— Что ты здесь делал? — Какая к черту разница? Я искал свою дочь. Ну, не дочь, а ее знакомого. Паренька лет пятнадцати. Надо было поговорить. — Имя парня? — Иван. Какая тебе разница? Бери деньги и сними с меня браслеты. — А с твоим пистолетом что делать? — спросил Девяткин. — Ладно, поговорим в другом месте. Я и так всю ночь бегаю под дождем. Промок насквозь. * * * Тухлый ехал на встречу с одним нужным человеком и думал, что эта слежка за Радченко может продолжаться долго и не дать никакого результата. Очень хочется засунуть адвоката в багажник автомобиля, вывести его за город, в одну тихую автомастерскую. И там потолковать. Интересно, способен ли этот парень выдержать боль, настоящую боль. И вообще: знает ли он, что такое настоящая боль. Но Дробыш возражает против такого сценария. Он считает, что Радченко может заупрямиться и ничего не сказать. Или случится другое: во время допроса сердце вдруг остановится. Такие случаи, к сожалению, бывали. Или так: он окажется в состоянии болевого шока, из которого человека трудно вывести без помощи профессиональных врачей. Дробыш хочет избежать подобных сюрпризов. Поэтому вариант с похищением и пытками остается в запасе, на крайний случай. Когда других способов узнать правду не останется, придется действовать прямолинейно, без церемоний. А сейчас надо ускорить события. Это отнимет некоторое время, два-три дня, но результат будет. В Майами живет некий Питер, в прошлом Петр, технический работник одной из русских спецслужб, специалист по радиоэлектронной разведке. Он устанавливает в любые модели мобильных телефонов прослушивающие устройства, замаскированные под аккумуляторные батареи, которые невозможно отличить от батарей фабричного изготовления. Говорят, эти штуки надежны, как швейцарские часы. Автомобили Тухлого, Сэма Кроткого и его людей оснастят приемниками и усилителями сигнала. Можно будет слушать и записывать все разговоры, которые будут вести Инна и Радченко. Мало того, легко отследить местоположение этих друзей по сигналу мобильного телефона. Но есть одна проблема. Как незаметно достать телефоны Радченко и девчонки. И не просто достать, но и, поменяв аккумуляторы, положить на прежнее место. Чтобы решить задачку, в Нью-Йорк из Майами прилетел еще один авторитетный господин по кличке Гвоздь и по имени Миша. Он работает вместе с Питером, выполняя разные поручения. В те времена, когда Гвоздь жил в Москве, он спускался в метро в час пик и выходил на поверхность через полчаса. За это время он успевал опустошить три-четыре бумажника. Сегодня будет возможность проверить, не забыл ли Гвоздь прежнюю московскую профессию. Тухлый остановил машину возле закусочной и взглянул на часы. Если самолет не опоздал, Миша Гвоздь ждет его в этой забегаловке. Они вместе позавтракают и обсудят подробности предстоящего дела. Самолет все-таки опоздал, Тухлый просидел в закусочной лишний час и уже стал нервничать, когда в дверях показался Миша Гвоздь. В элегантном сером костюме с портфелем, он был похож на человека, у которого решены все жизненные вопросы. Так летом одеваются брокеры с Уолл-стрит или солидные государственные служащие. Извинившись за опоздание, заказал яичницу с беконом, гренки и сок. Пока готовили заказ, он почтительно выслушал Тухлого и изучил свежие фотографии Инны и Радченко. Десяток снимков он получил еще в Майами, но на тех фотографиях, не очень четких, было непонятно, какими именно телефонами пользуются адвокат и его подопечная. У Радченко, кажется, «Самсунг», старая модель, такие не выпускают уже пару лет. Со старыми моделями меньше возни. Гвоздь задал несколько уточняющих вопросов, решив про себя, что дело не самое трудное. — Что-то не так? — спросил Тухлый. — Все в порядке, — ответил Гвоздь. — Я привез разные аккумуляторы под разные телефоны. Но все-таки хотелось бы знать точно, что за модели. Теперь, все ясно. — К этим ребятам не так-то просто подступиться, — сказал Тухлый. — У меня свои методы, — ответил Гвоздь. — Питер прилетит, как только я поменяю аккумуляторы в телефонах. Он сделает все очень быстро. Тухлый улыбнулся, чувствуя, что от утренней хандры не осталось и следа. — Про вас говорят: Миша достает чужой бумажник, даже