– Да нет, он просто бульдозер, нам без него туго придется. Старательный парнишка, ну и у костра поколдовать или рыбы на уху наловить – всегда первый. Со всеми – хи-хи да ха-ха, быстро общий язык нашел. Да вы не волнуйтесь, Нина, это просто, а то, гляжу, я вас напугал. – Мутный он немного, да? – подсказала Нина. – Не замечал… немного. Ну, я пошел. До свидания, – Дмитрий развернулся уходить. – А правда, что вы славянское поселение роете? – полюбопытствовала Нина, ей не хотелось прощаться на напряженной ноте. – Да, – равнодушно пожал плечами Дмитрий, видно он не любил праздного любопытства. – А у нас в школе археологический кружок был, я пять лет ходила, – выдала Нина, чтобы поднять свою значимость. – Мы еще в детский археологический лагерь ездили. «Возрождение истоков», может слышали? – Как же не слышал? ­ – оживился бородач. – Я там тоже и школьником пахал, и вожатым не один год. Вы городские были или из района? А какая школа? – Двадцать третья. – Евгений Борисович привозил, верно? – Да, – обрадовалась Нина. – Мировой мужик. А чего на истфак не пошла? – Лечить нравится, – улыбнулась Нина. – Время будет, можешь к нам медработником на поток. – Хотелось бы, – воодушевилась она. – А здесь девятый – десятый века, выше пусто. Первым слой пепла идет, сгорел городец, – затараторил Димка. – Вал сохранился, керамики много, но черные копатели опередили, сильно все «перекурочили», слои перемешали, датировку сбили. Следы прошлогодние, ничего не знаешь, кто здесь рылся? – Я только в конце августа приехала, не знаю, – пожала плечами Нина, ей было приятно, что Дмитрий принял ее за свою. За окном свистнули, мол, чего копаешься. – Ну, бывай, Нина, увидимся, – дружелюбно махнул Димка рукой и вышел. Приняв трех пациентов и один вызов по телефону, Нина побежала колоть персонального больного и заодно пообедать. Степка не звонил, и она надеялась, что у него более-менее благополучно. Прошлепав мимо своей калитки, Нина завернула к Гребенкиным за ингалятором. Баб Рая, статная женщина кустодиевских форм, энергично выбивала половики, развесив их на заборе. Штакетник жалобно скрипел под волевыми ударами, выгибаясь дугой. – Сказала же своему – Гриш, вбей еще столб, так нет же, и так сойдет, – пожаловалась баб Рая Нине, – вот сейчас завалится, так я виновата буду. – Раиса Николаевна, вы бы не могли одолжить мне ингалятор? – нарочито буднично попросила Нина. – Я потом простерилизую и верну. – Для мужа? – подмигнула баб Рая. – Видела сегодня, красивый зараза. – Это не муж, – покраснела Нина. – Бывший муж, какая разница, мириться же приехал, – добродушно улыбнулась соседка. – Да нет, это вы все не так поняли, – путанно принялась разъяснять Нина, – Это Степа, он просто заболел и я… – Он мне сказал, – перебила ее баб Рая. – А я гляжу – машина незнакомая стоит. Думаю, Александр Петрович приехал на новой. – Да откуда у папы деньги на такую. – Ну, думаю, схожу поздороваюсь. Захожу, а там мужчинка на кухне в фартуке твоем яишню жарит. «Здрасте – здрасте». «Кто ж такой?» А он мне: «Муж бывший, раскаиваюсь, жить без нее не могу, помириться решил». Такие дела. «Юморист, значит? Ну, я тебе устрою, смеяться вместе будем, – Нина сжала кулаки. – Смелый? Позабыл уже, что уколы я пока колю». – Нина, ты его сразу не прощай, помучай немного, чтобы неповадно было, – баб Рая заговорщически понизила голос. – Помучаю, Раиса Николаевна, помучаю. И ингаляцию с календулой проведем, спиртовой раствор, – она злорадно улыбнулась, представляя как казачок кривится, вдыхая удушливые ароматы вонючего цветочка. Глава VI. Дирхем Нина со злостью рванула ручку входной двери и влетела в дом. По коридору порхали приятные обеденные ароматы. Нервно скинув туфли, хозяйка протопала на кухню. Казачок в фартуке сидел на табуретке и пялился в телефон. – Как температура? – сквозь зубы проговорила Нина. – Тридцать семь и две, – отчитался Степка, откладывая мобильник. – Кашель как? – Мокрый, но откашливаться стал, – посмотрел он на нее большими наивными глазами. – Ты