Пустые хлопоты, вместо того чтобы сплотить группу, настраивали их против друг друга и против самих себя из-за неспособности разгадать новую загадку, которую подкинул им Альберт. – Почему он одел ее как куклу? Этот вопрос взбесил Горана. Мила никогда еще не видела его таким. В брошенном ему вызове он явно усматривал личное оскорбление, хотя и не отдавал себе в этом отчета. А нарастающее бешенство мешало ему рассуждать трезво. Мила держалась в стороне; она тоже вся извелась от ожидания. В чем же смысл игры Альберта? За те несколько дней, что Мила работала в тесном контакте с группой под руководством доктора Гавилы, Мила успела многое усвоить. Например, то, что серийный убийца убивает через различные промежутки времени – от нескольких часов до месяцев и даже лет, но почерк его остается неизменным, и остановиться он не в силах. Поэтому такие мотивы, как ненависть или месть, ему чужды. Серийным убийцей движет повторяющаяся мотивация, которая сводится лишь к потребности в убийстве или к наслаждению от него. Но Альберт явно опровергает эту формулу. Он похитил девочек и убил их сразу, одну за другой, оставив в живых только одну. Почему? Он не испытывает удовольствия от убийства как такового, он пользуется им как инструментом для привлечения внимания. Но не к себе. К другим. К Александру Берману, педофилу. К Рональду Дермису, своему альтер эго, правда не успевшему развернуться. Благодаря ему их обоих остановили. По сути, он оказал услугу обществу. Как это ни парадоксально, он творил зло во имя добра. Так кто же все-таки этот Альберт? Это любой человек (не тень, не монстр, вот что главное), который в данный момент ходит по земле как ни в чем не бывало. Идет по улице, заходит в магазины, разговаривает с людьми – продавщицами, прохожими, соседями, которым и в голову не приходит, кто он на самом деле. Он двигается среди толпы, словно невидимка. А за фасадом скрыта истина. Истина, сотканная из насилия. Она помогает серийным убийцам ощутить свою власть, на время избавляющую их от комплекса неполноценности. Власть позволяет им достичь двойного результата: получить удовольствие и почувствовать себя всесильными. И при этом ни от кого не зависеть. Максимум результата при минимуме затраченных средств. «Они живут за счет смерти других», – подумала Мила. В полночь сигнализация на машине Кобаши сработала как очередное свидетельство потраченного впустую времени, неумолимо напомнив всем о бесполезности их усилий. Под землей не обнаружилось ничего нового. Виллу практически перевернули вверх дном, но ее стены тоже не открыли никаких тайн. Мила сидела перед домом на бровке тротуара. К ней подошел Борис с мобильным телефоном в руке: – Хочу позвонить, а сигнала нет. Мила взглянула на свой аппарат: – Должно быть, поэтому и Чан до сих пор не позвонил насчет исследования ДНК. Борис огляделся и с усмешкой сказал: – Приятно сознавать, что и у богатых не все есть, а? Он убрал в карман телефон и уселся рядом с ней. Мила так и не успела поблагодарить его за парку и сейчас воспользовалась случаем. – Да не за что, – отозвался он. Тут оба заметили, что частная охрана Капо-Альто выстраивается вокруг виллы в некий оборонительный заслон. – Что случилось? – Пресса на подходе, – пояснил Борис. – Рош разрешил съемки на вилле. Несколько минут новостным агентствам – пусть покажут, что мы делаем все возможное. Она посмотрела на фиктивных полицейских, занявших посты: до чего же нелепо они выглядят в своей оранжево-синей форме, скроенной так, чтобы подчеркнуть их мощную мускулатуру, с нарочито суровыми лицами и воткнутым в ухо наушником портативной рации, призванной подчеркнуть их профессионализм! «Альберт проделал дыру в вашем периметре, устроил вашим камерам короткое замыкание и выставил вас полными идиотами!» – подумала Мила. – Еще бы, столько времени потратили – и все безрезультатно. Рош наверняка уже близок к точке кипения. – Он всегда сумеет выйти сухим из воды, не переживай. Борис достал папиросную бумагу, кисет и начал сосредоточенно сворачивать сигарету. У Милы возникло ощущение, что он хочет ее о чем-то спросить, но не решается. А