– Она потрясающая! – Первая любовь… – Зейн прижал руку к груди напротив сердца. – Вечер выдался чудесным, как в сказке. Потом я вернулся домой. Опоздал на четыре минуты, и меня уже ждали. Дарби с нарастающим страхом слушала дальше. Про оскорбления, про побои, про отчаявшегося мальчика, пытавшегося спасти сестру – и преданного родной матерью, которая тоже бросилась его избивать. – Господи, как люди поверили, что ты и впрямь напал на своих близких? – Потому что так сказал доктор Бигелоу, а Элайза подтвердила его слова. – И тебе никто не поверил? – Только Дэйв. Он меня не бросил. Был рядом все время, и в больнице тоже. Я этого никогда не забуду. Он позвонил Эмили. Спорил с полицейскими, но те получили приказ от тогдашнего шефа, который дружил с Грэмом. Дарби в ужасе застыла. – Ты же не про Келлера говоришь?! – Нет, не про него. Он у нас тогда не работал. У меня был серьезный перелом, предстояла операция. Врачи наложили шину. Они тоже возражали против того, чтобы меня забрали, но их не слушали. Я попросил Дэйва взять мои ключи и найти в доме дневники. Меня тем временем увезли в Банкомб. – Это что такое? – Тюрьма для подростков. Ну что, еще по пиву? – Не надо. – Дарби и без того было тошно. – Спасибо. – Тогда колу? Я про настоящую кока-колу, не про сладкую газировку, которую южане так называют. – Я… – Кажется, ей не мешало бы вздохнуть. – Да, конечно. Пока Зейна не было, Дарби вспомнила про свою мать, которая однозначно, при любых обстоятельствах бросилась бы ее защищать. Мать всегда стояла на ее стороне. Тогда, в больнице, она взяла на себя все переговоры с полицией, с адвокатами, не отходя от дочери ни на шаг. Когда Зейн вернулся и сел, Дарби наклонилась к нему. – И твоя мать это допустила? – Не моргнув и глазом. – Тогда ты прав. Никакая она не жертва. Такая же психопатка, как и он. Не представляю, до чего тебе было страшно. – Знаешь, я к тому времени ничего толком не чувствовал, хотя ночь выдалась не из легких. Не знал, что пока меня оформляли, Бритт тайком сбежала из больницы. Грэм дождался, когда она очнется, засыпал ее угрозами и фактически запер в палате. Она забралась в соседнюю палату, нашла телефон и позвонила Эмили. Та была уже в больнице, пыталась понять, что происходит. По мере рассказа Дарби представляла себе маленькую девочку, избитую, в больничной пижаме, босиком спускавшуюся по лестнице, и женщину, которая ей поверила и увезла в участок. – Там они встретили Келлера. Детектива Ли Келлера, из полиции Эшвилла, – продолжал Зейн. – Значит, так они и познакомились? – Ага. Он их выслушал. Не знаю, поверил ли сразу, но, по крайней мере, решил уточнить факты. Дэйв забрал мои дневники и тоже привез их в участок. Ли получил доказательства и стал делать то, что полагается полицейскому. Звонить, задавать вопросы. Он поговорил с работниками отеля, выяснил, что я приехал уже в синяках. Ах да, еще одно: Грэм пытался выставить так, будто я был под кайфом, только в моих анализах ничего не нашли. Ли знал прежнего шефа полиции, наведался к нему и как полицейский полицейскому разложил все по полочкам. Байка с лыжами и с велосипедом развалилась. Ли поехал ко мне в Банкомб, добился, чтобы меня передали под опеку Эмили. Грэма с Элайзой арестовали. – Ли по праву заслужил Эмили в жены. Настоящий герой. – Ага, я тоже так думаю. – Их посадили? – Элайзе дали пару лет. Грэм отсидел восемнадцать. Недавно вышел по условно-досрочному. В ушах Дарби прозвенели слова Зейна: «Мало». – И что ты думаешь по этому поводу? – Здесь их ждет одно унижение. Он потерял врачебную лицензию, заново ее уже не получит. Прошло восемнадцать лет. Все будет хорошо. Так мог говорить опытный юрист. Вряд ли с ним согласился бы мальчик, живущий глубоко внутри Зейна. – Ты с тех пор с ними виделся? – Зачем? – Чтобы поставить точку. Я, конечно, не психотерапевт, как твоя сестра, но общалась с жертвами насилия. Проходила терапию после Трента, – пояснила Дарби. – Мне кажется, нужно окончательно разрубить связи, иначе они так и будут тебя преследовать. Здесь твоя семья, они замечательные люди. Хорошо, что Эмили вышла замуж за Келлера. Это пошло всем на пользу. Она стала тебе как мать. – Да, во всех смыслах. Ну что, давай откровенничать до последнего? Как умерла твоя мать? – Ее сбили насмерть. Водитель сбежал. – Господи, Дарби… Мои соболезнования. Его поймали? Дарби покачала головой. – Она любила бегать поутру. В парке была тихая велосипедная дорожка. Машина сбила ее, даже не останавливаясь. Сказали, она умерла сразу, не мучилась. Хорошо бы, если так… Автомобиль нашли в паре кварталов. Его угнали. Она замолчала, глотнув пива. – Владелец машины – классического «Мустанга» шестьдесят седьмого года – ремонтировал ее вместе с сыном. Поставил возле дома, пошел спать, а когда проснулся, увидел, что автомобиля нет. Решил, подростки взяли покататься, выпить и покурить травку. В салоне воняло и тем, и другим. Но преступникам хватило ума после того, как они сбили мать, выкинуть бутылки с банками, вытряхнуть пепельницы, протереть ручки, двери и руль. Они не оставили ни отпечатков, ни следов ДНК. – А проверяли друзей и одноклассников сына?.. – Да. Много кого проверяли – ничего не нашли. Самый страшный день на моей памяти. Она была замечательной. – А что твой отец? – Он ушел, когда мне было четыре. Как там пел Спрингстин? «У меня остались жена и дети в Балтиморе, Джек. Я пошел прогуляться и уже не вернулся назад»[16]. Дарби пожала плечами. – Впрочем, он поступил достойно. – С чего ты так решила? – Ну, у них были сбережения, и он их не тронул. Даже машину не забрал, бросил ее на автобусной остановке. Взял только свои вещи и старую гитару. Просто эта ответственность, семейная жизнь, отцовство были не для него. – Как спросила бы Бритт: «Что ты по этому поводу чувствуешь?» – Ничего особенного. Иногда жалею, что он обидел маму. Она любила его. Я же его толком не помню. Помню, он никогда не злился. Думаю, не потому ли отец и ушел – вдруг испугался, что семейная жизнь его озлобит? – Ты определенно оборвала все связи. Здравый подход. – Мы оба – взрослые люди без лишних проблем с психикой. – Погоди… – Зейн склонил голову набок. – Я ведь никому за пределами семьи, не считая Мики, Дэйва и Морин, – не рассказывал о своем детстве. Странно, что решил излить тебе душу за бутылкой пива. – Люди частенько делятся со мной сокровенными тайнами. – Возможно. Ладно, с самым трудным покончено, пора переходить к десерту. – К десерту? – Дарби пошевелила бровями. – Вечер становится томным. А что у тебя есть? – Швейцарские булочки. – С корицей? – Естественно. – Отлично. Неси! Глава 15 Они ели булочки с корицей, а вокруг сгущались сумерки, и небо над западными горами играло красками. – Вот тебе еще один образ, – заметила Дарби. – Представь, что сидишь здесь вечером, ешь всякие вкусности, смотришь на закат и слышишь, как вода журчит по камням.