– Все нормально? – спросил Горан, прервав молчание. Мила оглянулась на него: – Все нормально. Но тут ей показалось, будто кто-то стоит за деревом. Она прищурилась и узнала Фельдера. Выходит, тайные похороны Рональда не такие уж тайные. Фельдер надел шерстяной жакет в клетку, а в руках держал банку пива, словно решил таким образом помянуть друга детства, хотя не видел его, наверное, много лет. Мила сочла это положительным фактором: даже там, где хоронят зло, есть место милосердию. Не будь Фельдера и его невольной подсказки, их бы тоже здесь не было. Ему тоже отчасти принадлежит заслуга по пресечению деятельности серийного убийцы «в начальной стадии», как выразился Горан. Кто знает, скольких потенциальных жертв он спас. Когда их взгляды встретились, Фельдер отбросил банку и зашагал к припаркованному невдалеке пикапу. Сейчас он вернется в свой одинокий дом на свалке, к холодному чаю и разномастным стаканам, к рыжей собаке и станет ждать, что такая же анонимная смерть когда-нибудь постучится в дверь к нему. Мила пожелала посетить эти похороны на скорую руку, видимо, из-за фразы, сказанной Гораном в больнице: «Если б ты не одолела его, Рональд убил бы тебя так же, как расправился с Билли Мором много лет назад». И быть может, после нее убийства бы продолжились. – Люди этого не знают, но, по нашей статистике, сейчас в стране действуют от шести до восьми серийных убийц. Хотя никто их пока не опознал, – сообщил Горан, глядя, как могильщики опускают в яму деревянный гроб. Мила была потрясена: – Неужели такое возможно? – Дело в том, что они нападают стихийно, вне системы. Или же никто пока не связал между собой убийства, на первый взгляд совершенно разные. Или, наконец, их жертвы не достойны серьезного расследования. Бывает, к примеру, что проститутку найдут в канаве и спишут на рэкет, на разборки с ее сутенером или с клиентом. Учитывая все риски этого ремесла, десять убитых проституток считаются нормальной квотой и не входят в статистику серийных убийств. Несправедливо, согласен, но, к сожалению, это так. Порыв ветра взметнул круговерть снега и пыли. Мила поежилась в своей новой парке. – Тогда какой во всем этом смысл? – выговорила она. Вопрос прозвучал как слезная мольба. Дело, которым она занимается, не имеет никакого отношения ни к ней самой, ни к профессии, которую она выбрала. В этой мольбе она словно признавала свою неспособность постичь развитие зла и просила избавить ее от него. И она не ждала никакого ответа. Но Горан отозвался: – Бог молчит, а дьявол нашептывает. Больше они не произнесли ни слова. Могильщики начали засыпать яму мерзлой землей. На кладбище слышались только глухие удары заступов. Неожиданно у Горана зазвонил телефон. Не успел он вытащить свой сотовый из кармана, как зазвонил телефон Милы. Еще даже не ответив на звонки, оба поняли: найдена третья девочка. 21 Семья Кобаши – отец, мать и двое детей, мальчик пятнадцати и девочка двенадцати лет, – жила в престижном жилом комплексе Капо-Альто. Шестьдесят гектаров, утопающих в зелени, бассейн, манеж, поле для гольфа и элитарный клуб для собственников сорока вилл, составлявших комплекс. Приют крупной буржуазии, в основном врачей, занимающихся частной практикой, архитекторов, адвокатов. Двухметровая ограда, искусно замаскированная живой изгородью, отгораживает этот рай для избранных от остального мира. На территории установлена круглосуточная охрана. Электронные глаза семидесяти телекамер ведут наблюдение по всему периметру, а частная охранная служба обеспечивает безопасность здешних обитателей. Кобаши – зубной врач. Доход у него немалый, в гараже «мазерати» и «мерседес», дом в горах, парусная яхта и погребок с достойной зависти коллекцией вин. Жена занимается воспитанием детей и украшением дома разным антиквариатом. – Они три недели отдыхали в тропиках, вчера вечером вернулись, – рассказал Стерн, когда Горан с Милой прибыли на виллу. – Предлогом для отдыха послужил именно сюжет о похищенных девочках. Дочка у них как раз подходящего возраста, вот они и надумали отправить в отпуск прислугу и самим сменить обстановку. – Где они сейчас? – В гостинице. Мы их туда отвезли для безопасности. Жена пьет валиум. У всех шок, и это мягко говоря. Последние слова Стерна подготовили их к тому зрелищу, которое их ожидало. Дом перестал быть домом, а именовался теперь очередным «местом преступления». Он был весь опутан лентами ограждения, чтобы не подпускать соседей, которым не терпелось узнать, что тут стряслось. – Спасибо, хоть прессу сюда не пускают, – заметил Горан. Они прошли по лужайке, отделявшей виллу от улицы. Сад содержится в безупречном состоянии; зимними растениями украшены великолепные клумбы, на которых летом госпожа Кобаши лично выращивает свои конкурсные розы. У двери стоял полицейский, пропуская