Спецагент взглянул на нее в упор: – Да не ломай ты себе голову, ничего тут экстраординарного нет. Я могу тебе сказать, но если хочешь докопаться до истины, то придется тебе сделать кое-что самой. – Я готова. – В деле Бенджамина Горки был один редчайший случай. Тебе не приходилось сталкиваться с человеком, который спасся от серийного убийцы? 36 От серийного убийцы спастись нельзя. Плачь, умоляй, отчаивайся – ничто не поможет. Все это, наоборот, увеличивает садистское наслаждение убийцы. Единственная возможность для жертвы – побег. А страх, паника, невозможность понять происходящее играют на руку хищнику. И все-таки в очень редких случаях серийный убийца не доводит свое дело до конца. Это происходит потому, что в последний момент внезапно включается тормоз: какой-то жест или фраза жертвы останавливают его. Вот так уцелела Синтия Перл. Мила приехала к ней в маленькую квартирку, которую та снимала в жилом доме неподалеку от аэропорта. Квартирка скромная, но в ней чувствуется главное достижение заново родившейся Синтии. Прежняя сплошь состояла из негативного опыта, повторяющихся ошибок и неправильного выбора. – Я торговала собой, чтобы одеться поприличнее. Она призналась в этом без всяких колебаний, словно говорила о ком-то другом. Мила не могла поверить, что эта совсем еще молодая женщина уже столько всего испытала в жизни. Синтия не выглядела на свои двадцать четыре. После работы она еще не успела переодеться – так и осталась в форме кассирши супермаркета, куда устроилась полгода назад. Скромный вид, собранные в хвост рыжие волосы, ни следа косметики на лице все равно не могли скрыть ее диковатой, экзотической красоты. – Спецагент Стерн и его жена подыскали мне это жилье, – сообщила она с гордостью. Чтобы сделать девушке приятное, Мила внимательно осмотрелась. Мебель разномастная, поставленная в основном для заполнения пространства. Но видно было, что Синтии здесь нравится и она старается создать уют, следит за чистотой и порядком. Повсюду расставлены статуэтки, в основном фарфоровые кошечки и собачки. – Это мое хобби. Я их собираю. Еще Мила обратила внимание на фотографии ребенка. Мила знала, что у Синтии есть сын, только его отобрали у нее социальные службы и отдали на воспитание в другую семью. Чтобы вернуть себе ребенка, она записалась в программу дезинтоксикации организма и стала посещать церковь, прихожанами которой как раз являются Стерн с женой. После многочисленных перипетий она уверовала в Бога и в знак своего обращения теперь носит образок святого Себастьяна. Этот образок да еще узенькое колечко для четок на безымянном пальце – ее единственные украшения. – Я понимаю, Синтия, вам тяжело вспоминать вашу историю с Бенджамином Горкой… – Да нет, теперь я говорю об этом спокойно. Раньше и правда тяжело было вспоминать, но я это преодолела. Знаете, я даже написала ему письмо. Мила, разумеется, не знала, какова была реакция маньяка на это послание, но могла предположить, что у подобных типов это служит поводом для ночных мастурбаций. – Он ответил вам? – Нет. Но я продолжу ему писать: этому человеку так нужно Слово Божие! Она сидела напротив Милы, то и дело одергивая правый рукав блузки. Мила догадалась, что она пытается прикрыть татуировку – память о прошлой жизни. Видимо, пока не скопила денег, чтобы свести ее. – И как же все это случилось? Синтия помрачнела: – Тут целая череда совпадений. Я не ловила клиентов на улице, а предпочитала сидеть в баре. Оно надежней, да и теплее. Мы, девочки, оставляли бармену чаевые. – Она выдержала паузу. – Родилась я в городишке, где красота становится проклятием. Ты слишком скоро понимаешь, что благодаря ей сможешь вырваться оттуда, тогда как у твоих подруг выхода нет: они навсегда останутся в этом болоте, выйдут замуж и всю жизнь будут прозябать. А ты для них – символ того, что недостижимо, и они возлагают на тебя свои глупые надежды. Мила понимала ее, и, пожалуй, ей было легко просчитать все дальнейшие этапы жизни девушки. Окончив школу, Синтия выпорхнула из родного гнезда и осела в большом городе, где, конечно, не обрела того, на что надеялась. Вместо этого познакомилась с такими же, как она, заблудшими и запуганными душами. Проституция для них – не случайный удар судьбы, а естественное следствие их жизненных устремлений. Самое обидное то, что такие девушки, как Синтия, к двадцати четырем годам уже растрачивают и свою красоту, и силу юности. Они слишком рано катятся под откос, а маньяки вроде Бенджамина Горки просто-напросто поджидают их внизу. – В тот вечер я подцепила клиента. На вид порядочный – обручальное кольцо на пальце. Мы устроились у него в машине, на окраине города. Но потом он отказался платить, даже ударил меня и вышвырнул прямо на дороге. – Она вздохнула. – Просто так голосовать я не могла: кто же подсадит проститутку? Вот я и стояла там, в надежде, что появится очередной клиент и довезет обратно. – И появился Горка. – Подъехал на своем огромном грузовике. Сперва мы договорились о цене. Он не торговался. «Залезай, – говорит, – чего там мерзнуть!» Синтия опустила глаза. Нет, она не стыдилась рассказывать о своей профессии; ей было стыдно, что она оказалась такой дурочкой. – Мы забрались в кузов, где он всегда ночевал. Там у него была