Это был ход, неизбежно призванный стать сигналом тревоги. После открытия, сделанного Борисом и Милой, прошло два лихорадочных часа. Теперь ситуация предельно ясна. Отец Рольф записал признание Рона на магнитофон Билли. Магнитофон был погребен вместе с ним, словно брошенное в землю зерно, которое рано или поздно должно прорасти и дать плоды истины, а истина послужит искуплением и для тех, кто, несмотря на юный возраст, совершил тяжкое преступление, и для тех, кто пострадал от него, и для тех, кто скрыл его на двухметровой глубине. «Так или иначе, это останется между нами – мной, тобой и Господом». – Откуда же Альберт узнал об этой истории? – заговорил Горан. – Тайну знали только отец Рольф и Рон. Единственно возможное объяснение: Рон и Альберт – одно и то же лицо. Возможно, выбор, павший на Александра Бермана, также прочитывался под этим углом зрения. Криминолог уже не помнил, кто из них подал мысль, что серийный убийца нацелился на педофила, потому что сам претерпел от такого в детстве. Быть может, Сара Роза. Но Стерн тут же отвел это предположение, и Гавила с ним согласился. А теперь был вынужден признать, что, пожалуй, согласился зря. – Излюбленными жертвами педофилов часто выступают сироты, беспризорники, ведь их никто не может защитить. Горан злился на себя за то, что раньше не догадался, хотя имел перед глазами все части головоломки. Но он тешил себя мыслью, что Альберт – тонкий стратег. «Серийный убийца посредством злодеяний рассказывает нам историю своего внутреннего конфликта», – постоянно повторял он студентам. Что же заставило его свернуть с этого пути? «Зациклился на его гордости. Решил, что он просто бросает нам вызов. Мне было приятно думать, что мой соперник старается перехитрить меня». Посмотрев по телевизору пресс-конференцию Роша, криминолог собрал всю группу в прачечной сиротского приюта, где была найдена Анника. На его взгляд, это было самое перспективное место для продвижения следствия вперед. Его краткое «mea culpa» должно было рассеять все сомнения в том, что они по-прежнему команда, а не просто лаборатория для экспериментов доктора Гавилы. Труп второй девочки давно убрали; слезы из мраморной ванны слили. Остались только галогеновые лампы и гудение генератора. Скоро их тоже придется убрать. Горан попросил отца Тимоти присутствовать на собрании. Священник пришел запыхавшись и явно на нервах: хотя ничто в этом помещении больше не напоминало о сцене преступления, ему все равно было не по себе. – Отца Рольфа никак не найти, – сообщил молодой священник. – Я, честно говоря, думаю, что… – Отец Рольф наверняка умер, – резко прервал его Горан. – Иначе после выступления Роша он уже дал бы о себе знать. Отец Тимоти растерялся: – Тогда что же я могу сделать для вас? Горан помолчал, тщательно подбирая слова. Затем обратился ко всем: – Скорей всего, вы сочтете это странным, но… я хочу, чтобы мы прочитали молитву. Роза не сумела скрыть изумления. Равно как и Борис, который тут же переглянулся с нею. Мила почувствовала себя неловко, и только глубоко религиозный Стерн ничуть не удивился. Он первым принял предложение Горана, встал посреди прачечной и развел руки в стороны, чтобы образовать с другими круг. Мила без промедления шагнула к нему. Роза неохотно последовала за ней. Борис сопротивлялся дольше всех, но в итоге не смог отклонить предложение доктора Гавилы. Отец Тимоти кивнул, наконец-то успокоившись, и присоединился к ним. Горан не умел молиться, да и вряд ли есть молитва, подходящая для данного случая. Но, несмотря на это, он заговорил тихо и торжественно: – В последнее время нам пришлось стать свидетелями страшных событий. Для того, что здесь произошло и происходит, нет слов. Я не знаю, существует ли Бог. Но мне всегда хотелось, чтобы Он был. Но я знаю, что на свете существует зло, потому что зло может быть явным. А добро – нет. Зло оставляет после себя следы. Тела невинных детей, например. Добро можно лишь констатировать. Но нам этого мало, нам нужны конкретные доказательства. – Горан выдержал паузу. – Если бы Бог существовал, я бы непременно спросил Его… почему Билли Мор должен был умереть? Откуда взялась ненависть Рональда Дермиса? Что сталось с ним за эти годы? Как он обучился убивать? Что за причина заставила его предпочесть зло? И почему он не положит конец этому кошмару? Вопросы Горана повисли в обступившей их тишине. – Слово за вами, святой отец, – сказал после паузы благочестивый Стерн. Отец Тимоти завладел этим маленьким собранием. Он сложил руки и начал нараспев читать псалом. Его