Радченко опустился на унитаз, верхний свет стал меркнуть и погас. Заиграла классическая музыка, кажется, пятая симфония Шостаковича. На задней стене открылся глазок. Оттуда выскочил луч проектора, на золотых стенах закружились кленовые листья, большие и маленькие. Затем пошел золотой снег, сменившийся золотым ливнем. Дик выключил музыку и врубил верхний свет. — Как ощущение? — Потрясающее. — Точно такая же ванная комната есть в «Лавке древностей». Ты предложишь клиенту немного посидеть на унитазе. Запустишь музыку и прочие эффекты. Бумажник покупателя сам собой расстегнется. И на свет божий появятся наличные. Глава одиннадцатая В восемь утра Радченко приехал в «Лавку древности». Он повесил на дверь табличку «открыто» включил световую рекламу. Бросил пиджак на спинку стула, закатал рукава белой сорочки, поправил узел галстука. Глянул на себя в большое тусклое зеркало в деревянной раме, испещренной вязью арабских букв, и остался доволен. Как говорил Дик: мужчина не должен быть похож на музейный раритет, даже если работает в лавке древности. Надо быть стильным парнем. Посетителей было немного, но народ все-таки шел. Когда над входной дверью звякал колокольчик, Радченко вставал с кресла, выходил в торговый зал, чтобы улыбаться посетителям. Супружеская пара из восточной Европы долго разглядывала выставленные на стеллажах горшки, урны с иероглифами и блеклыми рисунками древних воинов, вооруженных мечами и луками. Радченко перебросившись с посетителями несколькими фразами, убедился, что молодой человек и женщина средних лет, то ли его подруга, то ли мать, неплохо знают английский. Женщина показала пальцем на верхнюю полку, где стояла пара горшков с одинаковым рисунком: на зеленом в черную клеточку поле сидела красная стрекоза. Он спросил цену и, услышав ответ, сделался грустным. Женщина дернула своего спутника за рукав куртки и спросила, это древние горшки или современные. — В «Лавке древности» торгуют только старинными вещами, антикварными, — с достоинством ответил Радченко. — Это китайские? И… Насколько они древние? Ну, какой год? Приблизительно. — Что ж, у вас хороший вкус. Найти такие вещи в Нью-Йорке — большая удача. Но я специалист не по китайской, а по японской культуре. Поэтому точно ответить не могу. Можно предположить, что это конец девятнадцатого века. Семидесятые — восьмидесятые годы. Горшки были сделаны еще до начала японо-китайской войны. — Так дано? — женщина округлила глаза, решив, что покупка может стать весьма выгодной коммерческой операцией. — Это мнение эксперта музея «Метрополитен», которого мы привлекаем для оценки раритетов. Произведения искусства сделаны в одной из восточных провинций Китая. Об этом свидетельствует стиль рисунка, характерный именно для восточных провинций того времени. Но тот же эксперт высказывал предположение, что работы могут относиться к более раннему периоду. Скажем, середине девятнадцатого века. — Какие-то дефекты есть? — женщина вытащила из сумки кошелек из змеиной кожи, плотно набитый наличными. — Можно посмотреть ближе? Радченко посмотрел на свое отражение в зеркале и подумал, что врет он убедительно и складно. Он перестал спотыкаться на каждом слове, как было совсем недавно. Голос звучал ровно, а кожа на щеках от стыда не покрывалась румянцем. Женщина слушала с напряженным вниманием. — Скажите, на таможне у нас не будет неприятностей? — спросил парень. — Все, что вы купили в Америке, — ваша собственность. Никто не в праве ее отнять. Если дело не касается всяких противозаконных вещей. — Мы возьмем эти горшки, — заторопилась женщина. Следующим клиентом оказался седой мужчина, турист из Франции. Ему приглянулась высокая ваза, расписанная фиолетовыми орхидеями. — Там есть небольшой скол, — сказал Радченко. — Да, в районе днища. Но если быть честным, этот раритет в идеальном состоянии. Поздравляю, у вас прекрасный вкус. Купить такую вещь — большая удача даже для профессионального коллекционера. Во второй половине дня появился хорошо одетый мужчина