной койке, пусть даже и не помня, кто таков, значит, его куча народу видела. Персонал, больные. Документы, опять же, начиная с истории болезни и заканчивая всякими анализами, рентгеновскими снимками и прочими компьютерными томограммами. Да и ментам в этом случае в обязательном порядке бы сообщили, поскольку по закону положено. Плюс полиса ОМС у него при себе явно не имелось – тоже проблема и лишний след для того, кто копать начнет. Хотя насчет перенесенного ковида – это определенно в тему, да и по срокам подходит. С другой стороны, имеется у меня сильное подозрение, что ничего лучше мы все равно не придумаем. Поскольку правда звучит вовсе уж нереально и, откровенно говоря, по-идиотски. Если старлей начнет утверждать, что все это время провоевал с немцами в сорок третьем, ему прямая дорога в дурдом. В лучшем случае комиссуют, причем по такой статье, что мама не горюй. Так что принимается в качестве временной версии. Вот только проблема еще и в том, что лично у меня в Новороссийске и окрестностях знакомых медиков не имеется, а кто-то ведь должен его пребывание в местной больнице подтвердить, в том числе документально. А у тебя? Бывший командир разведбата самодовольно хмыкнул: – В том-то и дело, что имеется, иначе бы и упоминать про эту мыльную оперу не стал. Я еще вчера, как Степа про свои похождения рассказывал, про Володьку вспомнил, он сейчас, насколько знаю, аж цельный главврач. Причем в больничке, куда твоего – ну, и моего, понятно, – старшего лейтенанта вполне могли доставить в бессознательном состоянии после фиктивного утонутия. – Что еще за Володька? – нахмурился Ткачев. – Да ты его не знаешь, мой старый знакомец афганских времен. Заведовал хирургическим отделением в нашем центральном госпитале, шестьсот пятидесятом, что в Кабуле располагался. Если б не он, меня бы еще в конце второго срока подчистую комиссовали по ранению, да в Союз отправили. Но Вовка молодец, вошел в положение, помог, так что я практически до самого вывода войск за речкой проторчал. Созваниваемся периодически, пару раз даже встречались, на февральскую дату. Ну, ты в курсе, о чем я[3]. Кстати, насчет полиции: ну, приехал местный участковый в больничку, поговорил с болезным, убедившись, что тот и на самом деле ничего не помнит, оформил протокол – да и забыл, поскольку своих проблем куча. Сейчас курортный сезон, значит, и ворюги на юга потянулись, и аферисты всякие. Главное, галочка, что обращение отработано, поставлена. И я сильно сомневаюсь, что твой «контрик» станет этим самым протоколом интересоваться – зачем, собственно, если живой и вернувший память фигурант в наличии имеется? Медицинские документы – другое дело, но с этим я разберусь. – В курсе, – согласился Ткачев, судя по выражению лица, принявший какое-то решение. – Значит, так, товарищи офицеры. Товарищ старший лейтенант, вот бумага и ручка, пиши подробный рапорт, как ты едва не утонул, зацепившись за проволоку на спасательном круге… нет, стоп, этот момент опусти, Никифорова нам сюда приплетать не нужно. Короче, разберешься, что именно писать, а что – нет. Допустим, затянуло обратно в люк, а затем отнесло в сторону отбойным течением, начал тонуть, но успел сбросить одежду и снарягу, от нехватки воздуха потерял сознание – ну, и так далее. Насчет пребывания в больнице – никаких особых подробностей, мол, потерял память, когда пришел в себя и вспомнил имя-фамилию-должность, сразу же позвонил отцу, который тебя оттуда и забрал. Короче, максимально обтекаемо, общими фразами. Про заражение коронавирусом обязательно упомяни, добавит правдоподобия – мол, организм был ослаблен стрессом, вот и не сумел самостоятельно побороть заразу, пришлось врачам вмешаться, держали в изоляции и никуда не выпускали до полного выздоровления. Вас, правда, всех прививали, ну, да мало ли что, медицина – наука не точная, всякое случается. Заодно черкани заявление на очередной отпуск, он тебе как раз в конце августа положен. А за этот месяц мы с товарищем майором постараемся все нестыковки утрясти. Задание понятно? Вот и выполняй, а мы пока с твоим батей поговорим о том о сем. Да, кстати – нам нового особиста прислали. Въедливый товарищ, до любой мелочи пытается докопаться. Твое личное дело тоже вдумчиво изучал, поскольку пропавший во время маневров офицер, сам понимаешь, ЧП. Так что будь готов, он с тобой в любом случае побеседовать захочет. Сегодня я его в расположении не видел, возможно, уехал куда-то, так что пиши быстрее. – Понял, тарщ подполковник, приготовлюсь, – кивнул Степан, усмехнувшись про себя: видать, судьба у него такая, от особистов бегать. Там, на плацдарме, кап-три Кузьмин примерно эти же слова говорил