красивый, уверенный голос эхом отдавался в холодных стенах и как будто вовлекал их в свою орбиту. Мила сомкнула веки и всем существом своим впитывала эти слова. Священник читал по-латыни, но смысл был бы ясен даже глухому. Голос отца Тимоти возвращал мир туда, где прежде был хаос, и очищал все сущее от нечистот зла. Письмо было адресовано Ведомству психологических наук. Его сочли бы бредом сумасшедшего, если бы почерк не напоминал детские каракули Рональда Дермиса в его тетради для домашних заданий. Оно было написано на тетрадном листке обычной шариковой ручкой. Отправителя ничуть не волновали оставленные отпечатки. Похоже, Альберт отказался от всяческих уловок. Текст, расположенный в центре страницы, представлял собой несколько фраз, почти без знаков препинания. тем, кто замной охотится билли был ублюдок УБЛЮДОК! Ия правильно сделал что убил его я его ненавидел он причинил бы нам зло потомучто унего была семья а у нас нет сомной сотворили зло еще хуже и НИКТО не пришел меня спасти НИКТО. Я все время был здесь у вас на глазах а вы меня не видели а потом пришел ОН. ОН понимал меня. ОН научил меня это вы сделали меня таким вы не видели меня а теперь видите? Тем хуже для вас в конце вы будете виноваты а я такой как есть НИКТО не помешает мне во всем этом НИКТО. РОНАЛЬД Горан взял с собой копию, чтобы получше изучить письмо. Этот вечер он проведет дома, с Томми. Он очень соскучился по сыну – сколько дней его не видел! Едва он переступил порог дома, как мальчик тут же выбежал навстречу: – Как дела, пап? Горан подхватил его на лету, подбросил и прижал к себе: – Да не жалуюсь, а у тебя? – У меня порядок. Три волшебных слова. Сын научился употреблять их, когда они остались вдвоем. Они означают, что Горану не о чем беспокоиться, потому что у него «все в порядке» и он вполне обойдется без мамы. Он научился без нее обходиться. Это как подвести черту. Три слова – и тема закрыта. Мы успокоились. «Вспомнили, как нам плохо без нее, и пошли дальше». Вот так, и не иначе. Горан принес с собой пакет, и Томми сунул нос внутрь: – Вау! Китайская еда! – Я подумал, тебе не помешает отвлечься на один вечер от кухни госпожи Руны. Томми скорчил брезгливую гримасу: – Терпеть не могу ее котлеты! Она в них мяту кладет, и они пахнут зубной пастой! Горан засмеялся: так оно и есть. – Ладно, иди мой руки. Томми побежал в ванную. Вернувшись, начал накрывать на стол. Горан переставил бо́льшую часть кухонной утвари с верхних полок на нижние, чтобы сын мог достать: пусть участвует в домашнем хозяйстве. Совместный труд сближает, а также не позволяет «дать слабину». Они оба не вправе распускать нюни. Томми взял блюдо, выложил на него китайские пельмени и налил кисло-сладкого соуса. Его отец тем временем разложил в две мисочки рис по-кантонски. А вместо обычного мороженого взял небольшой бочонок ванильного ассорти. За ужином они поведали друг другу о событиях дня. Томми рассказал, как проходит подготовка к летнему скаутскому лагерю. Горан расспросил его о школьных успехах и с гордостью узнал, что сын отличился на физкультуре. – Я был полный ноль почти во всех видах спорта, – признался он. – А в каком виде – не полный? – В шахматах. – Но шахматы – не спорт! – Как – не спорт, они входят в Олимпийскую программу! Томми засомневался, хотя знал, что Горан никогда ему не лжет. Отец преподал мальчику жестокий урок, поскольку в первый же раз, как он спросил отца о маме, тот рассказал ему всю правду, без обиняков. «Без дураков», – как говорил сам Томми своим друзьям. Не из мести, не потому, что хотел очернить мать. Но ложь или, хуже того, полуправда растревожила бы ребенка, поставила бы его перед лицом двойной лжи: мать его бросила, а отец не осмелился сказать об этом прямо. – А меня ты научишь играть в шахматы? – Конечно. Дав сыну торжественное обещание, Горан уложил его спать и заперся в кабинете. Первым делом он достал письмо Рональда и перечитал его в сотый раз. Из всего текста ему с самого начала бросилась в глаза одна деталь. Фраза: «…потом пришел ОН. ОН понимал меня. ОН научил меня…». Слово «ОН» намеренно написано прописными буквами. Эту странную деталь он подметил, еще слушая исповедь Рональда отцу Рольфу. «Он приходит только ко мне». Явный пример раздвоения личности, в которой «я» негативное всегда отделено от «я» активного и называется «Он». «Это Я. Но ОН велел мне это сделать. Это ОН виноват в том, что я такой». В этом контексте все остальные – «НИКТО», их он тоже пишет прописными. «НИКТО не пришел меня спасти. НИКТО не помешает мне во всем этом».