Мила вышла вместе с остальными и подняла взгляд к внушительному фасаду, почерневшему от времени. Над входом красовалась надпись: «Visitare Pupillos In Tribulatione Eorum Et Immaculatum Se Custodire Ab Hoc Saeculo»[1]. – Призирать сирот в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира, – перевел с латыни Горан. Некогда здесь был сиротский приют. Капитан подал знак оперативным группам, и те начали проникать в здание с боковых входов. За неимением продуманного плана, им придется импровизировать. После минутного ожидания Мила и остальные вместе с капитаном вошли через главный вход. Вестибюль был огромный. Перед ними, сходясь, поднимались две лестницы, ведущие на верхние этажи. Сквозь высокое окно проникал призрачный свет. Единственными хозяевами здания теперь были голуби, которые, испугавшись вторжения, хлопали крыльями возле слухового окна и отбрасывали на стены и пол мятущиеся тени. В помещениях эхом отдавался звук шагов спецназовцев, которые обследовали комнату за комнатой. – Чисто! – то и дело перекликались они после очередной проверки. Мила оглядывалась по сторонам: обстановка казалась нереальной. Опять в планах Альберта появился интернат. Правда, не такой престижный, как у Дебби Гордон. – Сиротский приют. Здесь они, по крайней мере, имели крышу над головой и получали образование, – высказался Стерн. – Сюда направляли тех, кого никто не усыновил, – счел нужным уточнить Борис. – Детей заключенных, детей самоубийц… Все ждали подсказки. Желанным мог стать любой знак, способный разрушить оцепенение ужаса, лишь бы он наконец прояснил причину, по которой они сюда примчались. Гулкое эхо шагов внезапно оборвалось. Спустя несколько секунд в рации зазвучал голос: – Командир, тут что-то… GPS-передатчик обнаружили в подвале. Мила вместе с другими бросилась туда через кухни приюта с их огромными жаровнями, через непомерно просторную столовую со стульями и столами из ДСП, отделанными голубым пластиком. Они спустилась по шаткой винтовой лестнице в помещение с низким потолком и люками для освещения. Пол здесь был мраморный и наклонно спускался к замусоренному центральному коридору. Мраморными были и баки, поставленные вдоль стен. – Прачечная, наверно, – заключил Стерн. Спецназовцы встали вокруг одной из раковин, держась на расстоянии, чтобы не нарушить целостность улик. Один из них снял каску и опустился на колени: его рвало. Все старательно отводили взгляд. Борис первым переступил эту живую границу, за которой находилось нечто неописуемое, и тут же замер, зажав рот рукой. Сара Роза отвернулась. У Стерна невольно вырвалось: – Господи помилуй! И лишь доктор Гавила остался невозмутим. Спустя мгновение он повернулся к Миле. Анника. Тело лежало в неглубокой мутной лужице. На восковом лице обозначились первые признаки трупного разложения. Она была голой и в правой руке сжимала GPS-передатчик, продолжавший пульсировать, будучи единственным, нелепым признаком искусственной жизни в этой сцене смерти. У Анники также была отпилена левая рука, что нарушало симметрию тела. Но даже не это, и не удивительная сохранность тела, и не зрелище невинной наготы более всего потрясло присутствующих. Нет, подлинный ужас вызвало нечто иное. На лице трупа застыла улыбка. 14 Его зовут отец Тимоти. Лет на вид примерно тридцать пять. Редкие светлые волосы расчесаны на косой пробор. Его сотрясает сильная дрожь. Он – единственный обитатель этих мест. Он занимает дом приходского священника по соседству с небольшой церковью: эти два объекта недвижимости из всего гигантского комплекса только и остаются жилыми. Прочие давно заброшены. – Церковь-то до сих пор действующая, вот и живу здесь, – объяснил молодой священник. Но мессу отец Тимоти нынче служит исключительно для себя. – Никто здесь не бывает. Окраина города слишком далеко, автострадой нас совсем отрезали от мира. Служит он тут всего полгода. Приехал на смену некоему отцу Рольфу, когда тот удалился на покой, и явно не ведал о том, что творится в приюте. – Я туда ни ногой, – признался он. – Что мне там делать? Сара Роза и Мила сообщили ему причину своего вторжения и упомянули о жуткой находке. Узнав о существовании отца Тимоти, Горан отправил их двоих поговорить с ним. Роза делала пометки в блокноте, но сразу было видно, что показания священника