насчет занятого особиста, со встречей с которым ему стоит повременить. А потом появился Шохин, и все пошло, как пошло… В этот момент дверь после короткого стука распахнулась, и в кабинет шагнул незнакомый офицер: – Разрешите, товарищ подполковник? – Входите, товарищ майор, – ответил Ткачев, растерянно взглянув на Алексеева. Точнее, сразу на обоих Алексеевых. – Товарищи офицеры, майор Королев, с позапрошлой недели – начальник особого отдела батальона. Быстро оглядев присутствующих, особист задержал взгляд на Степане, вполне ожидаемо расширив глаза и практически слово в слово повторив сказанное сержантом Никифоровым: – Старший лейтенант, вы?! Живой?! – Так точно, я. Живой, – старлей не нашел ничего лучшего, чем ответить именно так. Ну, не молчать же, в самом деле? А откуда новый «контрик» его знает? Так тоже понятно: фотографию в личном деле, про которое комбат буквально минуту назад говорил, видел. Уж опознавать человека по фото, причем неважно, какого качества и срока давности, этих ребят учат туго. Приехали, блин. Не повезло. Несколько секунд похлопав глазами, контрразведчик пришел в себя, обратившись уже к Ткачеву: – Товарищ подполковник, разрешите присутствовать при разговоре? – Разрешаю, – буркнул тот. – Только разговор уже закончился, и товарищ старший лейтенант сейчас станет писать рапорт, с которым вы, разумеется, немедленно ознакомитесь. Предлагаю перейти в соседний кабинет, чтобы не мешать. – Согласен, – кивнул особист. – Надеюсь, товарищ старший лейтенант справится достаточно быстро. Сами понимаете, мне бы хотелось переговорить с ним наедине, вопросов имеется много, поскольку ситуация весьма неоднозначная. Так что, пойдемте, товарищи офицеры? – Прошу, – комбат распахнул дверь. – Кстати, знакомьтесь, майор воздушно-десантных войск Алексеев, мой старый товарищ. Полагаю, вы уже догадались, какое отношение он имеет к нашему взводному. – Догадался, разумеется. Да и сходство имеется. Рад знакомству, товарищ майор! – десантник пожал протянутую ладонь. Рукопожатие оказалось по-мужски крепким, что Валерию Сергеевичу однозначно понравилось. А Степан, уже окончательно пришедший в себя, что называется, во все глаза смотрел на нового особиста. Поскольку видел перед собой несколько постаревшую копию Сереги Шохина. Чуть пониже ростом и несколько полнее, да и тембр голоса совершенно иной, но все же морпех готов был поспорить, что эти двое если не братья, то как минимум родственники. А поскольку брата у Сереги не имеется (сам рассказывал), выходит, что… да нет, ну чушь ведь, мало ли похожих людей? Просто удивительное совпадение, не более того! Да и фамилии разные. Правда, последнее вообще ни о чем не говорит – выйдя замуж, дочь Шохина могла взять фамилию мужа. Так, все, стопэ! Сейчас главное – рапорт, ибо контрразведчик в него определенно вцепится всеми конечностями и вопросов станет задавать… ну, много, короче. Лишь бы ничего лишнего не написать! А вообще смешно получается, и там писал, и тут. И оба раза на бумаге… С рапортом Степан справился достаточно быстро – все ж таки не историю СССР и мира за добрых полвека излагать, да еще и перьевой ручкой и на не шибко качественной бумаге. Обошелся всего-то двумя листами. Перечитав, остался доволен: вроде нормально вышло, как и просил комбат, то бишь без особых подробностей. Потерял память, очнулся в больнице, где перенес коронавирусную инфекцию, когда окончательно оклемался, связался с родными. Хотя у особиста в любом случае окажется куча дополнительных вопросов. Осталось еще заявление на отпуск наваять – вот только не совсем понятно, нужно ли оно теперь, когда Королев его лично узрел? Впрочем, напишем, рука не отсохнет. А уж там как будет, так будет… Дверь в кабинет распахнулась, на сей раз без стука. Особист уселся напротив старлея – занимать кресло комбата он отчего-то не стал. За пару минут проглядев написанное, уставился на Алексеева с непонятным выражением на лице: – Значит, вы, товарищ старший лейтенант, утверждаете, что практически весь этот месяц провели в Южноозереевской районной больнице, полностью потеряв память? И пришли в себя буквально несколько дней назад? – Так точно, товарищ майор, – твердо глядя на собеседника, ответил Степан. Прикинув, что после совместного немецко-казацкого допроса в Абрау-Дюрсо это далось ему без особых проблем. По крайней мере, расстреливать или рубать шашкой его уж точно никто не собирается. – Все, что помню, указано в рапорте. – Хорошо. – Королев отложил бумаги в сторону. – Об этом мы еще поговорим. Вот только знаете что, товарищ лейтенант? Мне отчего-то кажется, что вы, мягко говоря, не обо всем упомянули. Или я ошибаюсь? – Вам виднее, – пожал