– Никогда, – подтвердил Рош. – Поначалу это была идея фикс его матери, бывшей королевы красоты. Она питала к нему нездоровую любовь, лишив тем самым нормального детства и юности. – А после ее смерти? – поинтересовалась Сара Роза. – После ее смерти было уже слишком поздно: парень был не в состоянии поддерживать какие-либо контакты с людьми. Его окружала только раболепная прислуга. Вдобавок над ним висел дамоклов меч проклятия Рокфордов, то есть раковая опухоль, передающаяся по мужской линии, которая приводит к смерти в неполные пятьдесят лет. – Может, мать неосознанно пыталась уберечь его от этой участи? – предположил Горан. – А сестра? – спросила Мила. – Бунтарка, – припечатал Рош. – Она хоть и младше, а сумела вовремя вырваться из-под материнского диктата. Жила как хотела, колесила по миру, сорила деньгами, завязывала неподходящие знакомства, не чуралась наркотиков. И все это, по-видимому, для того, чтобы не походить на братца, пленника этой крепости. Пока пять лет назад автокатастрофа и ее не засадила в отчий дом навечно. – Джозеф Б. Рокфорд – гомосексуалист, – сказал Горан. – Ну да, – подтвердил Рош. – Об этом свидетельствуют и трупы в братской могиле. Все сплошь юноши. – А убивать зачем? – спросила Сара Роза. Ей ответил Горан, он с такими случаями уже сталкивался. – Старший инспектор меня поправит, если ошибусь, но думаю, Рокфорд не мог смириться со своей половой ориентацией. А может, когда он был еще молод, кто-то узнал про его пристрастия и не мог ему этого простить. Все сразу подумали о матери, но вслух никто не высказался. – Стало быть, всякий раз отдаваясь своей страсти, он испытывал чувство вины, – заключила Мила. – Но, вместо того чтоб наказывать себя, он наказывал своих любовников – приговаривал к высшей мере. – Трупы здесь, а он отсюда не выезжал, – подхватил Горан. – Значит, здесь он их и убил. Но неужели никто – ни лакеи, ни садовники, ни охрана – ни разу ничего не заподозрил? У Роша был на это ответ, но он предоставил догадываться им самим. – Вряд ли, – покачал головой Борис. – Прислуга была подкуплена. – Он все эти годы оплачивал их молчание, – поморщившись, добавил Стерн. «Сколько же стоит душа человека? – думала Мила. – Ведь так оно, по сути, и есть. У одного душа настолько черна, что он испытывает наслаждение, убивая себе подобных. Ему есть название: маньяк, серийный убийца. Но как назвать тех, кто его окружает и не только не препятствует, но даже извлекает выгоду из его злодейств?» – А кто ему поставлял юношей? – спросил Горан. – Этого мы пока не знаем. Я запросил ордер на задержание его личного секретаря, который с момента обнаружения девочки бесследно исчез. – А с остальным персоналом как вы поступите? – Тут загвоздка: мы ведь пока не в курсе, кто что знал и кто сколько получал. – Рокфорд не ограничился подкупом ближнего окружения, так? Видимо, Горан читал его мысли, поскольку Рош тут же подтвердил: – Несколько лет назад один полицейский что-то заподозрил и стал расследовать исчезновение юноши, сбежавшего из дому и ограбившего магазин. Его следы вели сюда. Но Рокфорд обратился к влиятельным лицам, и полицейского срочно перевели. В другой раз одна парочка сбилась с дороги и, проезжая вдоль ограды имения, увидела полуголого парня, который перелезал через нее. Он был ранен в ногу и находился в состоянии шока. Супруги посадили его в машину и доставили в больницу, но там он пробыл всего несколько часов. За ним приехали якобы из полиции. С тех пор про него никто ничего не слышал. Молчание врачей и сестер было щедро оплачено. А те двое в машине были любовниками, им просто пригрозили, что доложат законным супругам. – Кошмар! – возмутилась Мила. – И не говори. – А что известно про сестру? – Лара Рокфорд, судя по всему, не в своем уме. Автокатастрофа не прошла для нее даром. Случилось это неподалеку отсюда. Она сама виновата: потеряла управление и врезалась в дуб. – Все-таки надо с ней поговорить. И с Рокфордом тоже, – заявил Горан. – Он может знать Альберта. – Как ты с ним поговоришь? Он же в коме, и это необратимо! – Вот как он нас одурачил! – Борис был в бешенстве. – Мало того что помощи от него никакой, так еще и ни дня не отсидит за то, что сотворил! – Ну