– Или сделал, а мы этого не распознали. – Возможно, мы не в состоянии прочитать этот знак, – согласился Горан. – Потому что пока недостаточно знаем его. И потому настало время реконструкции стадий. Их пять. И в них отображен modus operandi. В учебниках по криминологии они используются для раскладывания по полочкам действий серийных убийц, разделения их на четкие эмпирические моменты, которые анализируют по отдельности. Отправным пунктом является предположение, что серийный убийца не рождается таковым, а исподволь накапливает опыт и стимулы для формирования преступной склонности, выражающейся в насилии. Первая стадия этого процесса – стадия «фантазий». – Прежде чем искать его в реальности, он долго вынашивает в воображении объект своих желаний, – сказал Горан. – Мы знаем, внутренний мир серийного убийцы – это переплетение стимулов и стрессов, и как только внутренний мир уже не может удерживать их, неизбежен переход к действию. Внутренняя жизнь, жизнь воображения выливается в реальность, затопляя ее. И тогда маньяк начинает моделировать окружающую действительность по образу и подобию своих фантазий. – И в чем состоят фантазии Альберта? – спросил Стерн, кладя в рот очередную мятную пастилку. – Что его притягивает? – Его притягивает вызов, – заметила Мила. – Возможно, его долгое время недооценивали, или он так считал. И теперь хочет показать, что он лучше других… и лучше нас. – Но он это не просто нафантазировал, верно? – Горан задал вопрос не для того, чтобы получить подтверждение, а потому, что эту стадию считал уже пройденной. – Альберт уже пошел дальше, он наметил каждый свой шаг, предвкушая нашу реакцию: у него в руках «контроль над ситуацией», и он нам об этом заявляет: хорошо зная себя, он так же хорошо знает нас. Вторая стадия – «организационная» или стадия «планирования». Когда фантазия дозрела до исполнения, убийца неизбежно приступает к выбору жертвы. – Мы уже поняли, что он выбирает не девочек, а семьи. Его мишень – родители, у которых только один ребенок. Он хочет наказать их за эгоизм. Символика жертвы здесь не важна. Девочки не похожи друг на друга, у них имеется разница в возрасте, хотя и небольшая. Нет ни одной физической черты, которая объединяла бы их, скажем белокурые волосы или веснушки. – Потому он их и не насилует, – заметил Борис. – С этой стороны они его не интересуют. – Тогда почему только девочки, почему нет мальчиков? – спросила Мила. На этот вопрос никто не мог ответить. Горан кивнул и погрузился в раздумья. – Я тоже думал об этом. Но проблема в том, что мы не знаем, из чего зародилась его фантазия. Часто объяснение оказывается гораздо банальнее, чем можно было предположить. Может, в школе его обидела подружка или что-то в этом роде… Любопытно было бы найти ответ. Но пока у нас нет сведений для этого, надо придерживаться того, что мы имеем. Мила была слегка раздосадована тем, что Горан так резко отмел в сторону ее соображение, но в то же время она сознавала: причина его раздражения не в ней. Видимо, он сам досадует на то, что еще не знает всех ответов. Третья стадия – стадия «обмана». – Как он заманивал жертв? К какой уловке прибегал Альберт, чтобы похитить их? – Дебби вышла из школы. Анника каталась на горном велосипеде в лесу. – Сабину он снял с карусели у всех на глазах, – добавил Стерн. – Да, но каждый смотрел только на своего ребенка, – с язвительной ноткой в голосе возразила Роза. – На чужих всем наплевать, вот в чем беда. – Так или иначе, он проделал это в окружении большой толпы. И так ловко проделал, сукин сын! Горан сделал знак успокоиться: ему не хотелось, чтобы ярость застила ясность зрения. – Двух первых он похитил в безлюдных местах. Это была, что называется, генеральная репетиция. А когда он обрел уверенность в себе, то напал на Сабину. – Здесь уровень вызова повысился. – Не забывайте: тогда его еще никто не искал. Только после похищения Сабины мы стали связывать пропажи между собой и возник страх. – Да, но факт остается фактом: Альберт сумел похитить ее на глазах у родителей. Ему надо было доказать свою состоятельность. И я не убежден, что, как говорит Роза, всем было наплевать. Нет, он умудрился обмануть и окружающих. – Правильно, Стерн, мы над этим и будем работать, – заявил Горан. – Как ему это удалось? – Ясно как – он невидимка! Реплика Бориса заставила всех улыбнуться. Но для Гавилы в ней содержалось зерно истины. – Иными словами, обыкновенный человек, но обладающий талантом мимикрии: он выдал себя за отца семейства, когда снял Сабину с лошадки и унес с собой. Все это заняло… сколько? Четыре секунды? – Он тут же исчез, смешался с толпой. – И девочка не заплакала? Не сопротивлялась? – недоверчиво покрутил головой Борис. – Ты много видел детей, которые не сопротивляются, когда их снимают с каруселей? – заметила Мила. – Даже если она заплакала, это никого не удивило, – подытожил Горан и