Прошло чуть меньше получаса, и холодной ночью эксперты-электронщики начали зондировать пространство. Все они были в наушниках и держали в руках небольшую спутниковую антенну, направленную кверху. Они двигались медленно и бесшумно, как призраки, пытаясь уловить возможные радиосигналы или странные частоты, на случай если в эфире скрыто некое послание. И послание обнаружилось. Именно оно запускало сигнализацию «мазерати» и блокировало сигнал на мобильных телефонах. А также отозвалось нестерпимым свистом в наушниках раций частной охраны. Электронная команда запеленговала его и сказала, что оно довольно слабое. Спустя короткое время его передали в приемное устройство. Все столпились вокруг аппарата послушать, что скажет им тьма. То были не слова, а звуки. Они появились из моря шелеста, в котором то и дело тонули, но затем выныривали вновь. Однако была в них определенная гармония звукового ряда. Чередование кратких и долгих знаков. – Три точки, три тире и еще три точки, – перевел Горан для непонятливых. На азбуке Морзе, известной всему миру, эти сигналы ни с чем не спутаешь. S.O.S. – Откуда они исходят? – спросил криминолог. Электронщик мгновение смотрел на призрачный сигнал, распадающийся, чтобы вновь появиться на мониторе. Затем поглядел на улицу и показал пальцем: – Из дома напротив. 23 Он все время был у них перед глазами. Дом напротив весь день молча наблюдал за их бесплодными усилиями по разрешению загадки. Он всего в нескольких метрах, зовет их, твердит всем известный и так давно придуманный людьми призыв о помощи. Двухэтажная вилла принадлежит Ивонне Гресс, художнице, как охарактеризовали ее соседи. Она живет с двумя детьми, мальчиком одиннадцати лет и девочкой шестнадцати. Они переехали в Капо-Альто после развода Ивонны, и здесь она вновь увлеклась изобразительным искусством, которое забросила, когда совсем юной девушкой вышла замуж за молодого, многообещающего адвоката Гресса. Поначалу абстрактные полотна Ивонны не привлекали особого внимания. Галерея, где они были выставлены, закрыла ее персональную выставку, так как не продала ни одной картины. Но Ивонна, убежденная в своем таланте, сдаваться не собиралась. И когда подруга заказала ей портрет своей семьи маслом, чтобы повесить над камином, Ивонна неожиданно для себя обнаружила в своей манере черты стиля наив. В кратчайший срок она стала самой востребованной портретисткой у публики, уставшей от банальных фотографий и желавшей увековечить свой клан на полотне. Когда призывы в азбуке Морзе привлекли внимание к дому напротив, один из охранников заметил, что уже давно не видел ни Ивонны Гресс, ни ее детей. Шторы на окнах задернуты, снаружи ничего разглядеть невозможно. Прежде чем Рош отдал приказ проникнуть на виллу, Горан попробовал набрать номер телефона хозяйки. И тут же в тишине улицы все расслышали слабый, но отчетливый звук, доносившийся из дома. Никто не отвечал. Тогда попытались связаться с бывшим мужем, в надежде, что дети у него. Но тот, когда его разыскали, сказал, что уже давно с ними не виделся. Ничего странного в этом не было, коль скоро он бросил семью ради двадцатилетней фотомодели и, регулярно переводя алименты, считал свои отцовские обязанности выполненными. Электронная команда расставила датчики температуры по периметру виллы, чтобы определить в помещениях источники тепла. – Если там есть что живое, мы это скоро узнаем, – заявил Рош, слепо веривший в силу техники. Тем временем полиция запросила компании, снабжавшие дом электроэнергией, газом и водой. Подача не была отключена, поскольку квитанции оплачивал банк, но счетчики не работали уже девяносто дней, соответственно три месяца никто в доме не включал ни единой лампочки. – То есть примерно с тех пор, как достроили виллу Кобаши и дантист с семьей переселился сюда, – прокомментировал Стерн. – Роза, проверь по телекамерам с замкнутой цепью, есть ли связь между этими виллами, и если есть, то какая. – Будем надеяться, что хотя бы здесь не было короткого замыкания, – отозвалась женщина. – Будем входить, – распорядился Гавила. Борис в фургоне опергруппы уже облачился в бронежилет и заявил