только тех, у кого было специальное разрешение. На месте уже были и Крепп, и Чан со своими подручными. Незадолго до того, как Горан и Мила переступили порог дома, оттуда вышел мертвенно-бледный старший инспектор Рош. – Уму непостижимо, – прохрипел он, прижимая ко рту платок. – Чем дальше, тем ужасней. Неужели эта бойня никогда не кончится? И чем ему дети малые не угодили, господи! Эта вспышка была явно неподдельной. – Мало того – жители недовольны нашим присутствием и задействовали связи в политических кругах, чтобы поскорей удалить нас отсюда! Вы представляете? Мне придется звонить министру и клясться, что мы закончим как можно быстрее! Мила обвела взглядом небольшую толпу жителей, собравшихся перед виллой. Ну да, это их личный эдем, и они не терпят чужаков. Однако в этом райском уголке неожиданно открылись врата ада. Стерн протянул ей пузырек с камфарой, чтобы отбить запах. Мила выполнила обязательный ритуал перед посещением места преступления – надела бахилы и резиновые перчатки. У входа все еще валялись чемоданы и пакеты с привезенными сувенирами. Самолет, доставивший семейство Кобаши из залитых солнцем тропиков в ледяной февраль, приземлился около десяти вечера. Затем они поспешили в привычный комфорт виллы, которая уже никогда не станет для них прежней. Прислуга должна была выйти на работу лишь завтра, поэтому им самим выпало первыми переступить порог. В ноздри им сразу же ударило жуткое зловоние. – Вот что они почувствовали, когда открыли дверь, – констатировал Горан. «Какое-то время, верно, они не могли ничего понять, – подумала Мила, – а потом зажгли свет». По просторной гостиной согласованно перемещались эксперты криминального и судебно-медицинского отдела, как будто ими руководил невидимый хореограф. Пол, выложенный плитами из ценнейших пород мрамора, бестрепетно отражал свет галогеновых ламп. Обстановка представляла собой смесь предметов современного дизайна и антикварной мебели. Три дивана из замши мягкого серого цвета образовывали квадрат с камином розоватого камня. На центральном диване сидела мертвая девочка. Широко раскрытые глаза – небесно-голубые, будто припорошенные пылью, – глядели на вошедших. Этот немигающий взгляд – последнее, что осталось человеческого в лице, изрядно траченном разложением. Из-за отсутствия левой руки тело как-то скособочилось – вот-вот завалится. И все же сидячая поза сохранилась. На ней было платье в синий цветочек, похоже сшитое дома по выкройке. Мила также отметила связанную крючком оборочку на белых носочках и атласный пояс, застегивающийся на перламутровую пуговицу. Одета как кукла. Сломанная кукла. Мила не могла долго выдерживать это зрелище; она уперлась взглядом в пол между диванами, покрытый восточным ковром, на котором были вытканы персидские розы и многоцветные узоры. Ей показалось, они движутся, будто волны, и она присмотрелась получше. Весь ковер был покрыт мелкими копошащимися насекомыми, наползающими друг на друга. Мила инстинктивно стиснула раненую руку. Со стороны можно было подумать, что ей вдруг сделалось плохо от боли. На самом деле это было не так. Боль всегда возвращала ее в чувство. Краткий спазм вернул ей силу для дальнейшего осмотра этой кошмарной инсталляции. Едва почувствовав это, она ослабила руку и услышала, как доктор Чан объясняет Горану: – Это личинки Sarcophaga carnaria, серой мясной мухи. Их биологический цикл довольно краток, особенно в тепле. И они необычайно прожорливы. Мила поняла, о чем речь, поскольку нередко ее поиски также кончались обнаружением трупа, и было необходимо преодолеть не только скорбный ритуал опознания, но и более прозаический – датирования останков. На разных стадиях смерти, если долго не хоронить останки, в дело непременно вступят насекомые, так называемая «трупная фауна», которая насчитывает восемь отрядов. Каждый участвует в отведенном ему этапе модификации органической материи после ее умирания. Таким образом, по типу задействованных насекомых можно определить время смерти. Живородящая муха Sarcophaga carnaria составляет второй отряд. Мила услышала слова патологоанатома о том, что тело находится здесь по меньшей мере неделю. Выходит, времени у Альберта было полно, коль скоро хозяева уехали отдыхать. – Но одного я в толк не возьму, – прибавил Чан. – Как же этот сукин сын протащил сюда труп мимо семидесяти камер видеонаблюдения и человек тридцати частной охраны, которые находятся здесь круглые сутки? 22 – У нас возникла проблема с перегрузкой оборудования, – отвечал начальник охраны Капо-Альто на вопрос Сары Розы, как мог произойти трехчасовой перерыв в работе камер видеонаблюдения. Именно в этот момент на прошлой неделе Альберт предположительно и перенес девочку в дом Кобаши. – И вас эта перегрузка не встревожила? – Нет, мадам. – Понятно.