Малая земля, 22 февраля 1943 года Первые несколько дней взявшие оперативную паузу гитлеровцы практически не активничали, периодически прощупывая прочность советской обороны точечными ударами, наносимыми в разных местах. Поскольку ни к чему дельному (кроме очередных потерь) это не приводило, на смену приходили начинающиеся едва ли не по расписанию авианалеты и артиллерийские обстрелы, благо местность была знакома и пристреляна. В ответ по разведданным и указанным корректировщиками квадратам отрабатывала уже советская артиллерия, как дальнобойная, с противоположной стороны бухты, так и размещенная на плацдарме. Да и пикирующим бомбардировщикам тоже приходилось солоно, ведь к этому времени Малая земля обзавелась несколькими зенитными батареями разного калибра. Существенно активировалась и наша штурмовая и истребительная авиация, спешно переброшенная на полевые аэродромы в районе Туапсе и Геленджика, – терять столь неожиданно захваченные позиции командование Закавказского фронта не собиралось. Как, собственно, и далекая, но всевидящая и всезнающая Ставка. Приятным дополнением являлась группа маломерных судов с установленными на палубах направляющими, засыпавшая вражеские позиции фугасными и зажигательными эрэсами, аналогичными тем, что применялись в сухопутных РСЗО, легендарных БМ-13, и в штурмовой авиации[4]. Отстрелявшись, часть «реактивной флотилии» полным ходом уходила в Геленджик для пополнения боекомплекта, уступая место перезарядившимся товарищам. Поскольку со «Сталинским орга́ном» гитлеровцы уже были хорошо знакомы, особого оптимизма им это не добавляло. Как следствие, за плавучими «ракетоносцами» усиленно охотились немецкие бомберы, на чем их и удалось несколько раз удачно подловить, подставив под огонь советских истребителей. Потеряв полтора десятка самолетов, навеки (ну, или до того момента, когда ими заинтересуются будущие военные археологи) упокоившихся на морском дне, фрицы поумерили пыл, хоть от идеи окончательно разобраться с морскими «Катюшами» и не отказались. Но уже куда как осторожнее и с оглядкой, поскольку из низких облаков в любой момент снова могла вывалиться звенящая форсируемыми моторами краснозвездная смерть. А затем недолгая передышка закончилась. И гитлеровцы, подтянув, наконец, силы и перегруппировавшись, предприняли первую серьезную попытку прорвать линию обороны и отбить потерянные позиции… * * * – Все, братцы, опередили нас германцы, – угрюмо констатировал старшина Левчук. – Прежней дорогой обратно уж не вернемся, поскольку отрезали нас, придется новую тропинку искать. Попробуем вон через те руины пробраться, там фрицев пока вроде как не видать. Дадим крюка, глядишь, к нашим позициям и выползем. Топаем аккуратно, чтоб ни под немецкие, ни под свои пули не угодить. Вперед! Разведчики, понятно, спорить не стали, бесшумными тенями двинувшись следом за командиром группы. Ситуация, в которой оказалась разведгруппа, была вполне обычной на любой войне. О планах фашистов начать очередное массированное наступление на плацдарм советское командование, разумеется, знало – и радиоразведка работала, и информация от партизан поступала. Непонятным оставалось лишь то, какие именно силы и средства задействуют гитлеровцы на этот раз и где конкретно нанесут основной удар. Для выяснения последнего в ближний вражеский тыл и отправилось несколько ДРГ, одной из которых и стала группа старшины Левчука. Выяснив все необходимое, морские пехотинцы двинулись в обратном направлении, надеясь по темноте успеть вернуться на плацдарм, доставив собранные сведения командованию. Но – не срослось. Они почти добрались до своих, когда на передовые позиции обрушился огонь немецкой артиллерии, и разведчикам пришлось спешно укрываться в развалинах промсектора, пережидая налет, продлившийся куда дольше обычного. Последнее никого не удивило: и без того было понятно, что немцы начнут именно сегодня, перед самым рассветом. Проблема крылась в том, что артналет затянулся почти на полчаса