– Это подарок, от подружки, – Нина положила хвостик рядом с козой. – Она замуж вышла и на Дальний Восток уехала, может мы с ней в живую, не через экран, больше и не увидимся. – Ну, я же случайно. У меня кровища текла, – просительно произнес казачок, – я сначала хотел твоим полотенцем перехватить, уже достал, но не стал борзеть, футболкой своей обмотал. Все объяснилось, Нина облегченно выдохнула. – Прошу на процедуры, – указала она на диван. – Нин, у меня еще кое-что? – прикусил Степка нижнюю губу. – Что еще разбил? – укоризненно посмотрела на него Нина. – Я под полотенцами случайно вот это нашел, – он опять погрузился рукой в карман, что-то достал, разжал кулак. На его ладони лежала стального цвета почерневшая во впадинах гравировки монета, с неровными гнутыми краями, сплошь покрытая вязью письма, похожего на арабский. Видно было, что монетку пытались оттереть от налета времени, но не совсем удачно. – Нин, что это? ­­– с очень серьезным выражением лица, без тени робости и иронии, произнес Степан, поверхностью монеты поймав луч солнца. – Монетка сувенирная, – пожала плечами Нина. – Где ты ее взяла? А взгляд ледяной, со злой искрой, будто другой человек стоит. И ни казачок, и ни пират, а кто? Начальник, придирчивый босс? – Подарили? – Нина не могла понять его перемену. – Кто подарил? – Степ, это допрос? – Нин, кто подарил? – Я не знаю, – кисло улыбнулась она, – Степ, давай колоться, я опаздываю. – Как это ты не знаешь? – раздраженно бросил он. – А так, не знаю. Пришла с обхода, а на столе в медпункте монетка эта лежит и записка: «Любимому доктору от благодарного пациента, на память». – А где записка? – Ну, не знаю. Выбросила, наверное. Чего ее хранить? Не открытка же. – А теперь подробней, – Степка облокотился о шкаф. – Когда это было? – Недели две назад, я точно не помню. Недавно. Да что ты ко мне пристал? Понравилась, себе забирай. – Нина, это фальшивый дирхем, – еще раз сунул он ей чуть ли не под нос монету. – Ну, понятно, что фальшивый, не настоящий же, – буркнула Нина. – В том-то и дело, что настоящий фальшивый дирхем. – Ты уж определись – настоящий или фальшивый, – Нина скрестила руки на груди, тоже с вызовом облокачиваясь о полку шкафа. – На Руси в девятом – десятом веках своих монет еще не было, ходили арабские деньги, – старательно принялся объяснять Казачок. – Серебряные дирхемы попадали с торговыми караванами, но монет не хватало, и наши кузнецы-умельцы стали копировать форму и гравировку: брали серебряный кружок, выбивали на нем узор, вроде бы как похожий. Но прочесть на ложном дирхеме надпись нельзя, ошибки там закрадывались, языка-то наши не знали. Так вот это, – Степка указал на монету, – славянская копия арабского дирхема, ей тысячу лет. И она спокойненько лежит у тебя среди полотенец. Нина ошарашено хлопала ресницами. – Ты уверен? Вот так посмотрел и определил? – Не уверен, – уклончиво отозвался Степка, – экспертизу надо делать. – Вот видишь, ты не уверен, – ухватилась за ниточку Нина. – Это копия, подражание. Стали бы мне такую дорогущую настоящую монету дарить. – Вот ты говоришь, на столе лежала, ты не закрываешь медпункт, когда на обход уходишь? – Закрываю, конечно, – обиделась Нина, – даже форточки. – Ну, и как она могла на столе оказаться? – Ключ второй в правлении на гвоздике висит, по субботам у меня Галин Михална, уборщица агропредприятия, моет. Любой с гвоздика мог взять. Неправильно, конечно, я ей говорила, чтобы не бросала, но она не слушает, ворчит – чего у тебя там брать. У меня и вправду нечего брать – наркотических препаратов нет, дорогого оборудования тоже, только картотека. – Поня-а-атно, – протянул Степан. – Так монету сдать нужно, раз она такая редкая, – сообразила Нина, – в полицию или музей. Куда их сдают, я не знаю? – У себя пока оставь, я узнаю, – уклончиво ответил Степка, вкладывая ей в руку монету, – колоться давай. Он стал каким-то чужим, отстраненным, будто Нина в чем-то была виновата. Она сделала инъекцию и пошла на кухню настраивать ингалятор. Незаметно достала из кармана монетку, покрутила в руках. «Чего в ней такого редкого?» Воровато оглянувшись на дверь, Нина приподняла плинтус у газового котла и сунула в щель старинный раритет. Всего пять минут назад она хотела отдать этот дирхем, или как его там, Степке, а теперь отчего-то совсем Казачку не доверяла. «Странный, накинулся на меня как на преступницу какую». Было немного обидно. – Иди дышать? – с холодком в голосе позвала она больного. – Я пока не умер, дышу вроде, – вошел снова в хорошем настроении Степка, словно и не было этого допроса с пристрастием. – Сегодня пять минут, потом до семи доведем. Засечешь время, – стала объяснять Нина, – потом вот на эту кнопочку нажмешь, подышишь, выключишь, разберешь потихоньку. Осторожно, чтобы не сломать, и водой промоешь. Понятно? Больной кивнул. – Тогда я побежала, смертельно опаздываю. – Возьми машину, – сделал барский жест Степка. – Какую машину? – Мою машину возьми, доедешь быстро. Ты ж говорила, хорошо водишь. Правда, я так понял, это четыре года назад было. – У отца тоже машина есть, я вожу. У тебя ручник или автомат? – Автомат. – Обалдеть, – не смогла сдержать восторга Нина. Надо было вежливо отказаться, но соблазн был так велик, так велик! – Я буду осторожной. Честное слово, – одарила она Казачка счастливой улыбкой. – Ключи, кстати, уже у тебя, – ухмыльнулся Степка. Инцидент с монетой был исчерпан. Нина села в Степкино авто… Глава VII. За рулем Вначале Нина хотела доехать до Ковалевых полевой дорогой вокруг села, чтобы не привлекать к себе внимание, но потом подумала: «А чего я смущаюсь? Мой, хоть и бывший, но все же муж, значит, почти моя и машина. Что я не могу у бывшего мужа временно машину одолжить? А по полям можно бампером зацепиться или в грязи застрять. Поеду по главной, а потом к ферме сверну». В полдень село казалось особенно пустынным, никого не встретив, Нина спокойно прокатилась по асфальту, наслаждаясь послушностью руля и мерным шуршанием шин. Левую ногу первое время приходилось осаживать, так как она не привыкла к безделью, но постепенно все наладилось. Широкая педаль тормоза и узкая газа старательно срабатывали – автомат замедлял или наоборот ускорял автомобиль по первому желанию водительницы. «Ах, мне бы такую «жужу». И как на такие зарабатывают?» За ночь лужи у фермы немного просохли, и Нина смогла осторожно проехать в колее, обогнуть унылое здание коровника и, развернувшись на пятачке, подрулить к дому пациента. Припарковавшись у забора, водительница, гордо вскинув голову, пошла во двор. – Эхе-хе-хе-хе, – ворчливо начала бабка Лушка, – приполз кобель на коленях, и она уже расцвела, на машинах евоных раскатывает. Гнать его надо, поганой метлой. Раз предал, так и будет по бабам шнырять, жизни не будет. «О, Лукерья Тихоновна уже в курсе. Веселовское сарафанное радио по скорости далеко обгоняет сверхскоростной Интернет». – Ничего я не расцвела, а машину пришлось взять, у меня сегодня еще один вызов. – Это куда ж? – полюбопытствовала Лукерья. – К Анне Ивановне Быхановой, ногу осмотреть, она с утра позвонила. Не слышали? – Нет, не слыхала. «Правильно, про меня же интересней, чем какая-то там нога». Справившись у Ковалевых, Нина быстренько добралась до Анны Ивановны, одинокой учительницы на пенсии. Осмотр вызвал у Нины опасения, и она предложила госпитализацию.