Отец Тимоти заверил их, что курия занимается этим. – Сестра умерла, а он подал заявление о снятии сана. Решил, значит, стать светским человеком? Не исключено, что его терзает чувство вины за сокрытие убийства, а может, мысль о том, что зло отлично уживается и в душе ребенка, оказалась для него невыносима. Команда терялась в догадках. – Я так и не понял, объявлять охоту века или ждать, когда ты удостоишь меня мало-мальски внятным ответом. Гипсокартонные стены кабинета Роша тряслись от его громового голоса. Но всякий раз возбуждение старшего инспектора разбивалось о ледяное спокойствие Горана. – Из меня все жилы вытянули из-за шестой девочки. Начальство говорит, мы не прилагаем достаточных усилий! – Мы не сумеем найти ее, пока Альберт не соблаговолит подбросить нам улики. Я только что разговаривал с Креппом. Он уверяет, что и на предыдущем месте преступления ничего нет. – Скажи хотя бы, считаешь ли ты, что Рональд Дермис и Альберт – одно и то же лицо! – Мы уже совершили ошибку с Александром Берманом. Я бы пока воздержался от выводов. Это был недвусмысленный совет, а Рош терпеть не мог советов относительно политики ведения дела. Но на сей раз ему пришлось смириться. – Но нельзя же сидеть и ждать, куда нас поведет этот психопат! Так мы никогда не спасем девочку. Если допустить, что она еще жива. – Ее может спасти только один человек. Он сам. – Ты в самом деле надеешься, что он ее тебе просто так отдаст? – Я только хочу сказать, что и он не застрахован от ошибок. – Черт побери! Ты можешь себе позволить медлить, а на меня давят сверху. Кое-кто только и ждет, чтоб дать мне пинка под зад! Мне позарез нужны результаты! Горан привык к вечным вспышкам Роша. Они не были направлены лично против него. Старший инспектор гневался на весь мир. Это побочный эффект его ответственной должности: чем выше взлетаешь, тем больше тебя тянут вниз. – На меня столько дерьма вылили в последнее время, и притом оно не всегда было адресовано непосредственно мне! Горан умел быть терпеливым, но сознавал, что Рош вот-вот взорвется. Поэтому он попробовал перехватить инициативу в разговоре: – Хочешь знать, что больше всего сводит меня с ума? – Если это облегчит мою участь – ради бога, уважь! – Я этого еще никому не говорил. Слезы. – Ты о чем? – Вторая девочка лежала в луже слез, и их там было по меньшей мере литров пять. Но слезы соленые, поэтому они быстро высыхают. А эти – нет. И я задумался – отчего… – Отчего, скажи, сделай милость! – Они искусственные, хотя и в точности повторяют химический состав человеческих, но это иллюзия. Вот почему они не сохнут. Знаешь, как искусственно воссоздаются слезы? – Понятия не имею. – В том-то и дело. А он имеет. И воссоздал их, не пожалел времени. Понял, что это значит? – Жду, что ты меня просветишь. – Это значит, он тщательно изготовил все декорации. Все, что он нам показывает, является результатом плана, задуманного давно, плана, на который затрачены годы! А нам надлежит раскрыть его в кратчайший срок. Вот что это значит. Рош откинулся на спинку кресла и вперил взгляд в пустоту: – Что нас ждет, по-твоему? – Честно говоря, я опасаюсь, что худшее еще впереди. Мила спустилась в подвал Института судебной медицины. Она купила несколько фигурок известных футболистов, – по крайней мере, продавец клялся ей, что они известные. Этот жест был частью прощального ритуала. В морге Чан привел в надлежащий вид останки Билли Мора, чтобы вновь захоронить их под каменным ангелом. Патологоанатом уже завершал аутопсию и сделал рентгеновские снимки всех переломов. Пленки были вывешены на светящейся доске, перед которой застыл Борис. Мила не удивилась, застав его здесь. Увидев ее, агент решил сказать несколько слов в свое оправдание: – Вот, зашел узнать, нет ли каких новостей. – И как? – поинтересовалась Мила, принимая этот шар, чтобы не ставить Бориса в неловкое положение, но догадываясь, что он пришел сюда по личным мотивам. Чан прервал работу, чтобы ответить на вопрос Милы. – Он сорвался с высоты. По количеству и тяжести переломов можно заключить, что смерть была почти мгновенной. За этим «почти» были скрыты и надежда, и тревога. – И конечно, никто не сможет сказать, сам он спрыгнул или его столкнули. – Ясное дело. Мила заметила на стуле рекламный буклет агентства ритуальных услуг. Едва ли в полиции заведен подобный сервис. Явно Борис оплатил его из собственного кармана, чтобы устроить Билли достойные похороны. На полке до сих пор лежали роликовые коньки, отшлифованные до блеска, и кассетный магнитофон – подарок на день рождения, с которым Билли никогда не расставался. – Кажется, Чан понял, где могло произойти это падение, – пояснил Борис. Судебный медик направился к нескольким увеличенным фотографиям из приюта. – Тело, падающее с высоты, стремительно набирает ускорение, повинуясь закону всемирного тяготения. При соприкосновении с землей создается эффект, будто его придавила невидимая рука. Сопоставив данные о возрасте потерпевшего применительно к процессу обызвествления кости с характером переломов, можно примерно предположить, с какой высоты упало тело. В данном случае высота составляет более пятнадцати метров. Таким образом, учитывая приблизительную высоту здания и уклон почвы, я почти наверняка могу утверждать, что ребенок сорвался с башни, вот здесь, в этом месте. Видите? И вновь в монологе Чана прозвучало «почти», когда он указывал на фотографию. В это время в дверь заглянул его ассистент: – Доктор Вросс, вас там спрашивают. Мила не сразу смогла связать образ судебного медика с его настоящей фамилией. Судя по всему, его подчиненные не решаются называть его Чаном. – Извините. – И он оставил их одних. – Мне тоже пора, – сказала Мила, и Борис кивнул. На пути к выходу она прошла рядом с полкой, где лежали ролики с кассетником, и поставила рядом купленные фигурки. Борис это заметил. – Там есть его голос. – Что? – не поняла она. Борис кивнул на портативный магнитофон и пояснил: – Голос Билли. Воображаемые репортажи. Он грустно улыбнулся. – Ты их прослушал? – Да, – снова кивнул Борис, – но только начало, дальше не смог. – Понимаю, – кивнула Мила и этим ограничилась. – Между прочим, пленка почти цела. Кислоты при… – он помедлил, не в силах выговорить это слово, – разложении не повредили ее. Чан утверждает, что это довольно редкое явление. Может, зависит от почвы, в которой он похоронен. Батареек там не было, я вставил новые. Чтобы ослабить напряжение Бориса, Мила изобразила крайнее удивление: – То есть магнитофон работает? – Ясное дело, он же японский! Оба засмеялись. – Хочешь, послушаем вместе? Мила немного подумала, прежде чем ответить. Большого желания у нее не было. «Есть вещи, которые лучше оставить в покое», – подумала она. Хотя это почему-то очень нужно Борису, и у нее язык не повернулся отказать ему. – Ну, давай включай.