– Я с тобой разговариваю! – Что тебе? – Нравится считать себя умнее других? – прошипела она, придвинувшись совсем близко. Мила чувствовала ее дыхание, в котором смешивались запахи сигарет, жвачки, кофе. Ей захотелось отодвинуть ее с дороги и сказать пару ласковых. Но тут она вспомнила, что говорил Горан про ее развод с мужем, про анорексию у девочки, и она предпочла проглотить обиду. – Что ты имеешь против меня, Роза? Я всего лишь делаю свою работу. – В таком случае тебе бы следовало найти шестую девочку. – Я найду. – Не думаю. Да и вообще, ты здесь не задержишься. Тебе кажется, что ты всех тут очаровала, но скоро они поймут, что мы вполне можем обойтись и без тебя. Роза уступила ей дорогу, но Мила не двинулась с места. – Раз ты так меня ненавидишь, зачем же голосовала за меня, когда Рош хотел меня сплавить? Губы Розы скривились в усмешке. – Кто тебе сказал? – Доктор Гавила. У Розы вырвался смешок, потом она мотнула головой: – Вот, дорогая, именно поэтому ты у нас и не задержишься. Рассказав мне то, чем он с тобой поделился, ты его уже предала. К тому же он тебя обманул. Я голосовала против. С этими словами Роза повернулась и уверенно зашагала к дому, а Мила так и осталась стоять, окаменев, выбитая из колеи последними словами Розы. Но потом взяла себя в руки и пошла в фургон переодеваться. Крепп гарантировал, что это будет его «Сикстинская капелла». Это сравнение с комнатой второго этажа на вилле Ивонны Гресс было не так уж далеко от истины. В современную эпоху шедевр Микеланджело подвергся существенной реставрации, вернувшей старинной живописи изначальный блеск, очистившей ее от толстого слоя пыли, дыма и животного жира, накопившегося за несколько столетий в результате использования свечей и жаровен. Эксперты-реставраторы начали работу в капелле с маленького фрагмента размером с почтовую марку: сначала надо было посмотреть, что скрыто под ним. И каково же было их удивление, когда под плотным слоем сажи открылись изумительные цвета, каких и вообразить было нельзя. Вот и Крепп начал с простого пятнышка крови, которое обнаружила Мила с помощью Терри, и дошел до открытия своего шедевра. – В мусоре, вывезенном из дома, органической материи нет, – докладывал криминалист. – Но канализационные трубы изношены, и на стенках есть следы соляной кислоты. Предположим, Фельдер растворил в ней останки, чтоб легче было избавиться от них. Соляная кислота растворяет даже костную ткань. Мила услышала только последнюю фразу, когда поднималась на второй этаж. Крепп вещал посреди коридора, а перед ним стояли Горан, Борис и Стерн. Чуть поодаль прислонилась к стене Роза. – Таким образом, единственный элемент, который можно соотнести с бойней Фельдера, – то самое пятнышко крови. – Ты отдал его на анализ? – Чан с вероятностью девяносто процентов определил, что это кровь мальчика. Горан оглянулся на Милу и тут же обратился к Креппу: – Ну вот, все в сборе. Можно начинать. Они ее ждали! Ей бы чувствовать себя польщенной, но из головы не шли слова Сары Розы. Кому верить? Сумасшедшей истеричке, которая травит ее с первого дня, или Горану? Тем временем Крепп обвел всех взглядом и предупредил: – Внутри мы можем пробыть не более четверти часа, так что, если у вас есть вопросы, задавайте сейчас. Все молчали. – Ладно, пошли. Вход в помещение был задраен двустворчатой стеклянной дверью, в центре которой имелся небольшой проход, куда мог протиснуться только один человек. Подчиненный Креппа, прежде чем впустить их, измерил у каждого температуру тела инфракрасным термометром, похожим на те, что предназначены для детей. Потом занес данные в компьютер, соединенный с увлажнителями, которые сделают поправку на их присутствие в комнате, с тем чтобы климатические условия оставались постоянными. Причину таких предосторожностей объяснил Крепп, вошедший последним: – Главная проблема в краске, которой Фельдер покрыл стены. Ее нельзя снять обычным растворителем, не повредив того, что под ней. – И что ты сделал? – спросил Горан. – Мы проанализировали химический состав краски и выяснили, что это краситель на водной основе, в котором в качестве коллагена используется жир растительного происхождения. Довольно распылить в воздухе спиртовой раствор и оставить на несколько часов, как этот жир растворится. Мы практически сократили толщину красочного слоя на стенах. Если под ним есть кровь, люминол ее выявит. 