Старый групповой снимок, запечатлевший всех, кто оставался в приюте до самого закрытия, был найден в бывшем кабинете отца Рольфа. Из шестнадцати ребят, сидящих по обе стороны от пожилого священника, лишь один улыбался в объектив. Улыбка сквозь слезы. Живые глаза, взлохмаченные волосы, одного зуба не хватает, на зеленом пуловере заметное масляное пятно, словно медаль за боевые заслуги. Билли Мор навечно запечатлен на этой фотографии и покоится на маленьком церковном кладбище рядом с приютом. Он не единственный, кто там похоронен, но его могила самая красивая. Над надгробной плитой покровительственно распахнул крылья каменный ангел. Выслушав отчет Милы и Бориса, Гавила велел Стерну найти всю документацию, относящуюся к смерти Билли. Агент выполнил указание с привычной дотошностью, и, когда перебирал бумаги, ему бросилось в глаза странное совпадение. – В случае с потенциально инфекционными заболеваниями следует незамедлительно сообщить о них санитарному надзору. Врач, которому позвонил отец Рольф, выписал и свидетельство о смерти. На обоих документах стоит одно и то же число. – Ближайшая больница находится в тридцати километрах, – рассуждал Горан. – Скорей всего, он даже не потрудился приехать и лично удостовериться. – Поверил Рольфу на слово, – подхватил Борис. – Священник лгать не станет. «Не скажи», – подумала Мила. А Гавила сказал, как припечатал: – Нужна эксгумация трупа. Снег пошел мелкой крупкой, как будто готовившей землю к покрывалу из крупных хлопьев. Скоро начнет темнеть, поэтому надо торопиться. Могильщики, вызванные Чаном, уже вовсю долбят мерзлую землю небольшими механическими лопатами. Все вокруг стоят и молча ждут. Старший инспектор Рош проинформирован о развитии событий и сдерживает напор внезапно воодушевившейся прессы. Не иначе Фельдер и впрямь решил поживиться за счет сведений, поведанных ему агентами на условиях строгой конфиденциальности. А впрочем, у Роша есть любимая поговорка: «Когда журналисты не знают, они выдумывают». Еще и поэтому надо торопиться, пока кто-нибудь из них не нарушит затишье искусно закрученной небылицей. Попробуй тогда ее опровергнуть! Раздался глухой стук. Лопата наконец наткнулась на что-то. Люди Чана спрыгнули в яму и продолжили раскопки вручную. Гроб был обернут целлофановой пленкой, для сохранности пленку разрезали, и в отверстии показалась белая крышка маленького гроба. – Тут все сгнило, – объявил судебный медик после беглого осмотра. – Если вытаскивать, все рассыплется в прах. Да и в такой снегопад я бы не советовал. – Он метнул взгляд на Горана, за которым оставалось окончательное решение. – Ладно. Открывайте. Сыщики не ожидали, что криминолог решит проводить эксгумацию на месте, но рабочие по знаку Чана развернули над могилой брезент и закрепили его на столбиках, соорудив нечто вроде навеса. Патологоанатом надел жилет с фонарем на плече и спустился в яму под невозмутимым взглядом каменного ангела. Техник, вооружившись газовой горелкой, начал срезать цинковые запоры, и крышка гроба задви́галась. «Словно разбудили ребенка, умершего двадцать восемь лет назад», – отметила про себя Мила. Наверное, Билли Мор заслуживает траурной церемонии или хотя бы молитвы, но у них нет ни времени, ни желания совершать обряды. Чан откинул крышку, открыв скорбные останки Билли в нарядном костюмчике для первого причастия. В галстуке булавка, брюки с отворотами. В углу гроба проржавевшие ролики и старый кассетник. Мила вспомнила рассказ Фельдера: «Он был зациклен на двух вещах: во-первых, на проклятых роликовых коньках, на которых катался взад-вперед по опустевшим коридорам, и, во-вторых, на футбольных матчах! Но играть в футбол он не любил. Ему больше нравилось стоять на краю поля и вести репортаж.» Единственное имущество Билли. Чан начал медленно отделять куски ткани скальпелем. Даже в этой неудобной позе его движения были быстры и точны. Он проверил состояние скелета. Затем повернулся к остальной команде и произнес: – Вижу несколько переломов. Не сходя с места, трудно сказать, чем они вызваны. Но уверяю вас, этот парень умер не от менингита. 