Тухлый увидел китаянку лет двадцати, танцевавшую перед кроватью. Женщина была одета в темные чулочки на бордовых подвязках, золотистую плиссированную юбчонку и бюстгальтер, тоже золотой. Волосы закручены и уложены в высокую прическу. На животе девушки завязан огромный бант из синтетической блестящей ткани. Девушка улыбалась, крутилась на месте, складки юбки расправлялись. — Ты кто? — проорал Тухлый. — Я подарок на день рождение. — От кого подарок? — От Сэма. Девушка захлопала в ладоши и стала подпрыгивать. Тухлый увидел выпуклый зад, прикрытый узкой полоской ткани. И улыбнулся в ответ. Надо же, совершенно выпало из головы, сегодня у него день рождение. Кажется, он окончательно проснулся, даже помахал девчонке рукой и подмигнул. Китаянка развязала бант, обнажился впалый живот, гладкий и, видимо, приятный на ощупь. Девчонка как-то ловко сбросила с себя туфли, разлетевшиеся в разные концы комнаты. Тухлый подумал, что Сэм хороший парень, о дне рождении друга не забыл. Пустяк вроде, а сердце греет. — А ты заводная, — крикнул Тухлый. — Люблю таких. Он сел на кровати, подложив под спину подушку. Девчонка ловко, одним движением, стянула юбку и стала крутиться еще быстрее. Тухлый глядел на ее зад, на бедра, гладкие и твердые, чувствуя, что им завладело желание. Телефон зазвонил в самое неподходящее время. В трубке был слышан голос Юрия, одного из доверенных людей, которые заключали контракты на покупку просроченных продуктов. Юрий был на хорошем счету, он закупал на Среднем Западе горы продовольствия по бросовым ценам, а затем переправлял продукты в портовые города. — У меня готов договор на партию кукурузных хлопьев с сушеной клубникой, — сказал Юрий. — Прислали факс из Москвы, что заказ срочный, надо немедленно купить и отправить двенадцать контейнеров. А этот менеджер Алекс Барлей, ну, с которым мы работаем, он говорит, что цена за пачку выросла с шести до восьми центов. Это грабеж. За это дерьмо, которое цента не стоит, платить восемь центов. Тухлый махнул рукой девчонке, стягивающей с себя чулочки, чтобы сделала музыку потише. — Алекс Барлей это тот парень, который хромает на левую ногу? — Он самый. Вы его помните? — А как же, — ответил Тухлый. — Это он после встречи со мной хромать начал. Два года назад я ему молотком повредил какую-то кость или сустав… Короче, он тогда все подписал. И даже получил маленькую премию. Ну, вроде как на лечение. Скажи ему, что я снова приеду. Приеду, чтобы заключить контракт на эти несчастные хлопья с клубникой. А пока пусть вспомнит, как он орал тогда. Как просил не трогать жену. И пусть купит костыли. Без них он в ближайшие месяцы не сможет обходиться. — Вы действительно приедете? — Нет, конечно. Ты ему скажи, что я приеду. Положив трубку, Тухлый какое-то время смотрел на девчонку, стянувшую второй чулок. Праздничное настроение улетучилось. Вот и этот тип, с которым он только что беседовал, даже не поздравил его с днем рождения. Девчонка продолжала отплясывать, как сумасшедшая. Она еще немного повертится и нырнет к Тухлому под одеяло. Танцующая китаянка теперь не возбуждала, желание не вернулось. Он отбросил в сторону скомканную простыню и стал подниматься. Девчонка, извиваясь, словно змея, встала у него на пути. Тухлый развернул плечо и молча ударил ее кулаком в ухо. Когда она упала, он выключил музыку и отправился в ванную комнату. Он принял душ, помазал гелем мокрые волосы. Завернувшись в халат, вышел в коридор. Он заглянул в спальню и покопался в стенном шкафу, рядом с которым лежала китаянка. Она еще не пришла в себя после тяжелого нокаута. Рот полуоткрыт, пальцы левой руки дергаются. Тухлый пошел в прихожую, открыл дверь на лестницу. Он ухватил девчонку за ногу и вытащил ее на лестничную площадку. Затем выбросил туда ее сумку и тряпки, разбросанные на полу. Вернувшись в комнату, он нашел в стенном шкафу на вешалке приличный пиджак, оставленный здесь еще пару недель назад. Оделся, посмотрел на себя в зеркало. Лицо усталое. * * * Девяткин поднялся выше по лестнице. Световой круг высветил кусок стены, покрытый штукатуркой. Несколько похабных надписей и неприличный рисунок. Стертые деревянные ступени поскрипывали под ногами. Справа возле стены двухярусная железная кровать, на которой навалены тряпки или одеяла. Пахло сыростью, где-то рядом по жести стучали дождевые капли, видно, протекала крыша. Девяткин сдернул покрывало из занавески. На полосатом матрасе лежал мужчина со спутанными волосами и бородой, похожей