Криминолог думал воспользоваться телефоном, но Мила вспомнила, что он отключен за неуплату. Еще в прошлый раз они с Борисом пробовали ему дозвониться и услышали автоматическое сообщение. Еще семь минут ушло на переговоры с телефонной компанией и восстановление связи. В их распоряжении осталось всего двадцать три минуты. Когда в доме зазвонил телефон, Фельдер тут же выстрелил в аппарат. Горан не желал сдаваться. Он схватил мегафон и занял позицию за ближайшим к дому щитом. – Фельдер! Говорит доктор Горан Гавила! – Пошел в задницу!.. – Нет, послушайте. Я вас презираю так же, как презирают все, кто здесь со мной. Мила поняла: торговаться с Фельдером, обещая ему несуществующие поблажки, Горан не станет – это ничего не даст. Тот уже распорядился своей судьбой. Поэтому криминолог сразу выложил карты на стол. – Ну, ты, говнюк, не стану я тебя слушать! Новый выстрел, на сей раз в нескольких сантиметрах от щита, за которым скрыт Горан. Несмотря на заслон, тот вздрогнул. – Станете. В ваших интересах меня выслушать! Что же он может предложить в этой ситуации? Смысл стратегии Горана теперь ускользал от Милы. – Вы нам нужны, Фельдер, потому что, вероятно, знаете человека, который держит в заложницах шестую девочку. Мы называем его Альберт, но я уверен, вам известно его настоящее имя. – Да плевал я на вас! – Не скажите, эта информация имеет цену. Вознаграждение. Так вот в какую игру играет Горан! Десять миллионов от Фонда Рокфорда всякому, кто сообщит сведения, которые помогут спасти шестую девочку. Кто-то мог бы спросить себя, какую пользу извлечет из этой суммы человек, обреченный на пожизненное заключение. Но Мила поняла. Криминолог наводит этого ублюдка на мысль вывернуться, «одолеть систему». Систему, которая всю жизнь гнобила его и сделала таким, какой он есть. Отверженным, никчемным. Этими деньгами он оплатит услуги лучшего адвоката, а тот докажет его невменяемость; подобные приемы доступны только богатым, без денег никто не станет ничего доказывать. Фельдер может надеяться на смягчение приговора – быть может, всего на двадцать лет, которые он проведет не в тюрьме, а в тюремном госпитале. А после, когда выйдет, воспользуется оставшимся богатством. Как свободный человек. Горан попал в десятку. Ведь Фельдер всегда мечтал возвыситься. Именно для того он и вторгся в дом Ивонны Гресс, чтобы хоть раз вкусить привилегированной жизни, в богатом доме, с красивой женой, красивыми детьми, красивыми вещами. Теперь у него есть возможность добиться двойного результата: получить деньги и освободить девочку. Он выйдет из этого дома на своих двоих, прошествует сквозь строй полицейских, жаждущих его смерти. Мало того – он выйдет богатым человеком и даже, до некоторой степени, героем. Фельдер не выкрикнул больше ни одного ругательства и не выпустил ни одного залпа. Он думал. Криминолог воспользовался паузой, чтобы подхлестнуть его раздумья. – Никто не сможет отнять у вас заработанное вознаграждение. Более того, хотя мне не хочется это признавать, многие будут вам благодарны. Поэтому советую вам сложить оружие, выйти и сдаться. «Опять зло во имя добра», – подумала Мила. Горан пользуется приемами Альберта. Прошло несколько секунд, показавшихся ей нескончаемыми. Но она сознавала: чем дольше это тянется, тем больше надежды, что план сработает. Из-за своего ограждения она увидела, как один из спецназовцев выдвинул шест с зеркальцем, проверяя местоположение Фельдера в доме. Вскоре он увидел его отражение. Только плечо и затылок. На нем была камуфляжная куртка и охотничья шапка. На миг он повернулся в профиль, показав клок нечесаной бороды. Все решилось в доли секунды. Фельдер поднял винтовку – собирался то ли выстрелить, то ли сдаться. Что-то зловеще просвистело над их головами. Прежде чем Мила отдала себе отчет в происходящем, пуля врезалась Фельдеру в шею. Тут же полетела вторая – с другой стороны. – Нет! – взвыл Горан. – Стойте! Не стрелять! Мила увидела, как лучшие стрелки спецназа вышли из укрытий, прицеливаясь. Из двух дыр в шее Фельдера хлестала дымящаяся кровь в ритме пульсации сонной артерии. Он припал на одну ногу, разинул рот. Одной рукой тщетно пытался зажать раны, другой все еще держал ружье для ответного огня. Не думая об опасности, Горан вышел из укрытия в отчаянной попытке остановить время. И в этот момент третий точный выстрел угодил Фельдеру в затылок. Паразит был повержен. 