Он владеет техниками воздействия на создание, он бесконечно притворяется, он затащил меня сюда… Но я не могу больше ничего сделать: просто тупо смотрю в теперь неотличимые от человеческих глаза, не будучи в силах ответить, – и теряю контроль над собой. За тысячную долю секунды до этого замечаю силуэт в некрасивом пальто, частично скрытый от меня фигурой Тома. 29 марта 2099 года Не знаю точно, был я в обмороке, в коме или в состоянии клинической смерти, а главное – долю секунды или лет сто… Как минимум больше минуты, судя по тому, что лежу на чём-то мягком, а где-то рядом растревоженным колокольчиком звенит Риткин голос: – Что ты с ним сделал?! Силюсь рассмотреть свою кисть, но она похожа на огромное бежево-розовое пятно на сероватом фоне. – Уж поверьте, ничего я с вашим командиром не делал… Он вовлёкся помимо моей воли… А перед этим справился с ядерным ударом по границам сознания… Куда уж мне… Получается, я на Земле. И всё в порядке. По-дурацки улыбаюсь, не открывая глаз, и они замечают, что я очнулся. Это явно Алекс плюхается на пол рядом со мной и, нахмурившись и сложившись в три погибели, наставляет свой бионический глаз, а точнее хрусталик, – я-то думал, там у него только инженерные инструменты зашиты… Линейка там типа, транспортир… День красивых глаз… Начинает потихоньку потряхивать от смеха… пока не бросает в пот: ёлки-палки, я ведь вижу его лицо, и стены, и… это кухня в квартире Тома. Я на Мирабилисе. Одним движением отпружиниваю на ноги, к неудовольствию вцепившейся в запястье с намерением посчитать пульс Ритки. Зрение на пару секунд заволакивает цветная пелена. – Откуда вы здесь взялись? Том! Я не дам вам всем, кем бы вы ни были, экспериментировать на землянах! Как ты притащил их сюда?! У нас же был уговор! – Успокойся, никого я не тащил! Сядь. – Слушай, ты, моральный урод, у тебя… что-нибудь святое вообще есть? – Разумеется, нет, я же не идиот… Сядь сейчас же и слушай. Это не твои друзья – это, если хочешь, проекция… – Просто пиздец! Ты издеваешься надо мной?! Какого хрена ты тогда с ними разговариваешь? – Я с тобой таким путём разговариваю, разве непонятно?! – Выходит, он всё-таки отправил меня в галлюцинацию… – Нет. Ты вовлёкся сюда вместе со мной, и вот такого я не ожидал… – Том. Очень тебя прошу, какие бы у тебя ни были замыслы, просто расскажи мне, как всё вообще устроено! – Час от часу с тобой не легче! Кто же может знать, как всё вообще устроено?! А это место… есть разные версии… Так или иначе, в отличие от всех остальных, оказавшихся здесь, я… чувствую оба слоя – этот и реальность. – Почему? – Ну… ты не позволил им войти в свой разум, а я – наоборот. Как сквозь сито их… ф-ш-ш. В общем, у нас отличная команда, да? – Том… – шепчу я, пока мурашки разбегаются по всему телу. – Почему ты уверен, что именно эта реальность фальшивая? – Ха-ха-ха! Тебе совсем нельзя было показывать ни одной книжки с самого рождения, вот что я скажу! Саша, Рита, вы слышали? Да посмотри хотя бы на себя в зеркало. За две секунды выволакивает меня в гостевую комнату, одна из стен в которой имеет зеркальную поверхность. Блядь. Огненно-рыжие волосы. – И… почему? – Я уговорила тебя, хотела посмотреть… – выглядывает из-за его спины Ритка. – Ничего не доказывает! – Какая реальность настоящая – в любом случае твой личный выбор. Но… не эта, Ваня… У них тут первые сто восемьдесят шесть блюд в автокухне – из стручковой фасоли, о которой никто, кроме меня, на Мирабилисе и не слышал! – Ребят, – уныло интересуюсь у друзей, – вам самим-то комфортно быть проекциями вообще? – У нас есть варианты? – вопрошает подпирающий плечом стену Алекс. – Ну ёлки… – стону. – Рита? Подходит вплотную, обнимает меня, обволакивая ландышевым пленом, и целует в висок: – Ты с этим разберёшься. От осязаемости присутствия подташнивает… Но у меня нет оснований не доверять Тому. Почему?.. Ну… их просто нет. Понятнее сформулировать не смогу. Буду сомневаться, цепляться с вопросами, выдвигать фантастические теории, но пока у меня не появится оснований… – Ваня, я