если молчать, то он так и не соберется с духом. Пожалуй, надо ему помочь. – Как ты провел выходной день, на который расщедрился Рош? – Спал и думал о деле, – уклончиво ответил Борис. – Иногда от этого проясняется в мозгу. А ты, говорят, вчерашний вечер провела с Гавилой? «Вот оно, высказался наконец!» Но Мила ошиблась, приняв это за ревность. У него на уме было другое, как стало ясно из следующей фразы: – Мне кажется, он очень переживает. Так это он о жене Горана! Причем тон у него был такой обеспокоенный, что Миле стало понятно: любое несчастье в личной жизни шефа вся команда принимает близко к сердцу. – Я не в курсе, – сказала она. – Со мной он об этом не говорил. Только намекнул вскользь, что уже одинок. – Тогда, наверное, лучше тебя просветить. Прежде чем продолжить, Борис раскурил свою самокрутку, глубоко затянулся и выпустил кольца дыма. Не иначе подыскивал слова. – Жена доктора Гавилы – прекрасная женщина. Не только хороша собой, но и добра, приветлива. Не счесть, сколько раз мы все ужинали у них дома. Она как будто входила в нашу группу, играла в ней важную роль. Те ужины во время каждого страшного дела были для нас единственной отдушиной после целого дня крови и трупов. Это был своего рода обряд примирения с жизнью, я понятно объясняю? – И что с ней случилось? – Полтора года назад она ушла – без предупреждения, без прощального письма. Ушла – и все. – Бросила его? – Не только его, но и Томми, их единственного сына. Славный парнишка, теперь они живут вдвоем. Мила и раньше догадывалась, что криминолога что-то мучает, но не думала, что так обстоят дела. «Как же может мать бросить ребенка?» – подумала она. – А из-за чего ушла? – Никто так и не понял. То ли полюбила другого, то ли устала от такой жизни, – кто ее знает. Даже записки не оставила. Собрала чемоданы и укатила. Ищи-свищи. – Я бы все-таки попыталась выяснить причину. – Самое странное, он не просил нас узнать, где она. – Борис чуть понизил голос и посмотрел по сторонам, нет ли Горана поблизости. – Но есть одна деталь, которую Гавила не знает и знать не должен. Мила кивнула, давая понять, что на нее можно положиться. – Так вот… Несколько месяцев назад мы со Стерном нашли ее. Она живет на побережье. Мы не заявились прямо к ней, но как бы невзначай встретили ее на улице – думали, она к нам подойдет. – А она? – Она удивилась, потом махнула рукой, опустила глаза и прошла мимо. Мила чувствовала неловкость. Борис отшвырнул окурок, не обращая внимания на возмущенного охранника, который тут же подошел и подобрал его с газона. – А зачем ты мне это рассказал, Борис? – Затем что доктор Гавила – мой друг. И ты тоже, хотя и с недавних пор. Вероятно, Борис понял что-то, до чего они с Гораном пока не дошли. Нечто, касающееся обоих. Понял и теперь пытается им как-то помочь. – Когда жена ушла, Гавила держался изо всех сил. И я его понимаю: ради сына он не мог иначе. С нами он был как всегда: четкий, пунктуальный, энергичный. Только следить за собой перестал. Но это мелочи, которые нас не насторожили. А потом возникло так называемое «Дело Уилсона Пикетта». – Это певец, что ли? – Ну да, так мы его назвали. Борис осекся; судя по всему, пожалел, что начал этот разговор. И ограничился несколькими скупыми фразами: – Кончилось плохо. Мы наделали много ошибок, высшее начальство даже грозило распустить группу и избавиться от доктора Гавилы. Но Рошу удалось отстоять нас всех. Миле было интересно, как же все-таки проходило расследование. Она не сомневалась, Борис в конце концов не утерпит и расскажет ей, но тут снова включилась сигнализация «мазерати». – Черт, весь мозг просверлила! Мила случайно перевела взгляд на дом; перед ней как в ускоренной съемке промелькнули картины, привлекшие ее внимание. На лицах охраны синхронно появилось одно и то же выражение досады, и все схватились за наушник портативной рации, как при внезапных невыносимых помехах. Мила вновь поглядела на «мазерати» и вынула из кармана мобильный: сигнала по-прежнему не было. Ей вдруг пришла в голову мысль. – Кое-где мы еще не искали, – сказала она Борису. – Где? Мила показала наверх: – В эфире.