Глава 5 Отец поднял в воздух лист бумаги и буквально исходил слюной от злости. — Почему меня обвиняют в изнасиловании? Что ты рассказала, маленькая дрянь? Мои ноги отказывались двигаться, я оставалась на лестнице с широко распахнутыми глазами. — Эту бумагу я засек в отчетах совершенно случайно. Очевидно, что меня ждет официальное обвинение. Я хочу, чтобы ты спустилась сюда и открыла наконец свой гребаный рот, чтобы объяснить мне, как у представителей власти оказался анализ моей спермы! Я медленно затрясла головой, начиная мысленно отстраняться от происходящего. Меня наполняют звуки дождя, капельки которого барабанят по подоконнику, пока я стою около распахнутого окна и вдыхаю запах сырой земли и озона. Именно этот момент я считаю самым счастливым в своей жизни. Мой неожиданный побег прервала звонкая пощечина, которая эхом отозвалась в моей голове. Я затрясла головой и уставилась на отца, который, очевидно, уже успел взбежать по ступенькам, остановившись около меня. — Не смей уходить в себя, маленькая сука, я хочу, чтобы ты мне ответила. Его глаза смотрели с неприкрытой злостью, а рот был перекошен от ярости. Я до жути боялась своего отца, который в моих глазах обладал практически безграничной властью. Но в последние дни в моей голове настойчиво билась мысль: каково это, выйти из-под его контроля, плюнуть в его лицо собственной слюной, чтобы унизить и вернуть его самовлюбленную задницу на нашу грешную землю? Я пыталась унять дрожь и неконтролируемый спазм в мышцах, чтобы встретить его ярость с поднятой головой, видит бог, если он вообще что-то видит, я пыталась, но мой страх был сильнее. Поэтому сейчас я привалилась к перилам, потому что мое тело скрючило от судороги, и тяжело дышала, стараясь перебороть тошноту. — Ты все слышишь, Нора, и прямо сейчас тебе следует начать говорить! — отец ухватился за мои локти и дернул на себя, практически отрывая меня от перил. Мои мышцы были похожи на камень, отзываясь жгучей болью каждый раз, стоило ему крепко их стиснуть, поэтому из моего рта вырвался нечеловеческий крик, который он пытался заглушить своей ладонью. Однако вместе с ртом он закрыл мне и нос, практически перекрывая доступ кислорода. Я сильнее задергалась в его руках, чувствуя, как на лбу вздуваются вены от нехватки кислорода. Отец отпустил ладонь и слегка толкнул меня обратно, впечатывая мое худое тело в высокие перила. Согнувшись пополам, я крепко зажмурила глаза и часто дышала, надеясь восстановить свое дыхание. — У нас был медосмотр, — прохрипела я, прижимая ладонь к своему лбу. — Он был неделю назад, — отец практически выплюнул эти слова. — Он был сегодня, — я заставила свое деревянное тело распрямиться и посмотреть на отца. — Какого хрена? — его лоб был все еще покрыт складками и морщинами, как и всякий раз, когда он оказывался чем-то озабочен. Я прикусила язык, удивленная его резкостью. Отец, хоть и был главным инженером центра, всегда позиционировал себя как человек набожный и верующий, поэтому я никогда не слышала от него слов, что обозначали бы откровенные ругательства. — Я ничего не говорила, клянусь тебе, отец, — с моего языка сорвались слова, которые оставляли после себя горечь. — Твою мать! — дикий крик отца напугал меня, вынуждая крепко вцепиться в перила за своей спиной. Он протянул ко мне свои руки и крепко сжал локти, оставляя синяки на коже. — А теперь послушай меня, — его дыхание обдувало мое лицо, вынуждая морщиться, — я удалю из базы любые результаты и анализы. Когда в эту дверь войдет охрана порядка, я хочу, чтобы ты сообщила им, что на тебя напали вчера вечером, когда ты возвращалась со школы. Кто это был — ты не знаешь, и мне побоялась рассказать. Если ты раскроешь свой рот и произнесешь что-то, что мне не понравится, ты пожалеешь о том, что появилась на свет, Нора. — Я и так жалею, — мрачно пробормотала я, глядя ему в глаза, — я жалею, что родилась, и оказалась в твоем доме. Еще одна пощечина вызвала