не прикасаясь к нему пальцами. Гвоздь расцвел в улыбке, он ценил добрые отзывы. — Люди… Им всегда свойственно преувеличивать. Я на похвалу не обижаюсь. Начну уже сегодня. Позвоню вечером. * * * Чугунов и Лебедев добежали до конца товарного состава, стоявшего на крайнем пути. За ним тянулся другой состав, состоящий из пассажирских вагонов. Чугунов полез под вагон, Лебедев нырнул следом. Кое-как перебрался через мокрые рельсы. В пространстве между вагонами маячила фигура Чугунова в сером плаще, мелькали белые кроссовки. Бежать по насыпи из крупного гравия было трудно, Лебедев старался сократить дистанцию, но вместо этого отстал. Один раз упал, поскользнувшись на мокрых камнях. Когда поднялся, не увидел никого. Тогда он залез под состав. Разорвал на спине матерчатую куртку, зацепившись о какую-то железку Дернулся вперед, услышав, как ткань расходится по шву. Он снова оказался между составов, стоявших на запасных путях. Света тут больше, над полотном железной дороги были укреплены фонари, а дальше, ближе к пешеходному мосту, зажгли прожектор. Лебедев побежал дальше. От мальчишек его отделяет метров сто, не больше. Теперь подростки, долговязые и худые, почти достигли пешеходного моста, пробежали под ним и двинули дальше. Лебедев, привыкший бегать кроссы три раза в неделю, подумал, что новые ботинки, не годятся для такой погони. Чугунову в его кроссовках куда легче двигаться. Лебедев на бегу расстегнул куртку и подумал, что есть шансы догнать беглецов. Между путями пошел отрезок земли, прямой и ровный, как беговая дорожка. Удалось разогнаться, набрать скорость и почти догнать Чугунова. Но дальше снова лежал гравий, и Лебедев опять отстал. Мальчишкам бежать было трудно. То ли они надышались дымом, то ли ели мало, то ли давно не бегали. Но они устали быстрее своих преследователей. Тот, что бежал последним, в коротких, подвернутых до колен джинсах, стал оборачиваться чаще. Лицо было очень бледным, из широко открытого рта вырывались клубы пара. Чугунов бежал молча, он не поднимал ноги высоко, локти держал прижатыми к бокам. Его светлые почти рыжие волосы, освещенные прожектором, трепал ветер, и они светились, словно золотой нимб. Товарный поезд шел по ходу движения людей, но немного быстрее. И Лебедев успел подумать, что если Чугунов выдохнется, он один догонит этих мальчишек и этот чертов поезд тоже догонит, потому что силы еще остались. И выносливости не занимать. Товарный поезд ускорился. Последний вагон поравнялся с Лебедевым и побежал дальше. Вот задняя площадка вагона обогнала Чугунова. Стало видно, мальчишки бегут вровень с задней площадкой вагона, на которой горят красные сигнальные огни. Они бегут изо всех сил, выкладываясь до конца, но не успевают прыгнуть. Тут Лебедев увидел, что под крышей вагона в тени задней площадки стоит человек с бородой. Лицо его испачкано сажей, а куртка в темных подпалинах и пятнах мазута. Человек спустился на одну ступеньку с площадки вагона и протянул руку первому мальчишку. Тот схватил широкую ладонь, взлетел на подножку. И полез по ржавой лесенке на крышу вагона. Лебедев подумал, что все равно догонит поезд. Шанс еще остается. Человек протянул руку Ивану Глебову, бежавшему следом. Тот взлетел на площадку. Схватился за перекладину лестницы, полез наверх, но нога сорвалась. Мальчишка повис на руках. У Лебедева перехватило дух, показалось сейчас, парень окажется на насыпи и разобьется насмерть. Но он удержался, нога нашла опору, мальчишка полез на вагон. Чугунов, зная, что настал главный момент погони, ее кульминация, тоже собрал силы и рванулся вперед. Лебедев видел, что Чугунова отделяют от поезда жалкие три-четыре метра. Теперь нужно немного прибавить, поравняться с вагоном и забраться на подножку. Человек на задней площадке товарняка запустил руку под грязную куртку. В свете прожектора пистолет в его руке показался каким-то странным, меленьким, темно-синим, словно ненастоящим. Две короткие вспышки, два хлопка. Показалось, что Чугунов, набравший скорость, подвернул ногу или наступил на что-то мягкое. Его шатнуло вправо, он ничком упал на гравий. Зашевелился и перевернулся на бок. Человек спрятал пистолет под куртку и полез наверх, на