ее не слишком интересуют. Мила заверила его, что никто не ждет от него каких-либо откровений и уж тем более ни в чем не обвиняет. – Бедное создание, вот несчастье! – воскликнул священник и не сдержал слез – так он был потрясен. – Когда немного придете в себя, мы вас ждем в подвальной прачечной, – заявила Сара Роза, усилив его смятение. – А зачем? – Затем, что нам надо кое о чем расспросить вас на месте. Поможете нам ориентироваться в этом лабиринте. – Так я же говорю, что заходил туда всего раза три и вряд ли смогу… – Это вопрос нескольких минут, – прервала его Мила. – После того как мы вывезем тело. Она ловко ввернула эту подробность, так как поняла, что отцу Тимоти меньше всего хочется, чтобы в памяти его отпечатался изувеченный труп ребенка. Ведь ему еще жить в этих местах, а это и без того тяжкое испытание. – Как скажете, – покорно склонил голову священник. Он проводил их до двери, подтвердив свою готовность оставаться в распоряжении полиции. Возвращаясь к остальным, Роза шла на несколько шагов впереди Милы – как всегда, обозначила дистанцию между ними. В других обстоятельствах Мила отреагировала бы на провокацию, но теперь она полноправный член команды и должна жить по другим правилам, если хочет успешно завершить дело. «После посчитаемся», – дала она себе зарок. Но тут же в голову пришла другая мысль: получается, она вроде и не сомневается, что дело будет завершено и что так или иначе весь этот ужас останется позади. Да, это свойство человеческой натуры: как бы там ни было, надо жить дальше. Мертвые будут погребены, и все в конце концов перемелется. В душе останется лишь смутный осадок, накипь естественного процесса самосохранения. У всех. Но не у нее: она нынче же вечером постарается сделать это воспоминание неизгладимым. На месте преступления можно получить массу информации – как о последовательности событий, так и о личности преступника. Машина Бермана не может считаться настоящим местом преступления, а пристанище второго трупа в состоянии многое рассказать об Альберте. Поэтому необходим глубокий анализ места, чтобы при помощи коллективного тренинга, составляющего подлинную силу их команды, лучше определить облик убийцы, на которого они ведут охоту. Вопреки упорным попыткам Сары Розы выключить ее из этого процесса, Мила все-таки заслужила титул законного звена в энергетической цепочке (так она окрестила их группу после того, как они обнаружили первый труп в машине Бермана), и теперь даже Борис и Стерн считают ее своей. Отпустив спецназ, Горан и его подручные занялись осмотром прачечной. Место было освещено холодным сиянием галогеновых фонарей на четырех стойках; они были подсоединены к передвижному генератору, так как электричество в здании отсутствовало. Ничего пока еще не трогали. Но доктор Чан уже работал над трупом. С собой он привез невиданное оборудование в чемоданчике, набор образцов, химических реактивов и микроскоп. В данный момент он брал образцы мутной жидкости, в которой лежало тело. Скоро должен подъехать и Крепп для снятия отпечатков. У них есть полчаса, до того как начнут действовать эксперты-криминалисты. – Совершенно очевидно, что мы не находимся на месте первичного преступления, – заговорил Горан, имея в виду, что место следует считать вторичным, ибо само убийство явно произошло не здесь. Применительно к серийным убийцам, место обнаружения жертвы намного важнее места убийства, поскольку убийство маньяк оставляет для себя, а всем остальным желает поделиться. Труп жертвы – для него своеобразный канал для общения со следователями. В этом смысле Альберт ничем не отличается от прочих. – Нам надо расшифровать эту сцену, прочитать заложенное в ней послание, понять, кому оно адресовано. Кто начнет? Напоминаю: ничья точка зрения без внимания не останется, поэтому высказывайте все, что придет вам в голову. Начинать никто не хотел. Каждого терзали сомнения. – Может, он провел детство в этом приюте и его ненависть, злоба идут отсюда? Надо порыться в архивах. – Если честно, Мила, я не верю, что Альберт так легко дал бы нам сведения о себе. – Почему? – Вряд ли он жаждет быть пойманным. По крайней мере, сейчас. Пока что мы нашли только второй труп. – Но ведь не зря говорят, что серийные убийцы нарываются на арест, потому что не могут остановиться.