Внезапно внутреннее сознание Риордана рывком выдернуло его из полузабытья. Он услышал едва различимые шорохи с левой стороны. К нему приближались, стараясь не шуметь. Сердце забухало так, что кровь молоточками зазвучала в висках. Началось! Двое двигались по бокам, еще один был по центру, чуть позади. Видимо, те, что подкрадываются спереди, растянули в руках одеяло, они же будут его удерживать, а третий начнет бить, когда жертву спеленают. У Риордана действовала только одна рука, значит, выбор невелик – придется атаковать того, кто слева. Он решил бить в шею, самое уязвимое место, поэтому напряг весь свой слух, чтобы различить дыхание левого из нападавших и понять, где у того находится голова. Шаг, еще шаг, они совсем близко. Тело Риордана распрямилось, как стальная пружина, он сместился влево и ударил так, как не бил никогда в жизни. В свой кулак он вложил всю свою силу, весь страх и отчаяние. Удар во мрак, еще один и снова удар. Риордан мгновенно отпрянул, потом прыгнул вправо, готовый напасть на другого противника. Но этого не понадобилось. Из темноты послышалось бульканье, сразу перешедшее в ужасный хрип, а потом тело нападавшего осело наземь, и Риордан услышал, как с хрустом черепа его голова ударилась о камни пола. Его противники застыли на месте, не зная, что предпринять. – Осади назад, – послышался голос Лобана. – Я зажгу огонь. В пламени свечи они увидели на полу человека, который бился в конвульсиях. Вокруг его головы расплывалась кровавая клякса. Через несколько минут его тело выгнулось в последний раз и застыло. – Готов Печень, – мрачно заключил Лобан. – У тебя смертельный удар, парень. – Я предупреждал, – голос Риордана вибрировал от возбуждения. – И теперь хочу предупредить еще раз. Если сунетесь ко мне снова, теперь я не ограничусь одним покойником. Я прикончу каждого! Вожак миролюбиво поднял руку. – Спокойно, Рирд. Никто больше к тебе не полезет. Мы не самоубийцы. Койка Печени напротив моей, снизу Она твоя по праву, можешь ее занять. Риордан повернулся. – Скилленгар! Мы поделим мою кровать пополам. Думаю, что поместимся там вдвоем. – Эй, Лобан! – воскликнул один из приспешников вожака. – Он тащит к нам всякую нечисть. В круг порядочных арестантов. Это непорядок! Риордан посмотрел на говорившего так, что тот съежился, потом перевел тяжелый взгляд на Лобана. – Слушайте меня внимательно. Я не лезу в ваши порядки. Но никто, слышите, никто не смеет указывать мне, что можно и что нельзя! Ясно? А, ну подайте голос в ответ, чтобы я убедился, что вы меня услышали! До завтрака он проспал, не пробудившись ни единожды, будучи уверенным, что Скилленгар толкнет его, если возникнет опасность. Смотритель принес кастрюлю баланды, отдаленно напоминающей кашу. Труп Печени лежал у входа в камеру, почти окоченевший. Тюремщик не слишком удивился, когда увидал покойника. Он оставил еду и отлучился, сообщив, что дойдет до мертвецкой и предупредит парней, что к ним заедет новый пациент. Риордан получил свою порцию, но не ушел от раздачи, проследив за тем, чтобы отверженные поделили еду между собой по справедливости. – Руки у меня заняты, – сообщил он сокамерникам. – Но я и ногами вышибу дух из каждого, если начнется свалка. Когда вернулся смотритель, двое из подручных Лобана подхватили тело своего товарища и зашагали с ним по тюремному коридору. Видимо, их каста пользовалась особым доверием со стороны администрации, поскольку смотритель не последовал за ними, а остался перекинуться парой фраз с вожаком. Слова тюремщика ускользали от тонкого охотничьего слуха Риордана, зато речь Лобана он услышал явственно. – Ты должен был предупредить меня, на что подписываешь… Мальчишка?! Да он сущий демон! Он прикончил Печень с одного удара… Нет, я не согласен. Ага, может, сам попробуешь?… Не знаю. Очень рискованно. И плата должна быть другой. Голыми руками?