против обычных десяти-пятнадцати минут, и бойцы потеряли драгоценное время. При этом фрицы одновременно работали по всей глубине советской обороны, засыпая снарядами и минами как передок, так и тылы. Повезло еще, что не завалило с концами в том подвале, когда фашистский снаряд обрушил последнюю уцелевшую стену вместе с остатками перекрытий. Пока выбирались из-под завала, мало того, что надышались кирпичной пылью и перемазали маскировочные костюмы до состояния зимних маскхалатов, так еще и потратили на это добрых двадцать минут. О том, чтобы вернуться прежним маршрутом, теперь и речи не шло: разведчики неожиданно оказались в полосе вражеского наступления. Хорошо, удалось вовремя разглядеть в предрассветной туманной мгле перебегающие от одного разрушенного здания к другому штурмовые группы противника, не столкнувшись сдуру ни с одной из них. А вот бронетехнику фрицы на этот раз вперед посылать не стали, понимая, что особой пользы от танков с прочими артсамоходами и бэтээрами во время боя в городской застройке не будет, а вот потери – однозначно возрастут. Так что придержали, дожидаясь удобного момента. Не рассчитали только, что ребята Левчука замаскированную «броню» срисовали еще несколько часов назад. И если с рассветом прилетят наши штурмовики – а в последние дни авиаподдержка Малой земли всерьез усилилась, – панцерманам придется кисло. Уж чему-чему, а охоте на вражескую бронетехнику пилоты советских «Илов» и «Пешек» научились хорошо, на всех фронтах с лихвой возвращая долг за летние разгромы сорок первого. Вот только для этого сначала нужно было суметь выбраться из неожиданной ловушки, передав в штаб карту с нанесенными местами сосредоточения вражеской бронетехники… Спустя несколько минут осторожного движения по развалинам разведчикам удалось сориентироваться. Причем ориентир оказался такой, что ни с чем другим не перепутаешь: впереди стоял, чуть подвернув башню, сгоревший танк, тот самый, на котором они и въехали в город. Порыжевший от жара, с распахнутыми, намертво приварившимися люками, скособоченной пушкой и свисающей с разбитого ленивца порванной гусеницей. От черно-белых крестов на бортах и тактического номера на башне остались лишь впечатавшиеся в броню контуры – полыхала «четверка» долго, поскольку бензина в баках в тот момент, когда болванка разворотила МТО, оставалось еще прилично. Просто удивительно, что боекомплект так и не рванул, видимо, просто выгорев. Даже с расстояния в добрый десяток метров ощущался резкий запах горелого металла, резины и еще какой-то химии. – Наш танк… – сдавленно охнул Аникеев, глянув поверх плеча старшины. – Так вот мы куда забрели, выходит? – Выходит, – согласился Семен Ильич, коротким жестом привлекая внимание Баланела с Ивченко. – Мужики, помните, где мы в прошлый раз схоронились? Пробегитесь вперед, гляньте, что там, а мы с Ванькой вас прикроем. Только аккуратно, чтоб ни один камень под ногой не ворохнулся, не зашумел. Ежели чисто все, рванем прежней дорожкой, как тогда вместе с десантниками уходили. Сюда не возвращайтесь, через пять минут встречаемся у второго подбитого танка, он примерно во-он там должен быть, за углом. А коль напоретесь, продержитесь пару минут, мы с фланга подберемся да подсобим. Вопросы? Добро, тогда двинули. Проводив взглядом растворившихся в предрассветной мгле бойцов, старшина пихнул Аникеева в бок: – Ванек, не расслабляйся, хватит на железяку горелую пялиться, германцев кругом полно! Левый сектор на тебе, только сразу не пуляй, присмотрись сперва, ситуацию оцени. Ежели что, вон туда побежим, где пролом в стене. Ну, или ломанемся, как командир наш говорил. – Вот именно, что говорил, – глухо пробурчал морской пехотинец, поудобнее пристраиваясь за обломком рухнувшей стены. И, не оборачиваясь, продолжил: – Как думаете, тарщ старшина, на этот раз он точно погиб? – Болтаешь много, Вань, – поморщился Левчук. – Нам с тобой про их с товарищем Шохиным гибель так и вовсе знать не положено. Но уж коль в