слезы на моих глазах, а из разбитой губы начала стекать кровь, заливая мой подбородок. — О, ты еще не так пожалеешь, безвольная маленькая сука, когда все это закончится, уж это я тебе обещаю. С этими словами отец повернулся ко мне спиной, чтобы спуститься с лестницы. Я не понимала, что на меня нашло, пока мои руки не опустились на его спину, с силой толкая вперед. В моем теле было мало веса, поэтому, даже толкнув изо всех сил, я не слишком то преуспела, однако нога отца в этот самый момент зацепилась за уголок ковра, когда он обернулся посмотреть на мои движения, после чего скатился по лестнице. Я зажмурила глаза и закрыла уши руками от оглушительного грохота, пока его высокое тело неконтролируемо падало со ступенек. Осмелившись приоткрыть глаза, я опустила руки и подошла ближе к перилам, чтобы увидеть, как тело отца неподвижно лежит у основания широкой лестницы, а из его лба сочилась струйка крови. Мое тело онемело от шока и ужаса. Я вцепилась дрожащими пальцами в перила и едва слышно прошептала: — Папа? Он оставался лежать абсолютно неподвижно, и с такой высоты мне было сложно определить, поднимается ли его грудная клетка при каждом вздохе. Я заставила свои ноги оторваться от пола и стала медленно спускаться, приближаясь к сломленному телу. — Папа? — еще раз повторила я, останавливаясь в метре от его ноги, которая теперь была выгнута под неестественным углом. Тишина давила на уши, а мое дыхание казалось слишком громким в пустом холле. Я присела на корточки около его головы и приложила пальцы к точке пульса на шее. Он был очень слабым, а дыхание поверхностным. Я отшатнулась назад и упала на задницу, отползая от тела как можно дальше. Мне следовало позвать на помощь и отвезти его в госпиталь, так правильно, и так поступила бы хорошая дочь. Но я не его дочь. Я теперь вообще не знаю, кто я. Я обхватила свои колени руками и притянула их к подбородку, уткнувшись лицом в ткань своей рубашки. Неожиданно, мои губы растянулись в улыбке, растягивая мышцы лица в непривычном для них движении. Горловой, истеричный смех прорывался сквозь мою грудную клетку, эхом отскакивая от пустых стен дома, который стал моей тюрьмой последние пять лет. Я все смеялась и смеялась даже тогда, когда горячие слезы потоками начали стекать по моим щекам, капая на крепко сжатые пальцы рук. Я понимала, что у меня началась истерика, но ничего не могла поделать со своим телом, давая ему возможность выпустить наружу всю ту боль, что я подавляла многие годы. Опираясь на стену, я встала на ноги и провела по щекам дрожащими пальцами, однако затем снова согнулась в безумном приступе дикого смеха. Потянув на себя шнур от настольной лампы, я скинула ее на пол, наблюдая, как она раскалывается на тысячи кусочков. На мгновение задержав дыхание, я застыла над осколками, рассматривая битое стекло, затем наклонилась и подхватила один, проведя пальцами по острому краю. Капля крови выступила на кончике пальца, и я поднесла руку ближе к лицу, всматриваясь в алое пятно на своей коже. Я столько раз смывала кровь со своего тела, что могла узнать этот металлический запах даже с закрытыми глазами. Внезапно я поднесла руку ко рту и слизала каплю, затем сдавила свой палец, вытягивая еще больше крови, и провела ими по своим губам. Кровь на вкус была такой же, как я ее помню. Мои глаза встретились с собственным отражением в небольшом зеркале, которое висело на стене, показывая мне незнакомку, чьи волосы были в полном беспорядке, а лицо испачкано кровью. Я опустила руку и шагнула ближе, склонив голову на бок. Мне казалось, что это не я, это кто-то другой смотрит на меня по ту сторону гладкой поверхности. У меня ведь не могут быть безумные пустые глаза и кривая, не менее безумная улыбка, которая растягивала мой рот в разные стороны. Или все же это я? Я подняла руку и провела ею по своему лицу, наблюдая, как отражение в зеркале повторило мои движения. Моя рука упала вдоль тела, пока я неподвижно наблюдала за собой. Резко развернувшись, я смахнула руками все, что было на тумбочке сбоку от себя. Книги, подсвечники, какие-то вазочки, все в беспорядке оказалось на полу. Я снова подняла глаза и посмотрела на отражение в зеркале. Теперь в этих пустых глазах стал появляться лихорадочный блеск, поэтому я снова скинула с поверхности второй тумбы все содержимое, слегка морщась от грохота. И вновь я подняла голову к своему отражению, наблюдая, как на щеках проступает румянец, а глаза наполняются торжественным блеском. Я криво усмехнулась и склонила голову на бок. Я ощущала, как что-то буквально скребется под поверхностью моей кожи, надеясь найти выход. Что, если отец был прав, и под моей кожей живут демоны, которые прорывают себе путь наружу своими острыми клыками? На мгновение мое дыхание снова сбилось, а ноздри судорожно раздулись, пытаясь осмыслить или принять эту реальность. Что ж, если демоны внутри меня хотят выбраться наружу, я с удовольствие посмотрю, как они будут разрывать на куски человека, который сейчас беспорядочной кучей лежит около лестницы. Как будто читая мои мысли, от лестницы раздался слабый стон, и рука моего отца дернулась, привлекая все мое внимание. Я отвернулась от зеркала и приблизилась к нему, стараясь держаться на небольшом расстоянии. — Тебе больно? — спросила я его холодным голосом. — Помоги мне, — прохрипел он едва слышно. — Что? — смех снова стал прорываться через грудную клетку. Я знаю, что даже самой себе казалась сумасшедшей в эту минуту. Сделав шаг вперед, я села на нижнюю ступеньку лестницы и слегка наклонилась в его сторону, чтобы рассмотреть его серое от боли лицо в слабом свете от тех ламп, которые еще не были разбиты. — Ты должна мне помочь, — снова выдохнул он. Струйка крови стекала в уголке его рта, медленно капая на бежевый ковер. Почему-то именно это движение привлекло мое внимание, буквально притягивая меня к тому месту, где его кровь впитывалась в материал. Я протянула руку и провела пальцами по ковру, ощущая липкость от его крови. — Знаешь, — медленно произнесла я, растирая липкую влагу между своими пальцами, — я так долго мечтала увидеть, как ты, а не я, наконец будешь истекать кровью. Так долго, отец, что уже сбилась со счета в своих мечтах. И вот теперь ты здесь, сломлен и подавлен. Так скажи мне, каково это, отец? Каково это, ощущать свою беспомощность и неспособность помочь самому себе? Ты так долго держал меня в страхе, что я практически сломалась. Ты слышишь меня? — мой голос перешел в крик, — тебе почти удалось сломать меня, мать твою! Снова приступ смеха стал сотрясать мое тело, когда я склонилась над отцом, осматривая его искаженное лицо. — В тебе говорит дьявол, — процедил он, пристально удерживая мой взгляд, от которого у меня поползли мурашки по телу. — Я не дам тебе снова втянуть меня в ад, отец, — моя голова затряслась, а руки сжались в кулаки, — Ты так много сделал для того, чтобы я почти уверовала в твои слова. Я слепо следовала за тобой, позволяя творить безумие в стенах этого дома. — Это ты безумна, Нора, — отец шумно дышал, каждый раз морщась от боли, — тебе нужна помощь, и я давал тебе ее. А теперь посмотри на себя. Что с тобой стало сейчас? Твой мозг испорчен и заражен. — Нет, — я снова затрясла головой, — замолчи, замолчи сейчас же. Мой голос сорвался на крик и теперь я шумно дышала, уставившись на него широко распахнутыми глазами. Но он все продолжал говорить, вызывая сомнения в моем воспаленном мозгу. — Остановись сейчас, Нора и помоги своему отцу, чтобы я мог помочь тебе. Никто не знает тебя лучше, чем я, и только я смогу обуздать демонов внутри тебя. Подчинись мне, девочка. — Нет, нет, нет, — я стала пятиться по лестницу, ползком перебираясь по ступенькам, — нет, замолчи сейчас же! Добравшись до верхнего этажа, я вбежала в свою комнату и захлопнула дверь, прислонившись к ней спиной, затем бросилась в ванную, где склонилась над унитазом, выплевывая