… Нет уж, слуга покорный!.. Вот-вот, обсуди, обсуди. Хорошо, позже потолкуем. Когда Лобан вернулся на свое место, Риордан заговорил с ним вполголоса. – Я не претендую на твою власть и не хочу ссоры между нами. Поэтому каждый раз, когда к двери подходишь ты или кто-то из твоих подручных, вы должны показывать мне, что не принесли в камеру нож или другое оружие. – Расслабься, Рирд. Я не стал на это подписываться. – Беда в том, Лобан, что я тебе не верю. Так что не взыщи, но в следующий раз тебе придется скинуть с себя всю одежду, чтобы я убедился в том, что ты не спрятал в ней кинжал. Если это для тебя унижение, то выход прост – не подходи вплотную к решетке. Или я должен стоять рядом. Договорились? Лобан взглянул на него из-под своих массивных надбровных дуг и промолвил в ответ: – Угу. Позже Скилленгар прошептал Риордану в самое ухо: – Тебе все равно придется бросить ему вызов. Лобан опасен. Он кинется, когда ты не будешь ожидать. Риордан кивнул и сказал одними губами: – Я понимаю. Следующие трое суток прошли без происшествий и слились для него в единый, полный напряжения день. Лобан держался приветливо, выжидал, а Риордан не давал ему шанса для нападения. Между ними установилось следующее правило: когда один вставал до отхожего места, второй не двигался с постели. Скилленгар тоже был начеку, готовый если не прийти на помощь, то хотя бы предупредить товарища об опасности. Все эти дни Риордан находился в состоянии крайнего ожесточения. «Именно так люди и превращаются в диких зверей, – думал он. – Если Лобан сам не решится на драку, придется вызвать его на поединок. У него времени завались, а я так долго не выдержу. Просто избить его недостаточно, вожака нужно будет так отделать, чтобы провалялся ничком до моего выхода отсюда. А будет ли выход?» На четвертый день у их двери в сопровождении смотрителя появился посетитель. В руках тюремщика был канделябр на две свечи, поэтому Риордан смог хорошо рассмотреть гостя. Это был мужчина массивного телосложения с золотой цепью на шее, на которой висел знак гильдии ростовщиков. Фамильные черты сразу выдали сходство с Крушителем, поэтому Риордан ни мгновения не сомневался, что перед ним отец его недруга. Новая опасность. Лобан не согласен связываться с ним за бесплатно и с голыми руками. Значит, он требует нож и денег. Вряд ли комендант захочет тратиться на убийство Риордана, ему это просто незачем. А вот папаша Крушителя вполне способен оплатить смерть обидчика своего отпрыска. Следовало сказать ему такие слова, которые надежно отвратят его от этой мысли. – Я ничего не различаю в вашем мраке, – посетовал посетитель. – Шестьдесят второй! А ну, живо подойди сюда, – рявкнул тюремщик. Риордан подошел. Гость зажал нос пальцами и отступил на шаг. – Как же от него воняет! – Марш на место, – приказал смотритель, но Риордан не торопился повиноваться. – Я знаю, кого вижу перед собой, – проговорил он с расстановкой, потом качнул рукой на перевязи. – Это мне подарок от вашего сыночка. Прежде чем что-либо предпринять, хорошенько рассчитайте свои силы и подумайте о последствиях. Отец Крушителя в недоумении повернулся к тюремщику. – Этот щенок что, осмеливается мне угрожать? Голос смотрителя сорвался до визга: – Шестьдесят второй! Тебя отлупят палками за дерзость. – Тогда забейте меня до смерти, таков мой совет, – немедленно отозвался Риордан. – Только это обеспечит вашу безопасность. Я не угрожаю, а лишь сообщаю свои намерения. В коридорах каземата было гулкое эхо, разносящее любой звук на десятки шагов. Когда смотритель и отец Крушителя брели по каменному тоннелю, Риордан приник к решетке двери, чтобы не пропустить ни слова из их разговора. – Такой молодой и уже столько ярости! Он что, настолько опасен, как утверждает? – Ваша милость, буквально три дня назад этот тип убил заключенного одним ударом левой руки. Правая-то у него сломана. – Убил?! До смерти убил?! Тогда возблагодарим богов, заточивших его сюда. Спасибо вам, что показали мне это чудовище. Я сообщу сыну, что его обидчик наказан и наказан отменно. Судя по ходу беседы, отец Крушителя решил воздержаться от мести. Он вполне удовлетворился тем, что увидел. Риордан вернулся на свою кровать и с улыбкой передал Скилленгару суть их диалога. Риордан не понял, что не его слова повлияли на ростовщика, а его образ, та волна ненависти, что плеснула от него на посетителя. Ненависть и немедленная готовность к убийству. Риордан не мог знать, что только самообладание помогло ростовщику не попятиться от дверной решетки назад под его обжигающим взглядом. По роду деятельности отцу Крушителя не раз приходилось сталкиваться с отчаянием должников, с их угрозами. Но ему ни разу не приходилось видеть столь ослепительное пламя человеческой ярости. «О чем сын думал, когда связался с этим зверенышем? Он же совершенно не цивилизован! Как такие могут попадать в Воинскую школу? Ему, наверное, и меч не нужен, он любого зубами загрызет!» – размышлял ростовщик по дороге из каземата в контору. На пятый день пребывания в общей камере Риордана вызвали на допрос к коменданту тюрьмы. Когда он, под конвоем трех смотрителей, поднялся на два этажа, то почти ослеп от солнечного света. Из его глаз брызнули слезы, но он не мог их утереть, потому что здоровую руку его сковали наручником, от которого шла цепь к колодке на правой ноге. Кабинет коменданта тюрьмы был по размерам даже больше их камеры. Справа стоял диван, обитый красной кожей, по стенам располагались картотечные шкафы. Ближе к окну, за квадратным столом, в кресле с высокой спинкой восседал сам комендант. Двое дюжих смотрителей встали от него по обе стороны, третий замер у Риордана за спиной. – Убийство заключенного – это тяжкое преступление, – объявил комендант. – Тебя ждет следствие и суд. Четыре дня в камере не прошли для Риордана понапрасну. Он уже знал, что отвечать. – Мой господин, меня оговорили! Этот бедняга ночью пошел до отхожего места, поскользнулся спросонья и размозжил себе голову о камни пола. – Да, да, именно поэтому у него сломана трахея. Риордан лишь беспомощно пожал плечами, как бы не зная, что сказать. Он заметил, что комендант совсем не разгневан, а скорее сильно встревожен. – Кто ты такой? Ничего не желаешь рассказать о себе? Ты бы мог облегчить свое существование, если бы снял с совести все грехи. – Я слишком молод, мой господин, поэтому моя совесть не отягощена грехами. Поскольку я дал клятву самому визиру Накнийру не разглашать состав своего преступления, то не могу нарушить ее и рассказать вам обо всем. Но протокол моего допроса находится в тайной канцелярии. Меня допрашивали не один час, вам стоит лишь захотеть, и вы в тот же день сможете подробно ознакомиться с тем, в чем меня обвиняют. Комендант криво усмехнулся. Теперь он не стал уличать Риордана во лжи, как поступил в первую встречу. – Верните его опять в шестьдесят вторую, – приказал он смотрителю. – Могу ли высказать просьбу, мой господин? – негромко сказал Риордан. – Что еще? – По описи у меня изъяли кошель, в котором было шестьдесят три рейса, мой господин. Могу ли я купить на них одеяла, чтобы их передали в семидесятую камеру? И можно ли из этой суммы оплатить вызов врача к Скилленгару? Это заключенный из семидесятой камеры. Риордан ожидал крика, взрыва негодования, но комендант тюрьмы неожиданно утвердительно кивнул. – Это все? – Да, мой господин. – Уведите заключенного. Когда шестьдесят второй вышел в сопровождении надзирателей, комендант тюрьмы достал из верхнего ящика стола коротенькую записку, которую ему вручил сегодня курьер из тайной канцелярии, и вновь перечитал ее: «Хобарн! Мне донесли, что вы самоуправно перевели из шестьдесят второй камеры заключенного, который был водворен туда по моему личному распоряжению. И поместили его в подземный каземат. Как вы посмели оспаривать мой приказ? Немедленно вернуть шестьдесят второго в первозданное состояние! Считаю своим долгом предупредить вас о том, что если с головы парня упадет хоть один волос, вы ответите передо мной лично. Выражаю вам свое крайнее неудовольствие. Милостью короля Вертрона визир Накнийр».