курсе, так и помалкивай себе в тряпочку. – Так я и помалкиваю, – пожал плечами боец, плавно поводя автоматным стволом. – Я ж не абы у кого спросил, а у старого боевого товарища и непосредственного командира! – Да хрен его знает… – задумчиво пробормотал Семен Ильич, контролируя правый фланг. – Когда самолет пропал, все тоже считали, что он с концами сгинул. А он не только уцелел, но и вона каких делов наворотил! Так что даже не знаю. Одно плохо: открытое море – это тебе не суша, там долго не протянешь. Слыхал краем уха, морячки говорят, что искали их хорошо. Видать, и на самом деле потонули. – Но трупов-то ихних не обнаружили, верно? Значит, и не нужно товарища старшего лейтенанта зазря хоронить! – безапелляционно отрезал Аникеев, не отрываясь от наблюдения. – Вот лично я думаю, что он еще вернется! – А я думаю, – сдавленно прошипел старшина, вжимаясь в шуршащую осыпающимися камешками стену, – что наблюдаю фрицев в количестве не меньше полудесятка, еще и с пулеметом в придачу! Да не простых, а в камуфляже, наподобие того, в котором те егеря в лесу ходили. Эсэсовцы, видать. Или те же самые егеря и есть. И топают они в аккурат следом за нашими ребятами. Ежели заметят, в пару секунд перебьют, места, где нормально укрыться, внутри не имеется, сам помнишь. Так что про товарища лейтенанта мы с тобой позже договорим, а сейчас вот чего сделаем… Выцелив идущего последним гитлеровца, судя по двум пулеметным коробам в руках, второго номера пулеметного расчета, Аникеев плавно выдавил слабину спускового крючка и замер, дожидаясь выстрела старшины. Промахнуться морпех не боялся – и расстояние плевое, и немец оказался здоровенным парнягой под два метра ростом, и захочешь – не смажешь. Судя по камуфляжной куртке и затянутой матерчатым чехлом каске, и на самом деле не обычный пехотинец. Петлиц, понятно, не разглядеть, особенно со спины, но, наверное, Левчук прав и на помощь обычным фрицам прислали каких-нибудь эсэсовцев, с которыми боец пока лично не сталкивался (недавний бой с егерями не в счет, там в основном товарищи осназовцы отработали). Что это за гуси такие, Иван точно не знал, но, судя по рассказам старших товарищей, противник крайне опасный, сражающийся до последнего и практически никогда не сдающийся в плен. Короче, фанатики, преданные лично своему фюреру. Только их тут и не хватало… Наконец со стороны старшины, обошедшего противника с фланга, коротко прострекотал «шпагин». Следом грохотнул и пистолет-пулемет Аникеева, перечеркивая очередью перетянутую ремнями камуфляжную спину. Фашист дернулся, роняя патронные коробки и ныряя головой вперед. Идущий перед ним эсэсовец дернулся, торопливо разворачиваясь в сторону неожиданной опасности, но выстрелить не успел, срезанный второй очередью. Памятуя наставления Левчука, морской пехотинец торопливо кувыркнулся вбок, укрывшись за заранее присмотренной кирпичной россыпью. Вовремя – по тому месту, где он находился секундой назад, стеганули, разбрасывая каменное крошево, ответные пули. Снова татакнул ППШ, следом еще один – вступил в бой кто-то из ушедших вперед товарищей. Аникеев криво ухмыльнулся: вот так-то, знай наших! Еще с полминуты – и все закончится, поскольку фрицев всего-то пятеро. Заодно и трофеями разживутся, один только пулемет с двумя запасными лентами дорогого стоит, да и автоматы у фрицев определенно имеются – по нему как раз из эмпэ садили, научился уж его звук различать. Вон товарищ временно пропавший без вести старший лейтенант еще когда подобный затрофеил, а он чем хуже? Нет, на самом-то деле ему фашистская машинка и на фиг не нужна, поскольку свое оружие имеется, понадежней да попривычней, но ради форсу чего не сделаешь? Разведчик он – или кто? Хотя, может, и на самом деле, ну его, тот автомат! Пистолет – совсем другое дело. Алексеев, к примеру, шибко «люгер» уважал – значит, и ему не помешает, тем более у товарища старшины подобный уже имеется… Додумать приятную мысль морской пехотинец не успел, на рефлексах отреагировав