на мочалку. Он был одет в брюки, лоснящиеся от грязи и растянутый свитер. Девяткин направил ему в лицо луч фонарика, но мужчина не проснулся, не открыл глаз. Бродяга сладко застонал, перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой. Девяткин шагнул вперед, под башмак попал использованный шприц, заскрипело битое стекло. Наклонившись, увидел чумазое лицо подростка, лежавшего на тряпках. Мальчик лет пятнадцати, смотрел на него широко открытыми глазами. Он был напуган. Глаза желтоватые нездоровые, кожа покрыта розово-серой сыпью. — Не кричи, — прошептал Девяткин. — Я ничего плохого тебе не сделаю. Даже наоборот. У меня есть деньги. Ты только скажи вот что… Я ищу тут одного мальчика. Твоего ровесника. Его зовут Ваня Глебов. Свободной рукой Девяткин залез в карман и вытащил фотографию. — Этот мальчик… Иван Глебов, он здесь? Ты ведь знаешь? — Знаю, — тоже шепотом ответил мальчик. — Он тут. Где-то… С этими словами мальчик что есть силы пнул Девяткина каблуком ботинка в опорную ногу. Не сдержавшись, Девяткин вскрикнул, выронил фонарь, провалившийся куда-то глубоко в груду тряпья. Мальчишка оказался на ногах, схватил за ручку металлическое ведро. Ударил Девяткина по голове и заорал во всю глотку: — Легавые. Суки… Бродяга, дремавший на железной койке, почему-то оказался сзади. И ударил поперек спины велосипедной цепью. Боль обожгла, разошлась по телу. Девяткин увидел, как неподвижная куча мусора зашевелилась, развернулась, словно огромный кулек, откуда-то снизу, из-под сгнивших матрасов появились щуплые фигуры подростков. Кто-то пронзительно закричал. Может быть, это закричал сам Девяткин, получивший еще один удар. На этот раз тяжелая цепь хлестнула выше поясницы, по ребрам. Выставив вперед руки, он повернулся к противнику, готовый броситься на него. Но из темноты снова кто-то выскочил, подпрыгнув, повис на спине, сжал горло. Запахло бензином, будто опрокинули канистру топлива. Вспыхнул огонь, который мгновенно захватил горы тряпья, поднялся высоко к потолку. Девяткин повернул корпус вправо и влево, но не смог скинуть с себя человека, висевшего на спине. Противник зарычал по-звериному, попытался тяпнуть Девяткина зубами за ухо, но только обслюнявил шею. Запах бензина сделался гуще, а гарь и едкий серый дым, попадавший в глотку, разъедавший глаза, заполнил внутреннее пространство водокачки. Девяткин сумел ударить противника, висевшего на спине, локтем по ребрам, но тот не отстал, будто приклеился. Ударил еще, и снова без успеха. На большее не хватило времени. Бородач выхватил из-под матраса железный прут, заточенный с одной стороны, и попытался ткнуть острым концом ему в живот. Девяткин отбил удар левой рукой, выбросил вперед ногу, попав носком башмака в пах противника. Тот отступил куда-то назад, в огонь. В ту же секунду Девяткин захватил локти висевшего на спине человека. Дернул руки противника на себя и вверх, резко наклонился вперед, перебросив человека через спину. Тело тяжело упало на доски пола. Это был мужчина в замасленной рабочей куртке, небритый с выкатившимися глазами. Он оскалил зубы, попытался встать, получил ногой по шее. Девяткин бросился вперед, к горящей лестнице. Глава семнадцатая Когда наверху вспыхнул огонь, оперативник Артем Чугунов крепко держал Ивана Глебова за ворот фуфайки и тащил к лестнице. Мальчишка упирался с немым ожесточением. Он понимал: это за ним пришли полицейские, его доставят в отделение. Утром отец приведет его домой и отхлещет ремнем. Услышав крики наверху, почувствовав запах дыма, мальчишка рванулся в другую сторону. — Еще раз дернешься, наручники надену, — предупредил Чугунов. — Шагай, парень, вперед. Тут сверху, из едкого дыма, из серой мглы вылетели еще три подростка, толкнули Чугунова в бок и в спину, бросились к лестнице и помчались вниз. Глебов ударил оперативника носком башмака в колено и до крови прокусит правую руку. Лишь на мгновение хватка ослабла. Но мальчишка уже мчался вниз по лестнице. — Держи его, — крикнул Чугунов Лебедеву, дежурившему внизу. — Это он. Тот самый… Чугунов плохо ориентировался в дыму, он схватился за стену, хотел позвать Девяткина. В ту же секунду сам Девяткин, оступившийся на лестнице, съехал вниз, пересчитав задом ступеньки. На площадке второго этажа он нос к носу столкнулся с Чугуновым. — Мальчишка вниз побежал, — закричал оперативник. На первом этаже Лебедева не оказалось. Он выбежал наружу, чтобы поймать последнего подростка, промчавшегося мимо него, но