продолжил: – Потом пришла очередь Мелиссы. – Тревога уже набрала силу. Ей запретили выходить из дому, но она уже договорилась с подружками провести вечер в боулинге. Стерн поднялся со стула и подошел посмотреть на фотографию, с которой всем улыбалась Мелисса. Снимок взяли из школьного ежегодного отчета. Мелисса была старше всех, но в чертах ее еще сохранилось много детского, к тому же роста она была невысокого. Вскоре она перешагнула бы порог пубертата, в ее фигуре неожиданно наметились бы мягкие округлости, и мальчишки наконец обратили бы на нее внимание. А пока надпись под фото в ежегоднике лишь отмечала ее спортивные успехи и заслуги редактора школьной стенгазеты. Она мечтала стать журналисткой, но этой мечте уже не суждено сбыться. – Альберт поджидал ее. Скотина! Мила подняла на него глаза: похоже, спецагент был сам удивлен своей вспышке. – А Каролину похитили прямо из ее постели, в собственном доме. – Все рассчитано. Горан тоже подошел к доске, взял маркер и начал быстро намечать пункты. – Первые две попросту исчезли. На руку Альберту играет то, что десятки малолеток каждый день сбегают из дому из-за плохой оценки или ссоры с родителями. Поэтому два первых исчезновения никто не связал воедино. Третье выглядело как явное похищение, поэтому и поднялась тревога. В четвертом случае он знал, что Мелисса не устоит перед искушением отметить день рождения с подружками. И наконец, в пятом эпизоде он основательно изучил дом и привычки семьи, чтобы проникнуть туда беспрепятственно. Какой вывод мы сделаем из этого факта? – Он изощренный обманщик. И нацелен не столько на жертв, сколько на ответственных за них родителей или же на силы правопорядка, – отчеканила Мила. – Он не выстраивает мизансцен, для того чтоб завоевать доверие девочек: взломал дверь, уволок силой – и дело с концом. Мила вспомнила, что Тед Банди носил фальшивую гипсовую повязку, чтобы внушить доверие студенткам. Таким образом, представляясь несчастным и уязвимым, он просил помочь перенести тяжелые вещи, и ему было легко убедить их сесть в его «фольксваген». Девушки слишком поздно обнаруживали отсутствие ручки с внутренней стороны дверцы. Горан закончил писать и объявил о четвертой стадии. То есть об «убийстве». – У него существует «ритуал», который серийный убийца повторяет от раза к разу. Со временем способы причинения смерти могут совершенствоваться, но общая картина остается неизменной. Это его фирменный товарный знак. Как во всяком ритуале, тут присутствует особый символизм. – На сегодняшний день у нас есть шесть рук и один труп. Он убивает их, чисто отпиливая конечность. Кроме последней девочки, как нам известно, – прибавила Сара Роза. Борис взял заключение патологоанатома и уткнулся в него: – Чан уверяет, что он убил их сразу после похищения. – Зачем такая спешка? – произнес Стерн. – Его не интересуют сами девочки, и у него нет причин сохранять им жизнь. – Он вообще не видит в них людей, – вставила Мила. – Они для Альберта неодушевленные предметы. «Даже шестая», – разом отметили члены группы, но вслух никто не решился это высказать. Все сознавали, что Альберту безразличны ее муки. Он оставил ее в живых, поскольку преследует определенную цель. Последняя стадия – «обустройство останков». – Сначала кладбище рук, потом Альберт подбрасывает труп в багажник педофила. Это послание нам? Горан обвел взглядом присутствующих. – Он заявляет нам, что он не такой, как Александр Берман, – уверенно заключила Сара Роза. – Возможно, даже хочет сообщить, что сам в детстве стал жертвой педофила. Как будто говорит: «Я такой, какой есть, потому что меня сделали чудовищем». Стерн покачал головой: – Он с удовольствием бросает нам вызов, представление его устраивает. Однако первые полосы газет нынче посвящены не ему, а Берману. Я сомневаюсь, что он согласен делить славу с кем-либо еще. Педофила он выбрал не из мести. У него должны быть другие мотивы. – Мне еще одно кажется странным. – Горан припомнил вскрытие, на котором присутствовал. – Он обмыл и нарядил тело Дебби Гордон в ее собственную одежду. «Приукрасил ее для Бермана?» – подумала Мила. – Мы не знаем, поступил ли он так со всеми и укладывается ли это в его ритуал. Однако странно… Странность, которую имеет в виду доктор Гавила (Мила, не будучи специалистом, тем не менее поняла это), состоит в том, что серийные убийцы часто присваивают что-то, принадлежавшее жертвам. Фетиш или сувенир, для того чтобы наедине с собой вновь пережить этот опыт. Обладать этим предметом – все равно что сохранить обладание человеком. – Он ничего не взял у Дебби Гордон. Как только Горан произнес эти слова, Миле вдруг пришел на память ключик, висевший на браслете Дебби. Возможно, убийца открыл шкатулку, в которой Мила надеялась найти ее тайный дневник. – Черт побери! – невольно вырвалось у нее, и она вновь попала в центр внимания. – Может, поведаешь нам свои мысли?