3-аминофталгидразид, более известный как люминол. На этом веществе зиждется львиная доля современной криминалистической техники. Он активизирует катализатор из группы гемопротеинов, входящий в состав гемоглобина. Люминол, вступая в реакцию с этим гемопротеином, вызывает синее свечение, заметное только в темноте. Но для такой активации вещество сначала смешивают с окислителем (обычно с перекисью водорода) и распыляют этот водный раствор в воздухе. У люминола один недостаток: флуоресцентный эффект длится не более тридцати секунд, и этот тест можно повторить только один раз. В связи с этим в помещении ставят несколько фотоаппаратов и снимают эффект с длинной выдержкой, прежде чем он исчезнет навсегда. Крепп раздал всем маски, оснащенные специальными фильтрами, и защитные очки, опасаясь, что люминол может оказаться канцерогеном, хотя это пока и не доказано. – Командуйте, доктор, – обратился он к Гавиле. – Начнем. По рации Крепп передал приказ своим людям, оставшимся снаружи. Сначала погасили все лампы. Миле было не по себе в этой темноте, вызывающей клаустрофобию; она вдруг перестала что-либо чувствовать, кроме своего дыхания, пробивавшегося сквозь фильтр с каким-то зловещим хрипом. Он накладывался на глубокие механические вдохи и выдохи увлажнителей, которые без передышки наполняли помещение паром. Откуда-то из глубины поднималась тревога, но Мила старалась держать себя в руках и только с нетерпением ждала, когда эксперимент закончится. Спустя короткое время звук изменился. Сквозь вентиляционные отверстия помощники начали распылять химический раствор, который позволит увидеть кровь на стенах. Это шипящее в воздухе вещество сопровождалось синеватым свечением, похожим на солнечный свет в морских глубинах. Поначалу Мила подумала, что это всего лишь оптический обман, нечто вроде миража, вызванного духотой. Но, когда свет набрал силу и залил все помещение, она снова увидела всех своих коллег. Как будто вновь зажегся свет, но вместо льдистого оттенка галоген обрел цвет индиго. «Что это?» – спросила она себя, и тут до нее дошло. На стенах было столько крови, что действие люминола озарило их целиком. Брызги расплескивались по всем направлениям, но казалось, исходили из одного источника прямо в центре комнаты. Как будто там стоял некий жертвенный алтарь. Потолок превратился в звездное покрывало. Великолепие подобного зрелища омрачала лишь мысль о том, чем вызвана эта оптическая иллюзия. Фельдер, судя по всему, воспользовался бензопилой, чтобы превратить три тела в фарш, в месиво, которое легко спустить в ватерклозет. Мила заметила, что другие были в таком же ужасе, как и она. Они поворачивали головы в разные стороны, как роботы, а тем временем точнейшие фотокамеры, расположенные по периметру комнаты, щелкали непрерывно, неотвратимо, неумолимо. Не прошло и пятнадцати секунд, как люминол высветил новые пятна из глубины стен. И этот ужас был запечатлен. Потом Борис указал рукой на одну стену: – Смотрите! И все увидели. На одном участке стены люминол ничего не выявил, эта часть осталась белой в обрамлении синих пятен. Как будто краску распыляли из спрея на какой-то предмет, прислоненный к стене, и за ним осталась непрокрашенная часть, повторившая его форму. Словно негатив фотографии. Каждый из них подумал, что этот негатив смутно напоминает человеческую тень. В то время как Фельдер с безумной свирепостью перемалывал тела Ивонны и двоих ее детей, кто-то, стоя в углу комнаты, бесстрастно взирал на эту картину. 27 Ее позвали по имени. Она уверена. Ей это не приснилось. Имя и вырвало ее из объятий сна, не страх и не внезапное осознание места, где она провела столь долгое время. Действие лекарства, спутавшее все ощущения, кончилось в тот самый момент, когда она услышала свое имя, эхом прозвучавшее в брюхе чудовища. Как будто эхо пришло за ней неведомо откуда и наконец разыскало ее. «Я здесь!» – хочет она крикнуть, но не может: губы все еще не слушаются. К тому же появился какой-то шум. Звуки, которых раньше не было. На что они похожи, на шаги? Да, на шаги тяжелых башмаков. Их много, они звучат одновременно. Тут люди! Где? Над ней, вокруг нее. Всюду, хотя и далеко, слишком далеко. Что они там делают? Они и правда пришли за ней? Да, правда. Они пришли за ней, но не могут разглядеть ее в брюхе чудовища. Значит, надо, чтобы они услышали.