плечами морпех, осознавая, что звучит это, мягко говоря, не слишком уверенно. – Товарищ подполковник собирался послать запрос, затребовав историю болезни и выписной эпикриз. Ну, или как там подобное у медиков называется? – Понятно, что виднее, – согласился тот, пряча рапорт в папку. Заявление на отпуск, что характерно, так и осталось на столе. – Да и при чем тут товарищ подполковник? Сам этим и займусь, времени у меня много. Человек – не иголка, тем более после месяца, проведенного в лечебном учреждении. Разберемся. Вы, насколько понял, в очередной отпуск уходите? Вот и отдыхайте, а я пока со всем этим разберусь. Только одна небольшая просьба: вы уж из Ростова никуда не отлучайтесь, добро? Набирайтесь сил, восстанавливайте здоровье, а там и поговорим еще раз. Гипоксия мозга и коронавирус – штука коварная, описаны случаи, когда люди даже с ума сходили и всякую чушь на полном серьезе начинали нести… На последней фразе Степан все-таки не выдержал: – Разрешите обратиться, товарищ майор? – Дождавшись кивка, морпех продолжил: – Вы меня в чем-то подозреваете? – Пока – нет, – равнодушным голосом ответил Королев, мазнув по его лицу холодным взглядом. – Да и ваш непосредственный командир просил, практически настаивал, чтобы я на вас сильно не давил. Вот только у меня и свое мнение имеется. В том числе и касательно того, где вы на самом деле провели этот месяц. Но об этом позже, как я и сказал. Пока слишком мало информации, чтобы делать какие-то выводы. Пока старлей решал, что ему ответить (и стоит ли вообще что-то отвечать, поскольку чревато), произошло событие, мгновенно изменившее ситуацию. Причем изменившее весьма радикальным образом. В дверь снова постучали. И, не дожидаясь разрешения, в помещение вошел не кто иной… как капитан госбезопасности Шохин собственной персоной. В знакомых джинсах и светлой футболке, с одного бока отчего-то перемазанной грязью и разорванной. Позади маячили подполковник Ткачев с отцом, судя по выражениям лиц, ошарашенные его появлением ничуть не меньше старлея. Контрразведчик (тот, что из прошлого) ухмыльнулся: – Здравия желаю, товарищи офицеры! И, переведя взгляд на особиста (того, что из настоящего), продолжил: – Ну, привет, внучок! Высокие у вас тут заборы, едва перелез. Даже одежку вот порвал. Да и потом побегать пришлось. А вот двери – полное дерьмо, никакой звукоизоляции, сплошной пластик. Потому краем уха и услыхал, что ты моему боевому товарищу чуть ли не угрожать вздумал. Нет, расследовать произошедшее, понятно, правильно и нужно, вот только сперва со мной пообщаешься, договорились? – Дед… – сдавленно охнул Королев, вскакивая со стула. – Ты?! Один в один, как на старой фотке! Но ты же погиб в сорок третьем в Новороссийске?! И это… ты ж молодой совсем, моложе меня?! – Во-первых, не погиб, а пропал без вести, – посуровев, отрезал контрразведчик, кивнув на Степана. – А во-вторых, вон и он тоже пропал – и ничего, живой, как видишь. Ну, так чего, внучок, есть нам, о чем поговорить? Наедине, разумеется. Можем прямо здесь, товарищ подполковник, полагаю, спорить не станет? – Не стану, – переглянувшись с Алексеевым-старшим, кивнул комбат. – Разговаривайте. А я пока с незаконным проникновением на территорию военного объекта разберусь, поскольку шороху вы, товарищ капитан госбезопасности, навели неслабого. Неужели нельзя было как-то иначе поступить? – Действовал по обстановке, – широко улыбнулся Шохин, подмигнув Степану. – Как и ваш пропавший и нашедшийся подчиненный. Свободны, товарищи офицеры. Дальше я уж сам. Товарищ старший лейтенант, вас это тоже касается. – Серега… то есть, виноват, тарщ капитан, но… как?! Почему?! – не удержался старлей. – Ты ж… вы сами не хотели светиться?! – Ситуация изменилась, – хмыкнул тот. – Кто ж мог подумать, что родной внук по моей стезе пошел? Да еще и в твоей части обосновался? Вот я и смекнул, что тебя выручать пора, покуда совсем поздно не стало. Спасибо товарищу прапорщику, подвез. А вопрос, что у тебя, Степа, на языке вертится, ты не озвучивай, не нужно. Молча кивнув, Алексеев вместе с комбатом и отцом покинул кабинет. Мельком подумав, что вопрос, каким образом Шохин вообще ухитрился узнать, где служит его внук, и на самом деле озвучивать не стоит. Поскольку однозначно подставит и Виктора Егоровича, и его таинственных «товарищей из органов», порой подкидывающих поисковикам нужную информацию. Значит, позавчера он не только водку от тоски глушил, но и вдумчиво проработал тот документ, что ему старый сапер распечатал. Тот самый, который его семьи касался. А потом еще и дополнительные сведения каким-то образом добыл… Часть вторая. Прошлое Глава 6. «Кавалерия из-за Холмов-2»