средних лет. Он говорил по-английски сносно, но с заметным русским акцентом. Он интересовался, нет ли в продаже орденов и медалей. Радченко показал на дальний прилавок. Мужчина повертел в руках орден Красной звезды и орден Красного знамени с пятизначными номерами на обратной стороне. Заплатил наличными и спросил: — Американские ордена в продаже бывают? — Не приносят, к сожалению. — Жаль, я бы купил. А почему русские свои награды продают, а американцы нет? — Это вопрос не ко мне, — пожал плечами Радченко. Когда стемнело, звонок над дверью замолчал. В восемь вечера появился Дик. Он пересчитал выручку и похлопал Радченко по плечу. — Неплохо… — Я целый день обманывал людей, — сказал Радченко. — И теперь чувствую себя последней свиньей. — И это говорит адвокат. Обманывать людей — твоя профессия. Ты этим занимался всю сознательную жизнь. И вдруг запоздалые муки совести… С чего бы это? Или ты заболел? * * * В конце рабочего дня Девяткин позвонил старшему лейтенанту Саше Лебедеву и попросил его зайти и рассказать об успехах. Лебедев ответил, что будет через минуту и пропал на полчаса. Наконец, Лебедев вошел в кабинет и поздоровался, старый стул жалобно заскрипел под его тяжестью. Лебедев чемпион Министерства внутренних дел по классической борьбе в супер тяжелом весе, он не знал поражений на боксерском ковре, но в личной жизни терпел неудачу за неудачей. И на службе он звезд с неба не хватал. Поднимаясь вверх по карьерной лестнице медленно и тяжело, он часто останавливался и пропускал вперед более умных, сообразительных и образованных коллег. Но Девяткину нравилось работать с Лебедевым, потому что тот был надежным парнем. Если надо войти в дверь, за которой прячется вооруженный до зубов психопат, он войдет первым. Осенью намечались соревнования в Москве и Лебедев начал интенсивную подготовку, рассчитывая стать чемпионом города. Сейчас левый глаз Лебедева украшал синяк, похожий на большую фиолетовую печать, внутренне кровоизлияние вывернуло наизнанку нижнюю губу. Девяткин, сидевший за письменным столом, глянул на оперативника и грустно покачал головой. — Ну, чем порадуешь? Лебедев вытащил и раскрыл толстый блокнот с записями. Он вздохнул, значит, хороших новостей немного. — Вчера мы получили сообщение, что нашлась машина «Форд», принадлежащая Вадиму Наумову, бывшему учителю. Он занимался с Инной Дробыш английским около двух лет. Машина простояла несколько дней на задней парковочной стоянке у ресторана «Бриз». А позже была транспортирована на штрафную стоянку. — Ты был в ресторане «Бриз»? — Сначала заехал в ресторан, затем в больницу. Там в морге находится тело Наумова. В ресторане опросил официантов, которые работали в вечернюю смену, когда Наумов затеял драку на летней веранде. Учителя опознали по фотографии. Показания свидетели дают сходные. Наумов спокойно сидел за столиком. Потом поднялся, подошел к человеку. Выплеснул ему в лицо стакан воды, а потом полез с кулаками. Началась драка, в которой приняли участие несколько человек. Наумов получил травмы. Вызвали «скорую», но по дороге в больницу он скончался в машине. Я читал заключение судебного медика, проводившего вскрытие. У Наумова сломана левая и правая височная кость. Смерть наступила в результате закрытых черепно-мозговых травм, которые привели к отеку мозга. Когда полицейские из местного отделения прибыли в ресторан, участники драки уже разъехались. Их личности установить не удалось. Вот… Он выложил из папки копию протокола заключения судебного эксперта, проводившего вскрытие. Девяткин пробежал глазами ровные строчки. Все так: закрытая черепно-мозговая травма, повлекшая смерть. Сомневаться в заключении эксперта, врача первой категории с рабочим стажем в двадцать лет, нет никаких причин. — Труп был доставлен в больницу три недели назад, — сказал Лебедев. — Учитель не имел при себе документов. Своего имени, когда был в сознании, не назвал. Мать Наумова искала сына, но… Я осмотрел тело. И скажу так: учителю сильно досталось в той