– Да. – С чего бы ему тогда засыпать? – Я тоже так подумал, и у меня возникло подозрение, не подсыпал ли ему чего-нибудь Гоша. Но тот клялся и божился, что не делал ничего подобного. В желании оправдаться в моих глазах он даже признался, что вытащил из кармана спящего Костомарова одну тысячу рублей. Остальные деньги он не тронул, чтобы, проснувшись, Костомаров, как выразился сам Энтогон, не подумал о Гоше чего дурного. Гоша же не знал, что он ничего не сможет вспомнить. – А телефон у Костомарова был? – Телефон был, старенький, кнопочный. Его Энтогон не тронул. – Что было дальше? – После того как Гоше не удалось разбудить Ивана Терентьевича, он потоптался ещё немного вокруг лавки, потом услышал чей-то смех, голоса и предпочёл скрыться. – Он вернулся в «Берлогу»? – Нет, купил водки в «Хмельке» и отправился к дворничихе Аграфене Кузьминичне. – Ты и с дворничихой успел пообщаться? – Успел. Она живёт в каморке в этом же доме. – И подтвердила алиби Гоши? – Типа того. – Но алиби Костомарова никто не подтвердил. Если Гоша ушёл, Иван Терентьевич мог проснуться и отправиться на разбой. Если он вообще не притворялся. – Не спешите вперёд батьки в пекло! Не притворялся он! И никуда не отправился! Мирослава вопросительно посмотрела на Мориса. – Помните, Гоша упомянул о смехе и голосах? – Ну. – Я разместил в интернете фото Костомарова и попросил откликнуться тех, кто видел его поздним вечером в день убийства. – И что? – А то! Я почти мгновенно получил ответ и даже фотографию спящего Костомарова! Оказывается, что на месте, которое Иван Терентьевич выбрал для своего сна, встречается молодёжная компания и, как говорили раньше, культурно отдыхает. Увидев спящего мужика, они решили разбудить его и спровадить. Но не тут-то было! Тогда они оставили его в покое. Ребята шумели вовсю, но Костомаров за всё это время не только не проснулся, но и даже ни разу не пошевелился. Одна из девушек даже пошутила, что мужик стал жертвой клофелинщицы. – А что, это идея, – обронила Мирослава задумчиво. – Одно плохо – прошло более суток, и весь клофелин, если он там и был, уже вывелся из его организма. – Да, я знаю, что этот препарат выходит за сутки. – Во сколько компания покинула парк? – В первом часу ночи. – А Костомаров? – Он ещё спал. Они на всякий случай пощупали у него пульс. Прислушались к его дыханию. Решили, что всё нормально, просто мужик пьян вдупель, и разошлись по домам. – Получается, что Костомаров никак не мог оказаться за городом в усадьбе Тавиденковых, – задумчиво проговорила Мирослава. – Не мог, – кивнул Морис, – даже если бы у него был собственный автомобиль. А у Ивана Терентьевича, как известно, машины нет. – Есть вариант – нанять частника. – Всё равно не успел бы. – Вот ты сам завтра и поедешь к Шуре со своими доказательствами. Телефоны кого-нибудь из той компании у тебя есть? – Да, парня, который позвонил на мой телефон и переслал фото спящего Костомарова, некий Алик Астахов. И остальных найти не проблема. – Боюсь только, что Шура назовёт твою услугу медвежьей. – Это ещё почему? – Брови Мориса взлетели вверх. – Потому что ты оставишь его без подозреваемого. – Я думаю, что он не слишком огорчится, – в голосе Мориса прозвучал оптимизм. – Я тоже так думаю, – согласилась Мирослава. – А подозреваемые всегда найдутся… – У вас есть кто-то на примете? – В том-то и дело, что нет. – Но нужно с чего-то начинать. – У меня возникло желание как можно больше узнать о семье погибшего. – Но как к ним подступиться? Мы не полиция, и они имеют право не разговаривать с нами. Вы же не рассчитываете на то, что Стелла Эдуардовна захочет сотрудничать с нами после того, как вы её послали. И притом не совсем вежливо. Мирослава улыбнулась. – Точно не захочет. И не надо! Я хочу проследить за ней и узнать, куда она чаще всего ездит, с кем общается. – Она вас знает в лицо и может засечь. – Ничего, я умею быть незаметной. Машину я возьму другую. – «БМВ»? – Шутишь? – Но у нас нет других машин, – напомнил он. – Зато у Люси их в избытке. – У меня как-то вылетело из головы, что ваша подруга – владелица автосервиса. – Ох, не любишь ты Люси, – с притворной укоризной покачала головой Мирослава. – За что мне её любить, – огрызнулся Морис. – Хотя бы за то, что она к тебе неровно дышит, – улыбнулась Волгина. Миндаугас презрительно фыркнул и отвернулся, давая понять, что разговаривать на эту тему он больше не желает. – Ладно, – подвела итог Мирослава, – ты завтра едешь к Наполеонову высвобождать узника, а я послежу за Тавиденковой. – Я бы на вашем месте повременил. – Почему? – Потому что никакая нормальная женщина не будет ездить по гостям и на шопинг сразу после похорон. – Согласна, но только в том, что не станет ездить нормальная. А Стелла Эдуардовна… – Она же не совсем дура, – стоял на своём Морис. – Ладно, прислушаюсь к твоему мнению и понаблюдаю за прибытием на работу сотрудников конторы двух компаньонов. – Офиса, – поправил Морис. – Контора звучит солиднее, – возразила с улыбкой Мирослава. Морис повёл плечами, по опыту зная, что спорить с Волгиной бесполезно. – Кстати, – сказала она, – интересно, доля Фрола Евгеньевича перейдёт вдове? – Может быть, половина ей, половина – дочери. Если нет других пунктов в завещании. – Ты прав. А теперь нам лучше немного прогуляться по саду и лечь спать, потому как, если ты хочешь застать Шуру на месте, тебе придётся выехать пораньше. Миндаугас согласился с ней и предложил вместо прогулки просто посидеть у пруда. Дон отправился с ними и сразу же занял свой наблюдательный пост, забравшись на большой камень, с одной стороны покрытый мхом. Однако лягушки в августе теряют интерес как к вокальному, так и к хоровому пению. Да и кувшинки в это время уже спрятались в воде. Поэтому Дон слез с камня и забрался на лавочку, внедрившись между Мирославой и Морисом. А они привычно стали гладить его в две руки.