тот оказался быстрее. Лебедев стоял под дождем. Он хотел вернуться на свой пост под лестницей, но поднял взгляд кверху, на окна водокачки. Какой-то человек высадил стекла и оконную раму на втором этаже. Залез на подоконник, с него сиганул вниз на крышу сарая, скатился с наклонной плоскости куда-то в черные мокрые кусты. Поднялся на ноги и побежал к дороге, к кладбищу. Теперь дым струился с крыши, вылезал сквозь гнилые доски сарая. В этом дыму терялись контуры товарных вагонов, фонарей, прожекторов на мачтах. Из распахнутой двери вывалился Девяткин, за ним, шатаясь, появился Чугунов. На бледном лице оперативника отпечатались поперечные полосы сажи. Девяткин выглядел не лучше: волосы встали дыбом, а лицо и губы побелели. Он кашлял, сплевывал, тер кулаком красные глаза и опять кашлял. — У вас кровь на лице, — сказал Лебедев. — Ерунда. Где мальчишки? — Трое туда побежали, прямо по дороге, — Лебедев показал рукой в сторону кладбища. — С ними еще двое взрослых. А еще двое или трое туда. К вагонам, к станции. — Вы ловите тех, что побежали к станции, — скомандовал Девяткин. — А я этих попробую. Он добежал до машины, сел за руль и повернул ключ в замке зажигания. Слева от узкой дороги все те же серые здания складов, справа сплошной бетонный забор, поверху которого натянули пять ниток колючей проволоки. В заборе не видно дырок и проломов. Дорога петляет, сворачивает налево и уходил куда-то в темноту. Деваться мальчишкам некуда, и убежать далеко они наверняка не успели. Девяткин снизил скорость, включил фары дальнего света. И сразу увидел две темные фигуры. Мальчишки побежали дальше, шарахнулись влево, в узкое пространство между забором и придорожными кустами. Машина двигалась медленно, в поле зрения попадали бетонные плиты забора, низкорослые жиденькие кустики, за которыми едва ли спрячется и ребенок. Глаза слезились, гудела голова. Из рассечения на затылке, еще не подсохшего, кровь сочилась на ворот рубашки. Показалось, за дальними кустами у забора что-то шевельнулось. Мокрая листва, дрожа на ветру, отражает свет фар. С правой стороны из темноты появилась человеческая фигура, отбрасывающая на мокрый асфальт длинную ломкую тень. Человек держал над головой то ли тяжелый камень, то ли пару кирпичей. Мгновение, и камень полетел в машину. Лобовое стекло, готовое рассыпаться, пошло мелкими трещинами. Оно захрустело, словно кусок льда. Но все же выдержало, прогнувшись в том месте, куда попал камень. В машину попал второй камень, разбивший левую фару. Выскочив из машины, Девяткин бросился вперед по дороге. В свете уцелевшей фары он видел фигуру какого-то человека, убегавшего прочь. Человек бежал тяжело, он опустил голову, неловко выкидывая вперед ноги, словно не надеялся выиграть в этой гонке. На повороте Девяткин догнал человека, с силой оттолкнувшись ногами, прыгнул сзади на его плечи, ухватили за ворот куртки, повис на нем. Мужчина, сбитый с ног, повалился куда-то в сторону, в канаву, полную дождевой воды. Кепка слетела с головы и пропала в мокрой траве. Это был мужчина плотной комплекции, не похожий на бродягу, одетый в кожаную куртку, бежевые брюки и ботинки из прорезиненной кожи. Он съехал вниз головой по траве, окунулся лицом в воду. Девяткин ударил его сзади кулаком по шее, ухватил за волосы, окунул противника головой в черную воду, подержал там и вытащил. — Отстань, сука, — заорал мужчина. Девяткин вытащил голову из воды и еще раз приложил кулаком. Человек обмяк, куртка задралась на грудь, обнажив бледный живот. Из-под ремня торчала рукоятка пистолета. Девяткин осмотрел оружие и хмыкнул. «Люгер» девятого калибра. Встав на колени, Девяткин надел на мужчину наручники. Затем выволок тело на дорогу, обшарил карманы. Бумажник с наличностью, выкидной нож, водительские права на имя Осипова Сергея Николаевича. Отец Инны… Что он забыл на товарной станции, что тут ищет? Девяткин сунул свои находки за пазуху, похлопал человека ладонью по щекам. Осипов лежал у кромки асфальта, таращил глаза и тяжело сопел. — Ну что скажешь? — спросил Девяткин. — Хрена мне сказать, — человек заскрипел зубами. — Ты работаешь на Дробыша? Тогда убей меня сразу… Ну, стреляй. Чего смотришь, зараза? — С этим я всегда успею, — Девяткин вытащил удостоверение и повернул его к свету. — Слышишь, умник, тут написано, что я офицер полиции. Ты напал на меня, чуть не убил. А при тебе ствол и выкидуха. — Деньги в бумажнике, — процедил сквозь зубы Осипов. — Тебе должно хватить. Там много.