могу в любой момент вытащить тебя отсюда, – уведомляет тот, осторожно отстраняя от меня Риту. Хочется спросить, почему он способен даже физически взаимодействовать с порождениями моего мозга, но продолжать обсуждать вслух нереальность присутствующих мне кажется очень бестактным. – Нет, пока не надо… Мы можем выйти наружу или ещё что-то? – Разумеется, хоть улететь на Землю. Но так далеко – не советую. И не помышляй даже рисковать жизнью, запомни! Смерти понарошку здесь не будет. Это вызывает ещё больше вопросов, но я даже не знаю, с которого начать. Снаружи по-прежнему лето, но далеко не так жарко, как было на реальной планете. Так как настоящий город вблизи я не видел, обстановка не особенно занимает. Очевидно, она порождается фантазией Тома. На самом деле всё выглядит уютно: застройка здесь нигде не превышает тридцати этажей. Мы решаем пройти пешком километр до озера, чтобы я мог сделать какие-то выводы. Они пока простые. Мелкие детали, которые не сразу распознаю издалека, вблизи оказываются именно тем, что изначально приходит на ум. Пятно на стене здания – граффити. Хм… граффити? Жёлтые пятнышки у корней местного кустарника – одуванчики. Хм… какие, к лешему, ещё и одуванчики? Том хохочет: – Ваши цветы! На Мирабилисе! Может, ещё этих… – быстро-быстро машет кистями, изображая бабочку. Помимо собственной воли услужливо предоставляю ему стайку порхающих крапивниц. – Пастораль! – аплодирует Том. – Художник! Нам направо. Воображаемые друзья всё время молчат – наверное, объясняется отсутствием подходящих реплик для них у меня голове. Стоит мне только испытать от нелепости происходящего приступ близкого к отчаянию чувства – Ритка тут же без слов хватает за локоть и семенит быстрее, подлаживаясь под мой шаг. Кошусь на струящийся голубой комбинезон – даже не уверен, что видел у неё такой, – и малиновые лаковые туфли – а вот этого добра в разных вариациях у Маргариты Константиновны содержится пар десять… Сворачиваем за угол – и видим спрятанный за кольцом зелени берег озера, явно немаленького. Навстречу бодро марширует троица как будто землян. Удивляюсь: такого я уж точно не воображал. Они весело тараторят между собой, похоже, на земном языке, причём славянском… что за хрень, сбой какой-то? Начинаю паниковать: вдруг сейчас всё вокруг по моей вине начнёт походить на кривое зеркало из кошмарного сна? – Том! Кто это ещё такие? – Чехи… – И… и что они делают? – Прогуливаются, беседуют… – он подчёркнуто не испытывает интереса к появлению этих людей. – По-чешски? – Да, Ваня, это чехи, и они, хотя это и чрезмерно нормально, если брать во внимание наши обстоятельства, изъясняются по-чешски! – Хватит действовать мне на нервы! Ты знаешь чешский?! Ёлки-палки, Том, ты потратил пару лет на то, чтобы овладеть языком, который я даже не представляю сколько человек на Земле сейчас используют… – После русского заняло много меньше времени. – Но почему, господи боже мой, чешский?! Ты ткнул в список наугад?! – М… да. Я в восторге. Совершенно серьёзно. Сделать нечто напрасное в чужих глазах (и абсурдное вообще) – и преуспеть. Выходит, сутью становится не смысл действия, а сразу… сразу тот, кто вытворяет. Это – в самом деле имеет значение. – Что ж… Теперь дело за малым: вернуться на Землю, найти на ней человека, который лучше говорит по-чешски, чем по-английски, и спросить у него, как пройти к Карлову мосту… Ты ведь для того совершал такие подвиги? Том останавливается, разворачивается и, чуть улыбнувшись, достаёт из воздуха и протягивает нам троим по порции сливочного мороженого: – Невозможно предугадать, что именно из накопившегося в уме придётся к слову через пару десятков лет. – Придётся к слову? – отхватываю кусок пломбира – в равной степени холодного и несуществующего. – Именно так! Особое блаженство. – Кстати, забыл спросить: лингвистический релятивизм – получается, односторонняя штука? То есть ты меня понимаешь, а я тебя – нет? Почти набравший прежний темп ходьбы Том притормаживает, заинтересованно меня рассматривая: