– Я не так уж много сделала, господин инспектор. Рош взял со стола нож для разрезания бумаги и начал острием чистить ногти. Не отрываясь от своего занятия, рассеянно произнес: – Напротив, вы были нам весьма полезны. – Мы так и не установили личность шестой девочки. – Установим, как и все остальное. – Господин инспектор, я прошу разрешения дать мне хотя бы день-другой для завершения работы. Я уверена, что добьюсь результата. Рош выпустил нож, убрал ноги со стола, встал и направился к Миле. Одарив ее лучезарной улыбкой, он взял ее за правую руку, все еще забинтованную, и пожал ее, не замечая, что делает ей больно. – Я говорил с вашим шефом, сержантом Морешу, он заверил меня, что вы получите заслуженное вознаграждение за вашу работу. С этими словами он подвел ее к двери: – Желаю вам счастливого пути, агент Васкес. И не забывайте нас. Мила кивнула. Что тут скажешь?.. В мгновение ока она оказалась за порогом, дверь за ней захлопнулась. Надо бы обсудить ситуацию с Гораном Гавилой: наверняка он не в курсе ее внезапного отъезда, но он уже уехал домой. Несколько часов назад она слышала, как он давал по телефону указания насчет ужина. Судя по его тону, он разговаривал с ребенком лет восьми-девяти. Они собирались заказать пиццу. Мила поняла, что у Горана есть сын. Может, есть и женщина, которая разделит приятный вечер с отцом и сыном. Она почему-то почувствовала зависть к этой женщине. На выходе она сдала жетон и получила конверт с билетом на поезд. На сей раз никто не станет провожать ее на вокзал. Надо будет вызвать такси, в надежде, что ее начальство оплатит расходы, и заехать в мотель за вещами. Оказавшись на улице, она сказала себе, что спешить некуда. Огляделась, вдохнула воздух, внезапно показавшийся чистым и благотворным. Город как будто погрузился в огромный холодный шар в преддверии перемены погоды. Один градус выше или ниже – и все изменится. Такой разреженный воздух – не что иное, как заблаговременное обещание снегопада. Вряд ли все надолго останется в этой неподвижности. Она вытащила из конверта билет: до отправления поезда еще три часа. Но думала она о другом. Успеет ли она за этот срок сделать то, что наметила? Все равно не узнаешь, пока не попробуешь. Даже если это напрасный труд, никто все равно не узнает. А уехать, не разрешив сомнений, она не может. Три часа. Пожалуй, должно хватить. Она взяла напрокат машину и провела в дороге около часа. Вершины гор впереди окаймляли небо. Вокруг – деревянные дома с покатыми крышами. Из труб поднимается серый дым, пахнущий смолой. Во дворах видны поленницы. Из окон льется уютный желтоватый свет. По Сто пятнадцатому шоссе Мила свернула на двадцать пятом километре и поехала к интернату, где училась Дебби Гордон. Надо осмотреть ее комнату. Она уверена, что найдет там какой-нибудь след, ведущий к девочке номер шесть, к ее имени. Хотя старшему инспектору Рошу это вроде бы уже и не нужно, Мила не могла оставить дело неоконченным. Она обязана совершить этот жест милосердия. Весть о том, что девочек было не пять, а больше, не распространилась широко, и потому ни у кого нет возможности оплакать шестую жертву. Над безымянной жертвой никто, понятное дело, этого делать не станет. Так неужели ей суждено остаться белым пятном на могильном камне, безмолвной паузой в конце короткого перечня имен, всего лишь номером, добавленным к бесстрастной бухгалтерии смерти? Вообще-то, ее больше тревожила другая мысль, ради которой она проделала такой путь. Собственно, даже не мысль, а ощущение щекотки в надключичной ямке. Она приехала на место уже после девяти вечера. Интернат был расположен в красивом пригороде на высоте тысяча двести метров. Улицы в этот час были пустынны. Здание школы находилось на окраине городка, на холме, в окружении прекрасного парка с манежем, теннисными кортами и баскетбольной площадкой. Ко входу вела длинная подъездная аллея, по которой припозднившиеся школьники возвращались после занятий спортом. Тишину вечера то и дело нарушали взрывы звонкого детского смеха. Мила обогнала детей и припарковалась на площадке. Вскоре она уже входила в канцелярию за разрешением посетить комнату Дебби, в надежде, что ей не станут препятствовать. Проконсультировавшись у директора, секретарша сказала, что разрешение получено. К счастью, мать Дебби после разговора с Милой позвонила в школу и предупредила о ее визите. Секретарша вручила Миле пропуск с надписью «посетитель» и объяснила, где находится комната Дебби. Мила прошла по коридорам в крыло здания, где обитали девочки. Найти комнату Дебби не составило труда. Ее соученицы украсили дверь ленточками и записочками на цветной бумаге. Они писали о том, что скучают по ней и никогда ее не забудут. И конечно, неизменное: «Ты навсегда останешься в наших сердцах». Она думала о Дебби, о ее телефонных звонках домой, о просьбах забрать отсюда, об одиночестве девочки ее возраста – робкой, неловкой, возможно даже затравленной соученицами этого престижного заведения. Отсюда и эти безвкусные билетики, запоздалое лицемерное сочувствие. «Раньше надо было сочувствовать, когда она тосковала здесь, – укорила их Мила, – или когда кто-то похитил ее прямо у вас на глазах». Из глубины коридора доносились крики и веселый галдеж. Перешагнув через давно погасшие свечи, которые кто-то расставил перед порогом, Мила вошла в бывшее убежище Дебби. Она закрыла за собой дверь, и сразу стало тихо. Протянув руку к лампе, зажгла ее, и перед ней предстала крошечная комнатка. Впереди окно, выходившее в парк. У стены письменный стол в безупречном порядке. Над ним книжные полки, плотно заставленные книгами: Дебби любила читать. Справа дверь в ванную, закрытая. Мила решила, что ее осмотрит в последнюю очередь. На кровати несколько плюшевых игрушек, которые таращились на Милу холодными неживыми глазами, так что ей сразу стало неловко за свое вторжение. Стены увешаны постерами и фотографиями Дебби дома с псом Стингом и другими близкими существами, от которых ее оторвали, устроив в этот престижный интернат. Дебби со временем обещала стать красавицей, отметила Мила. Ее сверстницы не замечали этого, а потом, быть может, стали бы раскаиваться, что вовремя не разглядели лебедя в этом гадком утенке. Но тогда уже и она стала бы их игнорировать, по заслугам. Миле пришло на память вскрытие, на котором она присутствовала, и то, как Чан очистил от пластикового мешка лицо в обрамлении волос, сколотых заколкой в виде белой лилии. Убийца причесал ее, и Мила тогда еще подумала, что это было сделано в расчете на полицейских. «Нет, она была красавицей для Александра Бермана…» Ее взгляд привлек участок стены, странным образом оставшийся пустым. Она подошла поближе и обнаружила во многих местах растрескавшуюся штукатурку. Словно тут раньше что-то висело. Другие фотографии? Мила заподозрила, что сюда кто-то уже вторгался. Другие руки ощупывали, другие глаза созерцали мир Дебби, ее вещи, ее воспоминания. Быть может, мать сняла какие-то фотографии со стены, надо проверить. Она все еще размышляла над этим, когда ее внимание привлек какой-то шум. Но не из коридора, а из-за двери ванной. Рука машинально потянулась к поясу, за которым торчал пистолет. Мила крепко обхватила рукоятку и, вскинув ствол, встала перед дверью ванной. Опять донесся шум. На сей раз еще отчетливее. Да, там внутри кто-то есть. Этот «кто-то» не заметил ее прихода и, как она, решил пробраться в комнату, чтобы что-то отсюда вынести. Улики? У Милы участилось сердцебиение. Нет, она выждет, не станет пока туда входить. Дверь резко распахнулась. Мила переместила палец с предохранителя на спусковой крючок. Но, к счастью, вовремя остановилась. Девочка вздрогнула от испуга и выпустила что-то из рук. – Ты кто? – произнесла Мила. – Подруга Дебби, – пролепетала девчонка. Врет. Мила ни на секунду не усомнилась в этом. Заткнув пистолет за пояс, она поглядела на пол, где валялось то, что уронила девочка. Флакончик духов, несколько бутылочек шампуня и красная шляпка с широкими полями. – Я пришла за вещами, которые одолжила ей, – оправдывалась подружка. – Другие тоже приходили до меня. Мила узнала шляпку по нескольким фотографиям на стене. Дебби была снята именно в ней. Иначе говоря, Мила стала свидетельницей мародерства, которое, видимо, продолжается уже несколько дней. И ничего удивительного, что кто-то из учениц снял со стены фотографии. – Ладно, – отрезала она, – проваливай. Девочка помедлила, потом подобрала