все, что съела вечером. Отдышавшись, я выпрямилась и вцепилась руками в края раковины, отказываясь смотреть в зеркало. Затем стиснула руку в кулак и с силой ударила по стеклянной поверхности, разбивая зеркало на мелкие осколки. Он не может снова проникнуть мне в голову, не сейчас, когда я едва нашла в себе силы, чтобы бросить вызов как ему, так и самой себе. Моя рука кровоточила, но я отмахнулась от боли, отодвигая ее на задний план, как делала уже множество раз. Я не знаю зачем вытащила коробку с краской и сейчас яростно размешивала порошок в маленьком пластмассовом ковшике. Стянув резинку со своих волос, я провела расческой по спутанным прядям, затем стала быстро наносить краску на свои волосы в надежде окончательно скрыть свой светлый цвет. Откинув ковшик в сторону, я прислонилась спиной к ванне и закрыла глаза, ожидая, пока цвет изменит свою окраску. Пустота в моей голове не давала мыслям пробиться сквозь высокий барьер, который я мысленно воздвигла. Возможно, мои действия покажутся кому-то и вправду безумными, кто-то назовет меня сумасшедшей, но я не хотела, чтобы прежняя покорная я все еще смотрела на меня через любые зеркальные отражения. Я не позволю ей взять вверх и снова затолкать меня в рамки ожидания боли и наказания. Нова я, та, которая сама причинит боль и принесет ужас любому, кто посмеет встать у меня на пути. Я не знала, сколько прошло времени, но надеялась, что достаточно, поэтому встала на ноги и вошла в душ все в той же рубашке, в которой до сих пор была. Темные потоки устремились в канализацию, смывая остатки краски на моих волосах. Закрутив воду, я вышла из душа и схватила полотенце, заворачивая волосы, чтобы отжать с них воду. Я не стала вытирать тело, а просто прошла через свою комнату и склонилась над перилами, ожидая, что отец все еще лежит у основания лестницы. Но его там не было. Кровавая дорожка тянулась полосой в сторону кухни. Я быстро сбежала по ступенькам и направилась туда же, стараясь не наступать на кровь. Отец пытался дотянуться до рации, которая всегда висела на кухне около запасного выхода. Я медленно приблизилась к нему и выхватила рацию из кармашка на стене. — Ты это хочешь? — спросила я его, останавливаясь в метре от двери. — Вызови помощь, Нора, — отец прижимал руки в ребрам, которые, очевидно, были сломаны. — Зачем тебе помощь? Ты все еще хочешь, чтобы я помогла тебе? — Да, черт возьми, — он буквально брызгал слюной, пытаясь встать на свои сломанные ноги. — Кто ты? — я склонила голову на бок и поставила рацию на кухонный стол так, чтобы он мог ее видеть. — Я твой отец, Нора, который истекает кровью и если ты, мать твою, не вызовешь помощь, я умру. — Ты думаешь, мне есть дело до того, умрешь ты или нет? — я приподняла брови, оглядывая его с весельем во взгляде, — ты серьезно так думаешь? Что же, спешу тебя разочаровать, но та Нора, которая могла бы тебе помочь, сейчас отсутствует. О, не расстраивайся, ты можешь рассказать все мне, а я обещаю, что передам ей, буквально слово в слово. — Что? — на его лбу выступила испарина, казалось, что у него начинается лихорадка, — ты сумасшедшая, как и твоя мать. — Расскажи мне, — выдвинув стул, я взобралась на него и положила локти на стол, как примерная девочка, — я не твоя дочь, и ты это знаешь. Не думай отпираться, я провела генетический тест. Если тебе нужна бумажка, она у меня в комнате. — Я сам виноват, что воспитал умную сучку, — зубы отца были покрыты кровью, которую он сплюнул в сторону, — зачем тебе это? — Я хочу знать, кого называла отцом в течении пятнадцати лет. Почему ты заставил меня поверить во все это? Почему? Я заставила свой голос вернуться в нормальный диапазон и дернула плечами, успокаивая судорогу. — Потому что могу, — последовал его краткий ответ, и отец рассмеялся не менее безумным смехом, — я забрал тебя у твоей матери, когда ты была младенцем. Она была подстилкой для братства, поэтому я не знаю, кто именно был