нет, ты ошибаешься, – возразил Рош. – Если есть ад, его давно там поджидают. Правда, путь туда очень долгий и болезненный: у него аллергия на морфий, поэтому до комы его не могли даже усыпить. – Так зачем ему сохраняют жизнь? Рош иронически приподнял бровь: – Сестра так захотела. Внутри жилище Рокфордов напоминало замок. В интерьере доминировал черный мрамор, его прожилки усиленно поглощали свет. На окнах – тяжелые бархатные портьеры. На картинах и гобеленах изображены в основном пасторали и сцены охоты. С потолка свисали массивные хрустальные люстры. Миле стало холодно, едва она переступила порог. При всей роскоши в этом доме чувствовалась атмосфера упадка. Прислушавшись, можно было услышать отзвуки мрачной, каменной, мертвенной тишины. Лара Рокфорд «соблаговолила их принять». Она хорошо знала, что это неизбежно, но, передав через лакея эту фразу, она заранее продемонстрировала, с кем им предстоит иметь дело. Она ждала их в библиотеке, куда Мила, Горан и Борис явились ее допрашивать. Мила увидела ее в профиль, сидящей на кожаном диване; рука Лары описывала изящную параболу, в очередной раз поднося к губам сигарету. Лицо ее казалось воплощением красоты. Все на миг застыли на пороге, потрясенные совершенными линиями лба, носа, красивого рта. Изумрудно-зеленый глаз излучал магнетическое сияние из-под длинных ресниц. Но, подойдя ближе и увидев это лицо анфас, они были потрясены еще больше. Вторую половину его уродовал жуткий шрам: он начинался от линии волос, пересекал весь лоб, пустую глазницу, щеку и пропадал, словно след от слезы, где-то под подбородком. Мила также заметила негнущуюся ногу, и, хотя Лара положила на нее другую ногу, увечье невозможно было скрыть. Рядом с ней на диване лежала раскрытая книга обложкой вниз, так что нельзя было прочесть ни названия, ни автора. – Добрый день, – приветствовала их она. – Чем обязана вашему визиту? Сесть она не предложила, и они остались стоять на громадном ковре, устилавшем почти все помещение. – Мы хотим задать вам несколько вопросов, – начал Горан. – Если это возможно. – Пожалуйста. Слушаю вас. Лара Рокфорд погасила почти докуренную сигарету в алебастровой пепельнице. Но тут же взяла другую из кожаного портсигара, что лежал у нее на коленях вместе с золотой зажигалкой. Когда она прикуривала, ее тонкие пальцы едва заметно дрожали. – Это вы назначили вознаграждение в десять миллионов тому, кто поможет найти шестую девочку, – утвердительным тоном продолжил Горан. – Мне кажется, это минимум того, что я могу сделать. Она словно бросала им вызов в борьбе за истину. То ли хотела ошеломить, то ли в этом афронте проявилась ее бунтарская натура, так странно контрастировавшая с мрачным величием этого роскошного дома, где она укрылась. Горан решил принять вызов: – Вы всё знали про своего брата? – Все знали. И все молчали. – Отчего же теперь не молчат? – Что вы имеете в виду? – Егерь обнаружил труп девочки. Полагаю, ему тоже перепадало за молчание. Мила смутно догадывалась о том, что уже понял Горан: Лара вполне могла скрыть это происшествие, но не захотела. – Вы верите в существование души? – задала вопрос Лара и слегка погладила страницу лежавшей рядом книги. – А вы? – Я давно размышляю над этим. – И потому не даете врачам согласия отсоединить вашего брата от аппаратов жизнеобеспечения? Женщина ответила не сразу. Сначала она устремила взгляд к потолку, туда, где этажом выше, в своей комнате, которую он не покидал с младых ногтей, обретался и теперь Джозеф Б. Рокфорд. Детскую ныне превратили в современную реанимационную палату. Новейшее оборудование обеспечивает Джозефу дыхание, питание, очищение крови и опорожнение кишечника. – Разве так странно, что я не хочу, чтобы брат умирал? В ее голосе никто не уловил и тени притворства. – Не исключено, что ваш брат знает человека, который убил пять девочек и держит в плену шестую. А вы не предполагаете, кто это может быть? Лара повернулась и устремила свой единственный глаз на Горана. Вернее, позволила ему разглядеть себя. – Да кто угодно. Скажем, кто-то из обслуги. Из нынешней или прошлой. Проверьте всех. – Разумеется, проверим, но, боюсь, этот человек слишком хитер, чтобы оказать нам подобную любезность.