на замеченное боковым зрением подозрительное движение. Уйдя перекатом, вскинул оружие и рванул спуск, буквально на миг опередив вывернувшегося откуда-то из-за спины гитлеровца. Позиция оказалась крайне неудачной, поскольку плюхнувшийся на лопатки Аникеев уже не успевал перевернуться, и стрелять пришлось «от живота», да еще и локтем на обломок кирпича угодил, отчего руку сильно дернуло короткой «электрической» судорогой. Но немцу хватило с лихвой – на последних патронах (боец еще не до конца привык к новым секторным магазинам, благодаря которым «шпагин» существенно потерял в весе) ствол задрало вверх, и несколько пуль пришлись в подбородок и голову. Фашист еще падал, когда сознание буквально взорвалось панической мыслью: «Так он ведь тоже в камуфляже! И позади еще несколько идут! Значит, их не пятеро было, а больше, просто растянулись, а мы со старшиной меж ними оказались! И перезарядиться уже никак не успею, вон тот, что слева, уже карабин поднимает, сейчас стрельнет! Ох, обидно-то как безоружным помирать… может, хоть ребята мои выстрелы услышали да прищучат гадов, не дадут в спину ударить?» До боли в ладонях сжав бесполезный пистолет-пулемет, Аникеев замер, ожидая вражеского выстрела – ну не промахнется ж он с трех метров-то? Умирать, тем более так позорно, с разряженным автоматом в руках, не хотелось просто до одури, но и сделать хоть что-либо он уже не успевал. Срез ствола вражеского карабина затягивал темным омутом. Захотелось крепко-накрепко зажмуриться, но боец сдержался, поскольку умирать трусом не хотелось еще больше. Ничего, разведчики наверняка отреагировали на его стрельбу и сейчас разнесут этих камуфляжных в хвост и гриву. Грохотнула недлинная очередь, следом еще одна, и еще. Вот только звук выстрелов и темп стрельбы были какими-то абсолютно незнакомыми. Целящегося в него гитлеровца отшвырнуло в сторону (Иван даже успел заметить, как попадающие в тело пули выбрасывают крохотные темные фонтанчики), следом раскидало и остальных, которых оказалось аж четверо. Причем раскидало не пулями, а взрывом гранаты, рванувшей буквально у них под ногами вслед за непонятным резким хлопком. А затем он разглядел и атакующих. Разглядел – и откровенно разинул рот, мгновенно позабыв даже про разряженный пистолет-пулемет. Камуфляж на приближающих короткими перебежками бойцах он узнал сразу – в точности такой же, что и на штанах товарища старшего лейтенанта, только поновее да почище, что ли? И высокие шнурованные ботинки такие же. Затянутые чехлами, с какой-то прямоугольной нашлепкой спереди, каски были незнакомы, чем-то даже слегка напоминая немецкие. Еще более странными Аникееву показались нагрудные жилеты, угловато топорщащиеся множеством закрытых клапанами кармашков и… ну, пусть будет подсумков, видимо, для переноски запасных магазинов и гранат. Над плечами некоторых бойцов торчали странные зеленые трубы, назначение которых и вовсе оставалось непонятным – ну не чертежи ж они в этих тубусах носят, словно студенты какого-нибудь политеха?! Единственным, что определенно выбивалось из общей картины, оказались вполне привычного вида армейские стеганые ватники или черные флотские бушлаты, поддетые под эти самые нагрудные жилеты. Но больше всего морского пехотинца поразили автоматы. Не похожие ни на родные ППШ-41, ни на фашистские машиненпистоли – непривычного вида, с изогнутым секторным магазином, металлическим рамочным прикладом и высокой мушкой на конце ствола, увенчанного дульным тормозом наподобие того, что применяется на СВТ-40. В том, что это именно автоматы (ну, или пистолеты-пулеметы), а не самозарядные карабины, Иван не сомневался, поскольку видел, как один из бойцов, с размаху припав на колено, дал короткую, с отсечкой патрона в три очередь. После чего, задрав ствол чуть выше, что-то сделал с непонятной массивной штуковиной под стволом. Раздался уже знакомый хлопок, и метрах в тридцати впереди бухнул негромкий разрыв. Ничего ж себе, это у него что, мортирка для отстрела