чего баб Рае наговорил? – пошла в наступление хозяйка, выставляя как улику на стол коробку ингалятора. – Репутацию твою у бабушек спасал, – равнодушно кинул Степка. – Какую репутацию? – опешила Нина. – А как лучше звучит: «Я привела в дом неизвестного мужика, теперь лечу» или «Приехал муж, обижена, но приходится ухаживать, он же болен?» – Степка надменно скрестил руки на груди. – Потом скажешь – не смогла простить, расстались друзьями. Они тебе в рот заглядывать будут и героиней романов считать, а так, сама понимаешь, кем. Старое поколение, у них свои тараканы. – То есть ты у нас благородный, честь дамы защищал? – недовольно фыркнула Нина. – Нет, сказочник, и небылицы плел. – Да все уже знают, что ты из полевого лагеря. Какой муж? – Вот, даже в лагерь напросился, чтобы ближе к тебе быть. Есть давай, остывает. – А что у нас на обед? – Нина вымыла в раковине руки и заглянула под крышку чугунка. – Плов? Ничего себе! – на нее смотрел рассыпчатый рис, мягкого желтого оттенка, в обрамлении морковки и долек чеснока, за нос дразняще схватил мясной дух. – А где ты мясо взял? – Ни одна соседская кошка не пострадала, – отшутился Степка, по-хозяйски раскладывая тарелки. – На тушенке. Лучше, конечно, мясо, но «на безрыбье» как получилось. – Так я тушенку вчера в макароны забросила, – все же припомнила Нина Ваську, упитанного кота бабы Раи. – Это из моих запасов. Должен же я как-то отработать, – Степка открыл холодильник, на верхней полке ровными рядами стояли банки. – Спасибо. – У меня в машине еще пачка рафинада. Может принести? – Сахар у меня есть, – усмехнулась Нина. Они сели обедать. Вкусно, что и говорить, мужики, если у них руки откуда надо растут, готовить умеют – пальчики оближешь. – Теперь быстрее колоться и ингаляцию, а то у меня сегодня еще два вызова, – торопливо поднялась из-за стола Нина. – У Анны Ивановны ногу раздуло, надо глянуть, и инъекцию Ковалеву. – Ну, иди готовь орудия пыток, я посуду помою, – совсем уж милостиво предложил Степан. «Да он сегодня не мужчина, а праздник». Нина в хорошем настроении впорхнула в зал, бегло пробежалась глазами по полке шкафа и… Настроение резко потухло. Содержимое шкафа просматривали! Степка определенно рылся в ее вещах. Нет, все было разложено как прежде, почти в той же последовательности, но по едва уловимым приметам можно было понять, что предметы трогали и передвигали: вазочка чуть сдвинута – четверть круга чистого пространства в тонком слое недельной пыли, полотенца лежат слишком ровно, и вчера верхним было синее (это Нина точно помнила), а сегодня розовое; а фарфоровая козочка вообще оказалась в другом углу полки. Нина растерянно взяла ее в руки и заметила, что у статуэтки отбит хвостик. «Ну, это уж слишком! Чего он искал, деньги? Так у меня их отродясь не было, на карточке немного, да и та с собой в сумке». Нина полезла в сумочку – не вытащил ли больной у нее зарплатную карточку под утро, когда ее разморило сном, но серый угол карты привычно торчал из внутреннего кармана. – Нин, я повиниться перед тобой хотел, – в комнату побитой собачкой вошел Степка. – Я у тебя тут покопался немного. Я твоей ржавой открывашкой палец распахал, аптечку искал, – он показал распоротую кожу у основания указательного пальца. Кто вообще такие открывашки дома держит, ими же открыть ничего невозможно? – возмутился он, но робко. – Аптечка внизу, в коробке из-под туфель, ­– холодно произнесла Нина. – Как бы я мог догадаться, ты бы хоть крестик на крышке нарисовала, – проворчал Степка. – Я одна живу, и знаю, где у меня аптечка. Дай посмотрю, – она поймала его руку, – обработать нужно. – Я потом свою в машине аптечку вскрыл и перекисью залил. И еще это… – он зашарил в кармане, – вот, случайно зацепил, – на руке у него лежал маленький, похожий на молочный зуб хвостик фарфоровой козочки. – Случайно, повернулся, рукой махнул, а она… Я склею. У тебя клей есть? – Нет, – буркнула Нина, забирая хвостик. – Ну, у соседей можно попросить. А хочешь, я тебе новую козу куплю?