— Кого об стол? — переспросила ее Лена. — Да меня, меня, — досадливо отвечала ей Рита. — Не в буквальном смысле, конечно, упаси Господь! В фигуральном. — Это как? — Вроде бы все делаю, чтобы человек был мной доволен. Готовить там, стирать, разговоры разговаривать, знаки внимания в смысле подарков мелких. И поначалу все шелковые просто. А потом — исчезают. И ничего, понимаешь, ни-че-го-шень-ки не объясняют. Вот и впечатление, что мордой об стол. Ну ничего я в мужиках не понимаю, Ленка! — Это точно, — кивнула подруга. Рита тут же уставилась на нее. В глазах ее явственно читалось подозрение. — Что — точно? — спросила она. — Ты что-нибудь знаешь, да? И молчишь? Лена помедлила с ответом. И решила отвечать честно. В конце концов, хуже не будет. — Понимаешь, Рита, — задумчиво проговорила она, — есть у тебя одна черта в характере, которая мало кому нравится, хотя никто в этом не признается. — Ага! — сказала Рита. — Опять обостренное чувство справедливости? Так? — Не совсем, — ответила Лена. — Чувство справедливости не так плохо. — А что плохо? — скривила Рита губы в язвительной усмешке. — Понимаешь, — снова вздохнула Лена, — твое гипертрофированное отношение к различным, не всегда заслуживающим внимания мелочам может довести кого угодно до белого каления. Даже я иногда хочу убежать от тебя куда глаза глядят. Честное слово. Лена была слишком близкой подругой, чтобы обижаться на то, что она говорит, и поэтому Рита только спросила: — Мелочи? Что ты имеешь в виду? — Быть наблюдательным — хорошо для следователя, — ответила ей Лена. — Мужчина не любит, когда ему говорят правду. И он боится женщин с хорошо развитой интуицией. — Подожди! — запротестовала Рита. — Ты сама не раз говорила мне, что они любят, когда их чувствуют. А без интуиции — как их почувствовать? Лена отрицательно покачала головой: — У тебя какая-то бешеная интуиция, нечеловеческая. Понимаешь? — Нет. — Дело в том, — сказала Лена, — что мужики любят, когда женщина чувствует то, что они, мужики, хотят. Но они терпеть не могут, когда их видят насквозь. А ты, по-моему, их видишь — и говоришь им об этом. — Я просто хочу, чтобы они стали лучше, — оправдывалась Рита. — Э, нет, милая, — засмеялась Лена. — Как правило, они о себе довольно высокого мнения и не хотят ничего в себе менять. А ты… — Что — я? — Рита, ты совершаешь просто ужасную ошибку. Ты говоришь с ними о том, о чем каждый из них предпочел бы не распространяться. — Ты слишком плохо думаешь о мужчинах, — слабо протестовала Рита. Лена опять покачала головой. — Пойми, подруга, — сказала она, — в жизни каждого человека есть такое, о чем он не хочет говорить ни под страхом смерти, ни во благо всего человечества вообще и самого себя в частности. Это, как их называют, психологические болевые точки человека. Ты со своей чудовищной интуицией каким-то образом нащупываешь их. И давишь. — Давлю? — Конечно. Это, может быть, и умно, но совсем не мудро, поверь мне. — Значит, оставить их в покое? — Мужчин-то? — Нет. Точки. — А сможешь? Рита задумчиво смотрела в одну точку. — Кажется, ты говоришь правду, — произнесла она убитым голосом. — Только этим и можно объяснить всю это несусветицу. Но тогда пошли они все! — Куда? — усмехаясь, спросила ее Лена. — Куда подальше, — уныло ответила ей Рита — Помнишь эту фразу? — спросила ее Лена. — «Измени себя — и мир изменится вокруг тебя». — Не хочу я себя менять, — махнула рукой Рита. — Не собираюсь! А мир вокруг меня… Он меня устраивает. Не верю я, что нет нормальных мужиков. Когда-нибудь он найдется, вот увидишь. — Желаю удачи. Рита пристально на нее посмотрела, вздохнула глубоко и сказала: — Одно тебе могу только обещать: никогда и ни за что, если вдруг неожиданно нащупаю такую точку у тебя, не стану на нее давить. Вдруг тоже убежишь? — Спасибо, — улыбнулась Лена. — Только меня это не пугает. Дави, если нужно. Даже интересно. — И ты не будешь на меня обижаться? — Не буду. Рита кивнула, оглядела стол, а потом вдруг посмотрела на Лену и предложила: — У меня в сумке ликер. Выпьем, подруга? — Нужно, конечно, — кивнула Лена. — Тащи! Через час они были вдребезги пьяны, но