настоящая квартира. Все удобства, даже постеры… ну, такие… Ничего странного, все дальнобойщики их вешают. И все-таки было в них что-то необычное. Мила вспомнила описания из судебного дела: Горка фотографировал своих жертв в разнузданных позах, а потом превращал эти снимки в плакаты. А странным было то, что он фотографировал трупы. Правда, Синтия этого знать не могла. – Он взгромоздился на меня. Я все ему позволила, как обычно, и только ждала, чтоб он кончил поскорей: очень уж от него воняло. Лицом он уткнулся мне в шею, поэтому я могла обойтись без мимики и лишь вскрикивала иногда, как водится. Глаза я не закрывала. Еще одна пауза, чуть подлиннее, чтобы перевести дух. – Когда глаза немного привыкли к темноте, я разглядела надпись на потолке кузова. Надпись была сделана фосфоресцирующей краской. Мила видела эту фотографию в деле. Надпись гласила: «Я тебя убью». – Я завопила. А он стал смеяться. Я попробовала сбросить его, но он был намного сильнее. Он вытащил нож и стал наносить мне удары. Сначала в предплечье, потом в бок, третий – в живот. Я чувствовала, что истекаю кровью и думала: «Ну все, мне конец». – Но он остановился. Почему? – Я кое-что ему сказала. Сама не знаю, как мне это пришло в голову, – может, рассудок помутился от страха. Я ему сказала: «Когда умру, позаботься о моем сыне. Его зовут Рик, ему пять лет». Он как-то горько усмехнулся и покачал головой. Вы представляете? Я попросила убийцу позаботиться о моем мальчике! Бред, да и только! Но тогда я, вероятно, решила, что это вполне нормально. Раз он отнимает у меня жизнь и я готова ее отдать, то мне положена какая-то компенсация. Абсурд, конечно. Я считала, он передо мной в долгу! – Может, и абсурд, однако ты сумела его утихомирить. – Все равно я не могу себе этого простить. Синтия Перл проглотила комок, застрявший в горле. – Уилсон Пикетт, – внезапно сказала Мила. – Ах да, помню. Я лежала в кузове полумертвая, а он снова сел за руль и вскоре высадил меня на стоянке. Я не знала его намерений и очень ослабела от потери крови. Но, пока мы ехали, по радио звучала та проклятая песня. «In the Midnight Hour». Потом я потеряла сознание и очнулась уже в больнице. Сначала ничего не помнила. Полицейские стали спрашивать, откуда эти раны, а я ничего не могла ответить. Уже потом, во вторник, ближе к вечеру я дома включила радио и услышала песню Уилсона Пикетта. И тогда память ко мне вернулась. Мила поняла, что кличку Горке дали уже после ареста. Для сыщиков она служит напоминанием о совершенных ими ошибках. – Это было ужасно, – продолжала Синтия. – Я как будто во второй раз увидела все это и подумала: если б сумела вспомнить раньше, может быть, спасла бы еще кого-то. Последние слова были как будто спонтанными, Мила сразу это почувствовала. Не потому, что Синтию не волнует судьба несчастных жертв, а потому, что она словно бы поставила барьер между ними и собой. Благодаря этому барьеру она могла жить дальше, как всегда бывает с людьми, пережившими подобный опыт. В подтверждение этой догадки Синтия добавила: – Месяц назад я навестила родителей Ребекки Спрингер, последней из убитых. «Она не была убита, – мысленно возразила Мила. – Хуже того, ее вынудили покончить с собой». – Мы вместе участвовали в акции поминовения жертв Бенджамина Горки. Мы с ними из одной конгрегации. Они не сводили с меня глаз, а я чувствовала себя виноватой. – В чем? – спросила Мила, хотя отлично понимала в чем. – В том, что выжила, конечно. Мила поблагодарила ее и собралась уходить. Синтия проводила ее до двери в странном молчании, как будто хотела о чем-то спросить, но не знала, с чего начать. Мила решила дать ей немного времени и спросила, где туалет. Девушка показала, куда идти. В убогом закутке на двери душевой кабины висели сохнущие колготки. Здесь тоже было несколько фарфоровых зверушек, сплошь розового цвета. Мила наклонилась над раковиной – ополоснуть лицо. Она была совершенно измучена. В сумке у нее лежал флакон перекиси и все необходимое для надрезов. Ей еще предстояло помянуть пятую девочку. Это она отложила на вечер. Но боль ей необходима. Вытирая лицо и руки салфеткой, она заметила на полочке пузырек для полоскания горла. Но цвет жидкости настораживал: слишком уж темный. Мила понюхала: бурбон. У Синтии Перл свой секрет. Дурная привычка, оставшаяся от прошлой жизни. Мила представила себе, как она входит в это тесное пространство, садится на крышку унитаза и делает несколько глотков, упершись взглядом в плитки кафеля. Хотя Синтия во многом изменилась к лучшему, она не может до конца избавиться от темной стороны души. «Свойство человеческой натуры, – про себя констатировала Мила. – Мой секрет идет еще дальше». Когда она уже стояла на пороге, Синтия наконец набралась смелости и спросила, нельзя ли им еще как-нибудь увидеться: может, в кино сходить или пройтись по магазинам. Мила поняла: девушке позарез нужна подруга, – и она не смогла отказать ей в этой маленькой иллюзии. Чтобы доставить Синтии удовольствие, она повторила наизусть номер ее мобильного, хотя и знала, что они вряд ли еще увидятся. Спустя двадцать минут Мила подъехала к Управлению. Перед входом толпились агенты в штатском и срочно вызванные патрульные. Все предъявляли пропуск. Не иначе что-то случилось.