твоим отцом, но если ты сделала тест, значит одного можно исключить. Не знаю, должно быть, мне надо радоваться, что я не трахал собственную дочь, но мне похеру. Я оставалась неподвижной, опасаясь, что могу спугнуть его неосторожным движением. — Я создал братство. Изначально это была кучка жалких богатых людей, которые искали развлечений в новом мире, но постепенно наши вкусы становились все более и более искушенными. Я тот, кто помог выбрать верное направление, чтобы сплотить членов братства и навсегда связать нас кровью. Теперь никто не сможет выскочить из этого круга опасаясь, что его секреты выдадут остальные, потому что наши локти в буквальном смысле купаются в крови. — Зачем тебе это? — сдавленно прошептала я, — что может быть интересного, когда насилуешь ребенка? — Ты была довольно прелестным ребенком, Нора, я ничего не мог поделать со своим влечением. Если ты спросишь, где твоя мать, что ж, я не знаю ответ на этот вопрос, потому что она исчезла. Я не особо прилагал усилия, чтобы ее отыскать, но все же ей удалось затеряться среди пяти центров. Очень надеюсь, что она сдохла. А теперь возьми рацию и вызови мне помощь. Он откинулся на спину и тяжело дышал, смахивая дрожащей рукой капельки пота на своем бледном лбу. — Кто все эти члены? — Которые были внутри тебя? — усмехнулся он, — или ты имеешь в виду членов братства, что, впрочем, не меняет сути вопроса. — Кто они? — выдавила я сквозь стиснутые зубы. — От меня ты этого не узнаешь. Мы храним тайны друг друга. — Бог существует? — внезапный вопрос сорвался с моего языка прежде, чем я успела подумать. — Глупая, наивная девочка, — смех отца резал мне уши, — тобой было так приятно помыкать. Ты, как послушная собачка, исполняла команды хозяина, опасаясь наказания. И вот теперь я перестала что-либо слышать. В моих ушах бешено стучала кровь, разгоняясь по венам. Ложь, ложь, наглая ложь. Ложью было пропитано все мое существование. Я встала на ноги и стянула полотенце со своей головы. Темные волосы упали мне на плечи, создавая завесу на лице. — Что ты сделала? — глаза отца расширились от шока. — Обрезаю последние нити, что связывали меня с тобой, — мрачно пробормотала я и шагнула в сторону кухонного шкафа. Большой молоток, которым отбивают мясо, висел на изогнутом гвозде в дальнем углу. Я потянул его на себя, снимая с крючка, затем крепче перехватила в ладони и повернулась к человеку, который раскрасил в черное мою жизнь, забрав себе мое недолгое детство. Не давая себе возможности подумать, я опустила молоток ему на голову, рассекая мягкие ткани до кости. Крик отца отскакивал от стен нашей кухни. Он приподнял руки, чтобы перехватить молоток, но я отпихнула его ногой и снова опустила свое оружие, нанося хаотичные удары до тех пор, пока его крик не перерос в хриплые стоны. Лужа крови быстро растекалась под его сломленным телом, заливая мои босые ноги. Я буквально утопала в крови, но хуже всего то, что мне это нравилось. Мне нравился знакомый металлический запах, который щекотал мои ноздри, мне нравилась эта липкость, которая въелась в мою кожу. Я стояла посередине этого хаоса и тяжело дышала, рассматривая кровавую кашу на том месте, где когда-то было лицо человека, называвшего себя моим отцом. Хриплые стоны стихли, уступив место звенящей тишине. И мои демоны больше не кричали внутри моей головы, подталкивая к действию. Теперь они затихли, буквально пробуя на вкус алую кровь. Откинув молоток в сторону, я осторожно отступила на шаг, продолжая следить глазами за неподвижным телом отца. Я не уверена, что мне следует делать. Адреналин, который бушевал в крови, начинает постепенно затихать. Я подняла дрожащие руки и оглядела брызги крови, которые теперь украшали мое тело, как произведение искусства. Слабые солнечные лучи начинали просачиваться сквозь тюлевые занавески. Я не заметила, как прошла целая ночь. Шорох за входной дверью вынудил меня подойти к ней ближе и распахнуть ее настежь.