драке. И, главное, все свидетели говорят одно и то же: Наумов сам полез с кулаками на посетителя. Именно он затеял эту драку. И получил, что просил. — Ты говорил с врачом «скорой»? — Да, поболтали. Врач сказал, что Наумов был без сознания. Потом давление резко понизилось, возникли мышечные спазмы. Видимо, начался отек мозга. И учитель скончался. — А девочка, может быть, кто-то из свидетелей видел с учителем девчонку лет шестнадцати? — Нет, Наумов был там один. Это точно установлено. Официантка утверждает, что за столик учителя незадолго до драки подсел какой-то мужчина. Они поговорили, и тот мужчина, кажется, ушел. Он ничем не запомнился, описания со слов свидетелей составить не удалось. Конечно, можно предположить, что люди Дробыша выследили Наумова… Но концы с концами все равно не сходится. Они бы не стали драться с учителем в ресторане и тем более убивать его. Скорее всего, Наумов перебрал, стал искать приключений… Ну, такое бывает. А у вас что? — Я тоже на месте не сидел, — сказал Девяткин. — Вчера заезжал в школу, где раньше училась Инна. Каникулы, но кое-кто на месте. Поговорил с директором, с классным руководителем. Об Инне отзываются хорошо: прилежная девочка, старательная. Дружила с Иваном Глебовым. Он сидел за соседней партой. Иван самый рослый в классе, самый сильный и самый взрослый. Потому что оставался на второй год. С отцом и матерью не ладит. Школа считается престижной, Ивана грозились выгнать оттуда, если он не возьмется за ум. Но его мать занимает какую-то должность в департаменте образования местного муниципалитета. — Кстати, я тоже в школе валил через пень колоду, — сказал Лебедев. — Мальчишку, который дружил с Инной, я не нашел, — Девяткин вздохнул. — Он поссорился с родителями и сбежал из дома. Представляешь? Такое совпадение. Может быть, оно не случайно. Может быть, наши беглецы где-то встретились. Кто знает… Завтра я посвящу поиску этого парня весь день. У тебя еще что? — Вы мне поручали проверить контакты этого художника Осипова, дача которого сгорела. Его женщин, родственников… Вы сказали еще, что, может быть, он жив. А я думал, то есть я был уверен, что это пустой номер. Давно того художника рыбы съели. Но вдруг… — Говори, не тяни. — Похоже, Осипов жив. Несколько дней назад я отправил ориентировки на этого художника по адресу его бывшей любовницы Анны Гаспарян. И попросил местных сыщиков навести справки, поговорить с жильцами дома, с соседями: не заходит ли на огонек к этой женщине мужчина с приметами Осипова. И вдруг клюнуло. Человек с такими приметами проживал в квартире Гаспарян в прошлом месяце, и раньше там появлялся. Он куда-то исчезал, но снова приходил. Осипова видели там неделю назад. Потом он исчез. Значит, скоро может вернуться. — Что ж, значит, за квартирой Гаспарян надо установить наблюдение. Может быть, повезет… * * * — Присядьте, пожалуйста — Радченко показал рукой на унитаз. — Расслабьтесь. Чувствуйте себя как дома. Как у мамы дома. Мустафа неуверенно шагнул к унитазу. Кажется, он хотел расстегнуть ремень, но решил, что брюки спускать необязательно. Наклонившись, он поднял крышку стульчака. Сел на унитаз. Склонил голову на бок, прищурив глаза, стал смотреть на противоположную стену. Радченко, сложив руки на груди, застыл в умилении. — Как ощущение? — спросил он. — Хорошее ощущение. — Если хотите облегчиться, я выйду. — Не хочу пока. — Включить подсветку? Мустафа молча кивнул. Радченко нажал на кнопку на стене. Погас верхний свет, из светильников, вмонтированных в пол, полосы света легли на унитаз, и он вспыхнул золотым неугасимым пламенем. Заиграла тихая музыка, «Лебединое озеро» Чайковского. Мустафа не расслабился, наоборот, впал в ступор, его прошиб пот. Он замер в напряжении, словно ждал, что пол, выложенный черной плиткой, провалится. И он, выкрикивая ругательства и проклятья, полетит вместе с унитазом в преисподнюю, в бездну мрака, ужаса и бесконечного отчаяния. Радченко, не давая клиенту опомниться, заговорил утробным голосом чревовещателя.