это к делу уже не относится. Потом Лена надолго исчезла. Кажется, вышла замуж и уехала в Европу. Говорили что-то про Голландию, но Рита не была в этом уверена. Впрочем, ее не особенно это и интересовало. Она была просто рада за свою подругу, и все. Свои природные способности она решила использовать по назначению. Если у тебя интуиция, сказала она себе, стань частным детективом. Может быть, кому-то в действительности пригодятся твои таланты. Она и стала. Она устроилась в агентство «РОДЕРО» — Российский детский розыск. Искала пропавших детей, и поначалу дела шли весьма неплохо. Но потом начались трудности. Нет, в профессиональном смысле все шло так же хорошо, как и всегда. Только стала она вдруг замечать, что люди, работавшие вместе с ней, начали ее сторониться. Вокруг нее работали преимущественно мужчины, и это обстоятельство сначала мешало самой работе. Никто и не думал принимать ее всерьез, когда она пришла устраиваться в это агентство. Авторитет себе, впрочем, она заработала довольно быстро. И стала заслуженно пользоваться уважением. Ей удавалось найти детей там, где опытные ищейки в бессилии разводили руками. А потом начались трения. Нельзя сказать, что ей было трудно с окружавшими ее мужчинами. Все они пытались завоевать ее расположение, а она и не думала строить из себя королеву, как могли подумать неискушенные. Но рано или поздно вокруг нее образовывался вакуум. Мало кто из тех, кто узнал ее поближе, хотел продолжать с ней общение вне стен агентства. Это ее не очень печалило, она привыкла к такому к себе отношению, но в конце концов произошло то, что не могло не произойти рано или поздно. Она вдрызг разругалась со своим руководством. Подробности этой ссоры ей вспоминать не хотелось. Может быть, потом, когда это перестанет ее так волновать и причинять такую боль, она будет вспоминать об этом спокойно. Но не сейчас. Не сейчас. Рита, как она сама выражалась, «отпочковалась» от этого получастного учреждения и образовала собственное агентство, на сто процентов частное. И назвала его «Зазеркалье». Ей казалось, что все потерявшиеся дети похожи на Алису, которая ушла в Зазеркалье только потому, что ей оно было интересно. Все они — дети, и поэтому им интересен мир, в котором они живут. Иногда они переступают дозволенное, и вот тут появляется она, Рита, и возвращает потерявшихся детей впавшим в отчаяние родителям. Ее устраивала ее работа. И самое главное, что ее устраивало, — это то, что теперь она ни от кого не зависела. Вот и все. А сегодня она стала свидетельницей ужасной, страшной трагедии. Она ехала к Лене Дейнеке и спрашивала себя: что с тобой, Рита? Ты только что видела такое, что может присниться лишь в самом диком кошмаре, а думаешь о совершенно, кажется, посторонних вещах. Ты видела гибель людей, огромное количество корчащихся от невыносимой боли мужчин и женщин, ты видела обгоревшие до неузнаваемости трупы, а думаешь — о чем?! О каком-то потерявшем стыд и совесть операторе, который снимал все то, что повсюду сеяла костлявая старуха Смерть. Больше тебе не о чем думать, да? Рита тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение. Да что со мной, отчаянно спрашивала она себя, что же это со мной творится?! Что я зациклилась на этой сволочи с камерой?! Да пусть катится! Она ехала к Лене Дейнеке, которая недавно вернулась из благополучной Европы. Пятнадцать лет, казалось, совсем ее не изменили. Только морщины у подруги появились в уголках губ. А так совсем не изменилась Ленка, такая же красивая и такая же мудрая. Чего это я к ней еду, спрашивала себя Рита. Что у меня, дел мало? Мишка Шленский еще не нашелся, то есть я еще не нашла его, чтобы по подругам разъезжать. Вот найдется Мишка, можно будет и навестить старую подругу. А сейчас-то что тебе от нее надо?! Она честно пыталась разобраться в самой себе. Давным-давно Рита научилась делать то, что велит ей первый порыв. Бывает, что люди как раз не доверяют своему первому порыву, и в большинстве случаев это оправданно. Подумав, люди остывают. Или наоборот — остыв, люди начинают думать. И, как правило, приходят к наиболее оптимальным решениям.