Миле, заглянувшей в машину: – Я сам туда пойду, и никто меня не остановит. Он и мысли не допускал, что Рош прикажет спецназу входить первым. – Они там только все разворотят. По дому надо уметь перемещаться в темноте. – Я думаю, они умеют, – сказала Мила с некоторым сомнением, чтобы не слишком противоречить спецагенту. – Да? И улики сохранять умеют? – усмехнулся он. – Тогда я тоже пойду. Борис остановился и посмотрел на нее. – По-моему, я это заслужила, ведь это я догадалась… Она умолкла, потому что Борис кинул ей другой бронежилет. Они вдвоем вышли из фургона и подошли к Горану и Рошу с намерением изложить свои доводы. – И не заикайтесь! – отрезал Рош. – Это дело спецназовцев. Я подобного легкомыслия не допущу. – Но послушайте, инспектор… – Борис навис над Рошем так, чтобы тому некуда было отвести взгляд. – Позвольте нам с Милой пойти на разведку, а спецназ войдет, только если в этом будет прямая необходимость. Я в армии служил и знаю, как это делается. У Стерна двадцать лет выслуги, он подтвердит. Будь у него две почки, он бы тоже попросился со мной, вам это хорошо известно. А агент Мила Васкес одна проникла в дом маньяка, который похитил двоих детей! Знай Борис, как там все было и как она чуть не подставила себя и пленников под пули, он бы не стал так рьяно защищать ее кандидатуру, с горечью подумала Мила. – Сами подумайте, где-то есть девочка, чья жизнь может оборваться в любой момент. Каждое место преступления хранит сведения о ее похитителе. – Борис кивнул на дом Ивонны Гресс. – Если там найдутся улики, которые выведут нас на Альберта, надо позаботиться, чтобы они не были уничтожены. И единственный способ это гарантировать – послать нас. – Я так не думаю, спецагент, – невозмутимо ответил Рош. Борис придвинулся к нему почти вплотную, глядя в упор: – Вы хотите новых осложнений? Их у нас и так достаточно. Фраза звучала угрожающе. Милу удивило, что Борис обращается к начальнику в таком тоне. Поединок словно бы касался только их двоих, исключив и ее, и Горана. Рош покосился на Гавилу, ища не столько совета, сколько того, чтобы тот разделил с ним ответственность. Но криминолог пока не просчитал все за и против и потому только кивнул. – Надеюсь, мы не раскаемся. – Старший инспектор намеренно употребил множественное число, подчеркнув их совместную ответственность. Тут к ним подошел техник с монитором температурных колебаний. – Господин Рош, датчики уловили на втором этаже… что-то живое. Взгляды присутствующих мгновенно обратились туда. – Объект по-прежнему на втором этаже и никуда не перемещается, – объявил Стерн по рации. Борис одними губами сосчитал в обратном порядке от пяти до одного, прежде чем нажать на ручку входной двери. Ключ ему вручил начальник охраны; у него имелись запасные ключи от всех вилл на случай чрезвычайных происшествий. Мила взглянула на сосредоточенного Бориса. За ними в боевой готовности стоял отряд спецназа. Спецагент первым шагнул через порог, она за ним. Оба выставили перед собой стволы, а помимо бронежилетов, на них были шлемы с наушниками, микрофоном и небольшим фонариком у правого виска. Стерн снаружи направлял их по рации и неотрывно следил по монитору за тенью, которую обнаружили тепловые сенсоры. Эта тень представала на экране в многоцветных лучах, показывающих разные температуры тела, – от синих и желтых до красных. Однако различить ее очертания было невозможно. Впрочем, это было похоже на распростертое на полу тело. Быть может, раненый? Но сначала, согласно установленной процедуре, Борису и Миле предстоит провести тщательный обыск и обезопасить все помещения. На улице стояли два мощных рефлектора, освещая оба фасада. Но свет едва проникал внутрь из-за плотно задернутых штор. Мила ждала, когда глаза привыкнут к темноте. – Все нормально? – вполголоса спросил Борис. – Нормально, – подтвердила она. Посреди бывшей лужайки перед домом Кобаши теперь стоял Горан Гавила, и ему до смерти хотелось курить. Его мучила тревога. В основном за Милу. Рядом с ним Сара Роза просматривала съемки телекамер на четырех мониторах. Если и есть какая-то связь между этими двумя домами, скоро она проявится.