то, что уронила, и вышла из комнаты. Мила ей не препятствовала. Дебби тоже не стала бы возражать. Матери эти вещи не нужны, они бы только напоминали ей о чувстве вины за то, что она отправила дочь в эту школу. Пожалуй, госпоже Гордон даже «повезло» (если в данном случае можно говорить о везении), что она теперь может поплакать над телом дочери. Мила принялась перебирать тетради и книги. Ей нужно имя, и она его найдет. Конечно, было бы проще, если бы она нашла дневник Дебби. Несомненно, Дебби поверяла все свои печали дневнику и, как все сверстницы, хранила его в тайном месте – тайном, но близко к сердцу, чтобы всегда можно было протянуть руку и достать его. «А когда наступает необходимость укрыться в том, что нам всего дороже?» – спросила она себя. Ночь подарила ответ. Она присела возле кровати, засунула руку под матрас и шарила под ним, пока не нащупала. Жестяная коробка с серебристыми зайчиками на крышке, запертая на маленький замочек. Она выложила находку на кровать и осмотрелась: где бы поискать ключ? Но тут вспомнила, что уже видела его на вскрытии трупа Дебби. Он был прикреплен к браслету на ее правой руке. Браслет Мила отдала матери девочки, и сейчас у нее нет времени возиться с ключом. Придется вскрывать коробку. Она подцепила шариковой ручкой петли, на которых висел замочек, сорвала их и откинула крышку. Внутри была всякая всячина – от засушенных цветочков до ароматических палочек. Английская булавка, испачканная кровью, – видимо, ею и выполняли обряд кровного родства. Шелковый вышитый платочек. Резиновый медвежонок с обгрызенными ушками. Свечи с именинного пирога. Свято хранимые сокровища девочки-подростка. Но дневника не было. Странно, подумала Мила. Размеры шкатулки и скудость содержимого предполагали наличие чего-то еще. А также потребность запирать это содержимое на замок. Но может, и не было у нее никакого дневника? Разочарованная напрасными трудами, она взглянула на часы: поезд все равно ушел, поэтому есть смысл остаться и продолжить поиски того, что может привести к таинственной подруге Дебби. Уже раньше, когда она перебирала вещи Дебби, у Милы несколько раз возникало это ощущение, но его никак не удавалось ухватить. Щекотка в надключичной ямке. Нет, она не может уйти, пока не поймет, что это. Только нужно чем-то подкрепить ускользающую мысль, расчистить ей путь. Несмотря на поздний час, Мила приняла нелегкое, но необходимое решение. И набрала номер Горана Гавилы. – Доктор Гавила, это Мила. Криминолог несколько секунд молчал. – Что случилось, Мила? Раздраженный тон? Да нет, это ей показалось. Для начала Мила поведала ему о том, что ей сейчас надлежит ехать домой в поезде, а она вместо этого обыскивает комнату Дебби Гордон в интернате. Она выложила ему всю правду, и Горан внимательно ее слушал. Когда она закончила, на другом конце последовало долгое молчание. Мила не могла этого знать, но он смотрел на висячие шкафчики своей кухни, а в руке держал чашку с дымящимся кофе. Он уже несколько раз пытался дозвониться Рошу, чтобы предотвратить его самоубийство в глазах СМИ, но безуспешно. – Думаю, мы поторопились с Александром Берманом. Мила отметила, что он выговорил это очень тихо, словно боялся, что от этих слов у него разорвется легкое. – Я тоже так думаю, – согласилась она. – А вы как пришли к этой мысли? – Он перевозил в багажнике Дебби Гордон. Почему не последнюю девочку? Мила припомнила объяснение, которое Стерн дал этому странному обстоятельству: «Возможно, Берман, когда прятал тело, допустил ошибку, которая могла его выдать, и решил перезахоронить его в другом месте». Горан слушал с недоумением. Ее дыхание в трубке было почти спокойным. – Я что-то не то говорю? – Да нет. Но, по-моему, у тебя нет убежденности в том, что ты говоришь. – И в самом деле нет, – подумав, сказала она. – Чего-то недостает. Вернее, что-то выбивается из общей картины. Хороший сыщик живет ощущениями. К рапорту их не подошьешь, там нужны только факты. Но коль скоро Гавила сам заговорил об этом, Мила осмелилась поведать ему свои соображения: – Впервые это случилось во время доклада судмедэксперта. Возник какой-то диссонанс. Но я не успела его поймать – тут же упустила. Щекотка в надключичной ямке.