16 Сара Роза привела отца Тимоти в фургон, где его поджидал Горан вместе с остальными. Взгляд у священника был по-прежнему встревоженный. – Мы просим вас об одолжении, – подал голос Стерн. – Нам надо срочно переговорить с отцом Рольфом. – Говорю же, он на пенсии, я не знаю, где его искать. Когда я прибыл сюда полгода назад, мы виделись всего несколько часов. Только для передачи дел. Он объяснил мне кое-что, вручил несколько документов, связку ключей и уехал. – Быть может, обратиться прямо в курию? – предложил Стерну Борис. – Как думаешь, где они селят священников на пенсии? – Вроде бы существуют специальные пансионаты. – Да, но… Оба повернулись к отцу Тимоти. – Так что? – подбодрил его Стерн. – Помнится, отец Рольф собирался жить у сестры. Он еще сказал, что они погодки и она никогда не была замужем. Священник был явно доволен тем, что смог наконец-то принести пользу следствию. До такой степени доволен, что даже предложил дальнейшую помощь, хотя только что отказывался. – Я сам переговорю с курией, если угодно. Думаю, мне не составит труда узнать, где теперь обитает отец Рольф. Возможно, мне придут на ум другие подробности. Казалось, молодой священник совершенно успокоился. – Вы нас очень обяжете, – вмешался Горан. – К тому же нам удастся избежать ненужной огласки, чего, думается мне, и курия не желает. – Я тоже так думаю, – с серьезным видом подтвердил отец Тимоти. Когда священник покинул фургон, Сара Роза повернулась к Горану и возмущенным тоном спросила: – Если мы уверены, что смерть Билли не случайна, отчего не запросить ордер на арест отца Рольфа? Ведь он наверняка причастен к этому! – Да, но не он виновен в убийстве мальчика. Мила удивилась, услышав слово «убийство» из уст Горана. Переломы, обнаруженные на скелете, свидетельствуют лишь о смерти от физических травм, но нет никаких доказательств, что травмы эти были нанесены посторонним лицом. – Почему вы так уверены, что священник невиновен? – продолжала допытываться Роза. – Отец Рольф лишь замял дело. Придумал диагноз, с тем чтобы никто не стал вникать, опасаясь заражения. Обо всем остальном позаботился внешний мир, которому не было никакого дела до этих сирот, не так ли? – Приют все равно собирались закрывать, – поддержала его Мила. – Отец Рольф – единственный, кто знает правду, поэтому надо его допросить. Но боюсь, с ордером на арест мы его просто не найдем. Он далеко не молод и вполне мог решить унести эту историю с собой в могилу. – И как мы поступим в итоге? – нетерпеливо спросил Борис. – Будем ждать, когда этот клирик нам что-нибудь сообщит? – Разумеется, нет, – отозвался криминолог. Он ткнул пальцем в план приюта, добытый Стерном в муниципальном управлении, и подозвал к себе Бориса и Розу. – Вам надо проникнуть в восточное крыло. Вот сюда, видите? Здесь находится архив со всеми личными делами воспитанников, содержавшихся в приюте до самого его закрытия. Нас, ясное дело, интересуют только последние шестнадцать. Горан протянул им групповой снимок, озаренный улыбкой Билли Мора. Потом перевернул его: на обороте фотографии стояли подписи всех участников. – Сопоставьте имена с личными делами. Нас интересует имя того, чьей папки в архиве нет. Борис и Роза удивленно посмотрели на него. – С чего вы взяли, что ее там нет? – С того, что Билли Мора убил его соученик. На фотографии, с которой улыбается Билли Мор, Рональд Дермис стоит третьим слева. Ему восемь лет. Стало быть, он был всеобщим любимцем до появления Билли. Ревность для мальчишки – вполне достаточный мотив для того, чтобы желать кому-то смерти. Покинув приют вместе со всеми, он не оставил после себя следов. Усыновили? Маловероятно. Может быть, он попал в детский дом? Неизвестно. Хотя почти наверняка это отсутствие вестей – дело рук отца Рольфа. Найти его крайне необходимо.