крышу, следом за мальчишками. Лебедев остановился, выхватил пистолет из подплечной кобуры. Опустил предохранитель и трижды выстрелил в темный контур человеческой фигуры, точно зная, что не промахнется. Сорвавшись с лестницы, человек упал на пути и больше не пошевелился. Лебедев рухнул на колени перед Чугуновым. Тот был жив и в сознании. Руками, испачканными в крови, он расстегнул плащ. — Черт, вот дела, — прошептал Чугунов. — Подстрелили, кажется. Тут у меня карточки. Жены и сына. Во внутреннем кармане. Ты вытащи. Достань их. Не хочу кровью запачкать. Хорошие карточки… — Я вытащу, вытащу, — Лебедев сунул ладонь во внутренний карман плаща, но там ничего не было. — Ты лежи только… Господи, не вертись же. Он полез в другой карман. Наткнулся рукой на что-то горячее и липкое и подумал, что Чугунов ранен в грудь. Но это ничего, надо только перевязать правильно. Сейчас он стащит с себя и разорвет рубашку, все сделает как надо. Он вытащил из кармана две карточки, но не смог разглядеть, что на них. Бумага была залита кровью. — Испачкал, — сказал Чугунов. — Черт, неудачно я упал… Ты фотографии убери. — Да уберу, лежи ты. Лебедев уже стаскивал с себя куртку. Чугунов завозился на гравии, он чувствовал, что лежит как-то плохо, неудобно, и хотел перевернуться. Он отталкивался подметками от гравия, камешки сыпались вниз из-под подошв кроссовок, в груди что-то клокотало. Он не смог перевернуться. Вытянул ноги и так замер. Глаза, смотревшие в дождливое темное небо, потемнели и замерли. Ко лбу прилепилась прядь светлых волос. Глава восемнадцатая Рабочий день подошел к середине, когда звякнул колокольчик над дверью и появился мужчина в сером летнем костюме, светлой рубашке и туфлях из плетеной кожи. Это был Миша Гвоздь из Майами. Последние полчаса он сидел в кафе через улицу и поглядывал на «Лавку древностей». Гвоздь уже решил, что больших проблем с антикваром не будет. Он кивнул продавцу и стал разглядывать товар, выставленный на полках. Зацепившись взглядом за вазочку или статуэтку, он останавливался, наклонял голову, чуть приподнимал подбородок. — Смотрю, у вас интересный товар, — сказал он. Говорок был мягкий, южный с заметным русским акцентом. — Руками можно трогать? — Сколько угодно. Я могу чем-то помочь? — Фигурка Арлекина немецкая? Мужчина взял с полки Арлекина, разглядывая фабричное клеймо. — Честно говоря, не знаю, — ответил Радченко. — Эту штуку принесла женщина, которая всю жизнь собирала фарфор. — Нет, это не немецкое клеймо. В эту минуту Гвоздь закончил наблюдения за Радченко и абсолютно точно вычислил, в каком кармане продавец носит бумажник, а в каком мобильный телефон. — Скорее клеймо испанское. Такие клейма ставила небольшая фабрика неподалеку от Мадрида. У меня нет с собой каталога, поэтому не могу сказать точно. Сколько стоит? — Тридцать баксов. Гвоздь, близоруко щурясь, приблизил фигурку к глазам, чтобы лучше рассмотреть клеймо. Радченко отступил назад, чтобы включить верхний свет. А когда повернулся, фигурка вдруг выпала из рук посетителя. Радченко рванулся вперед, чтобы подхватить Арлекина на лету. Но Миша Гвоздь тоже дернулся вперед, выставил вперед правое плечо и столкнулся с Радченко. Фигурка упала на пол, облицованный керамической плиткой, и разбилась. Гвоздь отступил в сторону, застонал, будто ему причинили нестерпимую физическую боль. — С вами все в порядке? — спросил Радченко. — Со мной — да, — на глазах Гвоздя выступили слезы. К этому моменту телефон Радченко уже перекочевал в его карман. — Господи… Какой я неловкий. Он вытащил из бумажника тридцать долларов, положил деньги на прилавок и, попрощавшись, ушел. Через десять минут Миша Гвоздь вернулся, сказал, что забыл портфель. И точно, потертый портфель стоял в темном углу за ближним стеллажом. — Ну и денек сегодня, — Гвоздь вытер платком пор. — Все из рук валится. Все наперекосяк. Слушай, ты случайно не русский? Радченко еще не успел сообразить, что ответить, а Гвоздь уже обнял его, похлопал по плечу и радостно заглянул в глаза. Теперь мобильный телефон снова оказался в кармане Радченко. — А я смотрю, вроде, свой парень, — Гвоздь, улыбаясь, смотрел в глаза нового знакомого. — Я чертовски рад. Ты не из Москвы?