ружейных гранат, что ли? Наподобие гранатомета системы Дьяконова для трехлинейки? Тогда почему не на самом стволе, а под ним? И за счет чего в таком случае граната выстреливается? Неужели у нее собственный вышибной заряд имеется, словно у минометной мины? Опустив взгляд на пояс ближайшего бойца, лица которого не удавалось разглядеть из-за низко надвинутой каски и покрывающих кожу темных полос и пятен, Аникеев вздрогнул, узнав знакомый штыкнож в рыжих бакелитовых ножнах. И все тут же встало на свои места. Так вот оно что! Выходит, это товарищи старшего лейтенанта им на помощь пришли! Те самые секретные разведчики-диверсанты, вместе с которыми Алексеев высаживался под Южной Озерейкой! Ну, не те самые, понятно, поскольку его группа героически погибла, другие, но сам факт! Вот здорово… эх, жаль только, что Степан утонул, вот здорово б было, ежели и он тут оказался… – И чего разлегся, Ванек? – раздался до боли знакомый голос. – Не время отдыхать, этих мы положили, но следом еще чуть не отделение эсэсманов топает, так что нужно уходить. Давай встать помогу. – Т… товарищ к… командир?! Вы?! Живой?! – ошарашенно прохрипел Аникеев, мертвой хваткой вцепляясь в затянутую перчаткой руку. – Да вы, блин, сговорились, что ли?! – раздраженно выдохнул тот. – Третий человек чуть не слово в слово об этом спрашивает! А, не, уже четвертый! Нет, блин, мертвый я! Вон, аж лицо пятнами пошло! Все, отставить, показывай, где остальные? – Вон там, – отмахнул рукой боец. – В той развалине. Помните, мы там схоронились, когда наш танк спалили? Вон он, кстати, стоит. – Помню, – криво усмехнулся старлей, отчего его измазанное пятнами маскирующей косметики лицо на миг превратилось в жутковатую зелено-коричневую маску. – Держись позади, дорогу сам найду. И это, оружие-то перезаряди, вояка. Обернувшись к своим бойцам, старлей приказал: – Вешняков, Васильев, левый фланг, Старостин, Иванов – правый, прикрываете. Отсечь противника огнем, после чего отходить следом за основной группой. Направление – на те руины. Выполнять. Остальные за мной. Вперед, пацаны! Где мы, там победа! За спиной загрохотали короткие, экономные очереди, гулко захлопали гранаты подствольных гранатометов. Не ожидавшие столь активного отпора фашисты, потеряв еще троих, отступили, укрываясь в разрушенных зданиях и огрызаясь редкими и неприцельными выстрелами, в основном винтовочными, поскольку пулемет в бой так и не вступил, а машиненпистоли имелись только у унтеров и офицеров. О том, с кем именно они столкнулись, гитлеровцы даже не догадывались, посчитав, что напоролись в темноте и неразберихе внезапного наступления на случайную группу противника. С каждой секундой ответная стрельба стихала – морским пехотинцам удалось прижать немцев огнем и гранатами из подствольников, в результате чего уцелевшие приняли решение затаиться и переждать, позволив русским уйти. Да и помощь раненым нужно было оказать: большевики применили какие-то новые ружейные гранаты, не обладающие серьезным фугасным действием, зато дающие при разрыве множество мелких осколков, да еще и каким-то образом поражающие укрывшихся за преградой солдат[5]… – Свои, не стрелять! – заорал Степан, перепрыгнув через лежащий ничком труп застреленного Аникеевым второго номера пулеметного расчета и с размаху проскочив еще на пару метров дальше. – Левчук, свои! – Не стреляем, – раздался откуда-то сбоку спокойный голос, после чего старлей попал в железные объятия старшины. – Здоров, командир. Живой, значит? – Без комментариев, – буркнул морпех, мягко, но решительно отпихивая старого товарища. – Пятым будешь… а, нет, уже шестым. – Почему? – откровенно опешил Левчук. – Потом объясню, – отмахнулся Степан. – Тот проход, по которому мы в прошлый раз ушли, свободен? Не засыпало? – Да свободен, понятно, чего ему сделается? Даже еще шире стал, когда германский снаряд стену окончательно развалил. Мужики уже на той стороне, а я Ваньку поджидал. Двигай за мной, только аккуратно, тут ногу подвернуть – раз плюнуть. И кирпич битый, и железяки всякие валяются. Сверкнув в сторону старлея хитрым взглядом, Семен Ильич добавил: – А ты, гляжу, времени зазря не терял, и одежку новую добыл, и подмогу привел. Да и автомат у тебя знатный, поди, получше трофейного-то будет? Много вас? – Конкретно здесь – неполное отделение, но и другие тоже имеются. Про автомат потом расскажу. Все, погнали, не до разговоров. Разглядев в затянутой дымом мутной полутьме Аникеева, следом за которым топало трое его морпехов, коротко распорядился: – Ванька, патронные коробки и сумку с запасным стволом прихвати. Семенов, вон пулемет валяется, забирай. Чего морщишься? Ну, фриц, ну, дохлый, и что с того? Привыкнешь. Тем более этот практически целенький. Аникеев, ну чего еще? – Тарщ старший лейтенант, разрешите у пулеметчика «люгер» забрать? Уж больно хочется такой же, как у вас, трофей заиметь. – Разрешаю, – понимающе усмехнулся Степан. – Имей, только быстро, и кобуру не забудь. Бойцы, за мной, тут недалеко. Ноги бережем, как собственные яйки, даже больше. Руднев, замыкаешь, мигнешь фонариком прикрытию, чтоб не сбились. Дождешься парней и вместе с ними догонишь. Про ноги им тоже напомнишь. Двинули потихоньку. Вовремя кое о чем вспомнив, Алексеев перевернул ближайшего гитлеровца, рывком распахнув ворот камуфляжной куртки и нащупывая документы. Поморщившись, когда руке стало тепло и скользко, нашел искомое, не глядя, переправив в набедренный карман. Поколебавшись секунду, подцепил пальцем шейную цепочку с жетоном, сорвав и ее – если документы окажутся нечитаемыми, принадлежность фрица можно будет узнать и по индексу на «смертнике». А узнать, кто они такие, нужно обязательно! Одно дело, если снова егеря из состава одной из горнострелковых дивизий, скорее всего, первой. И совершенно другое, ежели фрицам перебросили подкрепление из состава какой-нибудь моторизованной дивизии СС – ну, или какие они там бывают? Да и пустым к кап-три Кузьмину как-то стыдно возвращаться, а так хоть какая-то развединформация, в дополнение к той, что несет с собой Левчук с пацанами. Без особой брезгливости отерев липкие пальцы о вражеский камуфляж, старлей догнал ушедших вперед бойцов. Перебравшись через кирпичные развалы с торчащими из них искореженными балками рухнувших перекрытий, соединились с Баланелом и Ивченко. В отличие от многомудрого старшины, к тому же прекрасно помнящего рассказ Степана о том, кто он такой на самом деле, неожиданная встреча повергла разведчиков в шок. Ну, это если литературно, то бишь без мата, выражаться. Поскольку времени на объяснения не имелось, оба, с трудом вернув на место практически вывихнутые от удивления челюсти, потопали вперед наравне со всеми, показывая дорогу и ограничиваясь короткими взглядами на внезапно вернувшегося с того света и серьезно преобразившегося внешне командира и его непонятных бойцов. Командир взгляды упорно игнорировал, порой чему-то загадочно ухмылялся, что в комплекте с перемазанной какими-то темными разводами физиономией выглядело достаточно жутко. А затем все благополучно и без потерь закончилось. И увеличившаяся в три раза разведгруппа, миновав руины очередного разрушенного здания и назвав запрошенный невидимым наблюдателем пароль, оказалась у своих… Глава 7. Ретроспектива Темрюк – Южная Озереевка – Новороссийск, наши дни О чем почти два часа разговаривали тет-а-тет Шохин с контрразведчиком, по стечению обстоятельств оказавшимся его родным внуком, Степан так и не узнал. Ни тот ни другой делиться информацией не пожелали категорически, то бишь от слова «совсем», с чем старлей был полностью согласен, поскольку, как говорится, меньше знаешь – крепче спишь. Но в Южноозереевскую районную больницу, которой заведовал батин афганский знакомец, на следующий день отправились аж вчетвером – он сам, Алексеев-старший, майор Королев и капитан госбезопасности. Отправились на отцовской машине, что характерно: видимо, чтоб не привлекать лишнего внимания служебным транспортом.