25 – Знаете, Сабина любит собак. Она употребляет настоящее время, отметила Мила. Ничего удивительного: мать до сих пор не осознавала своего горя. Но скоро начнет осознавать. И тогда много дней не будет ей ни сна, ни покоя. А пока нет, еще слишком рано. В таких случаях – кто знает почему – боль оставляет зазор, ставит преграду между собой и страшным известием, и эта преграда, будто резиновая, растягивается и возвращается на прежнее место, не позволяя полностью осознать слова «мы нашли тело вашей дочери». Слова отскакивают от преграды, оставляя в душе человека странное умиротворение. Наступает краткая пауза в преддверии катастрофы. Два часа назад Чан передал Миле конверт с результатами сравнения ДНК. На диване у Кобаши был труп Сабины. Третьей похищенной. И третьей найденной. Это уже четко выверенная схема. Modus operandi, как сказал бы Горан. Хотя никто не посмел назвать имя убитой раньше, чем придут результаты исследования, все ожидали, что это именно она. Мила оставила коллег пытаться понять причины очередного провала, пережитого группой у дома Фельдера, и искать в горé отбросов возможные следы, ведущие к Альберту. Она попросила у начальства машину и теперь сидела в гостиной родителей Сабины, в предместье, где жили в основном коннозаводчики и любители природы. Солнце клонилось к закату, и она, поглядывая в окно, любовалась пейзажем окрестных лесов и речушек, впадавших в озера янтарного цвета. Она решила, что ее визит даже в столь неурочный час станет для родителей Сабины утешением, знаком того, что власти позаботились об их девочке. И не ошиблась. Мать Сабины была миниатюрной худенькой женщиной, но ее лицо, изрезанное мелкими морщинками, говорило о сильной воле. Мила разглядывала фотографии, которые женщина вложила ей в руки, и слушала рассказ о первых и единственных семи годах жизни Сабины. Отец же молча стоял в углу комнаты, опустив глаза и сцепив руки за спиной; он чуть раскачивался с пятки на носок и, казалось, всецело сосредоточен на том, чтобы его дыхание было ровным. Мила не сомневалась – в этой семье верховодит жена. – Сабина родилась недоношенной, на восемь недель раньше срока. Мы тогда были уверены: это потому, что ей не терпелось появиться на свет. Пожалуй, так оно и было. – Мать улыбнулась и поглядела на мужа; тот кивнул. – Врачи нам сказали, что она не выживет: слишком слабое сердце. Но, вопреки всем прогнозам, Сабина выстояла. Она была ростом с мою ладонь и весила всего пятьсот граммов, но упорно боролась за жизнь в своем инкубаторе. И с каждой неделей ее сердце становилось все сильнее. Тогда медики были вынуждены изменить мнение и сказали нам, что она, вероятно, выживет, но жизнь ее будет состоять из больниц, лекарств и операций и мы еще пожалеем, что она не умерла. – Она помолчала. – И я, признаться, пожалела. Они убедили меня в том, что моя девочка будет мучиться до конца своих дней, и я стала молиться о том, чтобы ее сердечко остановилось. А Сабина от моих молитв становилась только сильнее. Она развивалась как нормальный ребенок, и через восемь месяцев после рождения мы забрали ее домой. Женщина опять умолкла. На миг выражение ее лица изменилось, стало злобным. – Этот подонок свел на нет все ее усилия! Сабина была самой маленькой из жертв Альберта. Ее он снял с карусели. В субботу вечером. Прямо на глазах у отца с матерью и многих других родителей. «Но каждый смотрел только на своего ребенка», – сказала Сара Роза на первом совещании в «Мозговом центре». Мила вспомнила, как она добавила: «На чужих всем наплевать, вот в чем беда». Мила приехала в этот дом не только для того, чтобы утешать родителей Сабины, но и чтобы задать им кое-какие вопросы. Она понимала, что должна воспользоваться краткой передышкой, перед тем как боль утраты вырвется из своего временного убежища и неотвратимо сметет все на своем пути. Она также сознавала, что супругов десятки раз спрашивали об обстоятельствах пропажи их малышки. Но у прежних дознавателей наверняка не было ее опыта в поисках пропавших детей. – Дело в том, – начала она, – что вы единственные могли что-либо заметить. Во всех других случаях похититель действовал в уединенных местах и был один на один с теми, кого похищал. В данном случае он пошел на риск. Ведь его планы могли и сорваться. – Вы хотите, чтобы я вам все рассказала с начала? – Да, если можно. Женщина какое-то время собиралась с мыслями. – Тот вечер был для нас особенным. Дело в том, что, когда нашей дочке исполнилось три года, мы решили оставить работу в городе и переселиться сюда. Нас привлекала природа и возможность растить нашу девочку вдали от шума и смога. – Вы сказали, вечер похищения был для вас особенным. – Да. – Она обменялась взглядом с мужем и продолжила: – Мы выиграли в лотерею. Довольно крупную сумму. Не такую, чтобы зажить богачами, но достаточную, чтобы обеспечить Сабине и ее детям достойное будущее. Я никогда раньше не играла, честное слово. Но как-то утром вдруг купила билет – и пожалуйста! Она вымученно улыбнулась: – Бьюсь об заклад, вы не раз спрашивали себя, как выглядят выигравшие в лотерею. Мила кивнула. – Ну вот, теперь видите. – И вы пошли в луна-парк отпраздновать, да? – Да. – Постарайтесь подробно вспомнить все то время, что Сабина провела на карусели.