— Ты что, в самом деле ничего добиться не мог от него? — Слушайте, господин, с вами разговаривает старший полицейский инспектор Улльхольм. — Он умер». — Ах, черт возьми, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Меня тошнит, стоит мне услышать этот голос. Он однажды уже написал на меня донос — будто я нерадиво отношусь к служебным обязанностям. Мартин Бек вновь прослушал ленту и повернулся к Рённу. — Что, по-твоему, Шверин сказал? Ты же был там. — На первый вопрос он ответил отрицательно, что-то вроде «Я не знаю» или «Я его не узнал». — Как ты, черт возьми, увидел такой ответ в этом «днрк»? — изумленно спросил Гюнвальд Ларссон. Рённ покраснел и заерзал на стуле. — А и в самом деле, как ты пришел к такому выводу? — спросил Мартин Бек — Не знаю, — сказал Рённ. — Мне так показалось. Такое сложилось впечатление. — Ага, — сказал Гюнвальд Ларссон. — А дальше? — На второй вопрос он ответил довольно четко: «Самалсон». — Так, я слыхал. Но что он имел в виду? — сказал Колльберг. Мартин Бек потирал кончиками пальцев виски. — Или Самуэльссон, — молвил он задумчиво. — Или Саломонссон. — Он говорит «Самалсон», — настаивал Рённ. — Пожалуй, — согласился Колльберг. — Но такой фамилии нет. — Проверим, — сказал Меландер, — может, и есть. А тем временем, думаю, надо послать ленту на экспертизу. Если наша лаборатория не справится, можно связаться с радио. Их звукотехники могут определить каждый звук на ленте, попробовать разную скорость. — Да, это хорошая мысль, — согласился Мартин Бек. — Но прежде сотри к дьяволу этого Улльхольма, — сказал Ларссон. Зашел Эк, задумчиво поглаживая свою седую голову. — Что там? — спросил Мартин Бек. — Газеты обвиняют нас в том, что мы до сих пор не поместили портрета неопознанной жертвы. — Ты сам знаешь, какой вид имел бы тот портрет, — сказал Колльберг. — Знаю, но… — Постой, — сказал Меландер. — Можно дать описание. Возраст — лет тридцать пять — сорок, рост — метр семьдесят один, вес — шестьдесят девять килограммов, сорок второй размер обуви, глаза карие, волосы темные. Шрам после операции аппендицита. Шрам от какой-то давней раны на запястье… — Я пошлю им это описание, — сказал Эк и вышел. Минуту все молчали. — Фредрик пришел к одному выводу, — сказал наконец Колльберг. — Что Стенстрём сидел в автобусе уже до остановки Юргордсбру. Следовательно, он ехал из Юргордена. — Что же он там делал? — удивился Гюнвальд Ларссон. — Вечером, и в такой дождь? — Я тоже пришел к одному выводу, — сказал Мартин Бек. — Что он, наверное, не знал той медсестры. — Ты уверен в этом? — спросил Колльберг. — Нет. — Около Юргордсбру он был один, — сказал Меландер. — Рённ тоже пришел к одному выводу, — сказал Гюнвальд Ларссон. — К какому? — Что «днрк» означает: «Я его не узнал». Уже не говоря о каком-то типе по фамилии Самалсон. Это было все, что они выяснили до среды пятнадцатого ноября. На улице шел снег, мокрый, хлопьями. Уже совсем стемнело… Разумеется, человека по имени Самалсон не оказалось. По крайней мере в Швеции. В четверг они вообще не узнали ничего нового. Мартин Бек в отличие от своего коллеги Колльберга не потратил двадцати лет на поиски жены. Он встретил ее семнадцать лет назад, сразу сделал ее беременной и женился. Ни с того ни с сего. Теперь она стояла в дверях спальни, в измятой ночной рубашке, с полосами от подушки на лице. — Ты так кашляешь и шмыгаешь носом, что можешь всех в доме разбудить, — сказала она. — Мне очень жаль, что я тебя разбудил. — Дело не в этом, главное, чтобы ты вновь не схватил воспаление легких. Лучше остаться завтра дома. — Пожалуй, вряд ли это удастся. — Глупости. Как ты будешь работать больной? Будто в полиции больше никого нет. А кроме того, ты должен ночью спать, а не читать старые рапорты. Того убийства в такси ты никогда не распутаешь. Отложи все и туши свет. Доброй ночи. — Доброй ночи, — машинально ответил Мартин Бек в закрывшуюся дверь спальни. Он нахмурил брови и отложил в сторону сшитые рапорты. А между тем их никак нельзя было назвать старыми, так как Мартин Бек читал копию медицинской экспертизы, которую он получил только вечером. Но несколько месяцев назад он в самом деле целыми ночами перечитывал материалы, которые касались одного убийства в такси с целью ограбления, происшедшего двенадцать лет назад. Мартин Бек какое-то время лежал неподвижно, уставившись глазами в потолок. Наконец он услышал негромкое похрапывание из спальни, быстро поднялся с кровати и осторожно вышел в переднюю. Минутку он поколебался, держа руку на телефоне, потом поднял трубку и набрал номер Колльберга. — Колльберг слушает, — послышался голос Гюн. — Привет, а Леннарт недалеко? — Что там еще случилось? — взял трубку Колльберг. — Слушай, ты помнишь, что было летом после убийства в парке? — Помню, и что? — У нас тогда не было работы, и Хаммар велел пересмотреть старые дела, которые нам не удалось распутать. Помнишь? — Да, черт возьми. И что из этого? — Я тогда изучал дело об убийстве в такси в Буросе, а ты занимался стариком в Эстермальме, который исчез двадцать лет назад. — Да. И ты позвонил, чтобы сказать об этом? — Нет. Я хочу спросить, какое дело взял себе Стенстрём? Он как раз вернулся из отпуска. — Не имею понятия. Я думал, что он тебе сказал. — Нет, он ничего не говорил. — Так, может, Хаммар знает. — Да, конечно, Хаммар может знать. До свидания. Извини, что я тебя разбудил. — Иди к дьяволу! Мартин Бек услышал щелчок в трубке. Свою он еще какое-то время прижимал к уху, наконец тоже положил и поплелся назад к кушетке. Он лег и выключил свет. Лежа в темноте, он чувствовал себя дурак дураком.