Коротко фыркает. Полюбовавшись чернотой за иллюминатором – кажущейся мягкой, обволакивающей, но в то же время непрочной и дребезжащей – продолжаю не молчать: – Эта хрень по ту сторону, которую я прочувствовал, когда замкнул Мираж… она… до того глубока в своей жути… Мы, скорее всего, в неё попадём… в конце, ну… в конце концов. Какой тогда вообще смысл во всём? Чем больше приходится всякого испытать, тем проще вопросы, которыми задаёшься. Пока не доходишь до того самого, который казался предельно глупым даже в детстве. – Ты же бываешь чему-то рад? – Том поворачивается налево, щёлкает ящиком, извлекает бутылку с очередным мирабилианским коктейлем и победоносно протягивает её мне. – Он не сладкий. – Бываю. Даже счастлив! – А если что-то когда-то имеет смысл, то оно имеет смысл вообще, – выводит нараспев. – Ну… если что-то имеет смысл только при каких-то условиях, то вообще оно как раз не имеет смысла, м… Если, конечно, у меня от последних приключений ещё не посыпалась логика… Отпиваю из бутылки (в самом деле, вкус уже ближе к тому, который хочется употреблять в жидком виде) и сильно сомневаюсь, что мы имеем в виду одно и то же. В конце концов, надо было для начала определиться с понятиями… А мой собеседник говорит на неродном языке… – Только если существует само это «вообще» как таковое, – припечатывает Том – и лицо у меня вытягивается помимо воли. – Но пока по всему выходит, что нет. Он не только меня понял – ещё и нашёл способ избавить от муторной зацикленной цепочки измышлений. Хотя бы ненадолго… Да и… может быть, даже не лжёт. Только хмурится, таращась в планшет: – С корабля расы двадцать шесть впервые передали сообщение. Переводчик не может определить язык. Но странное дело… и я не могу! Перекинувшись через подлокотник и мельком глянув на текст, не сомневаюсь: – Да это же просто скрипт. Написанный на языке примерно пятидесятилетней давности. К счастью. Иначе бы он сейчас запустился и заставил нас прослушать аудиофайл. Наверное, с агиткой «вы хотите знать». Да, похоже, у расы и впрямь специфическое восприятие времени… – Да ребята совсем идейно устарели! – смеётся Том. – Они бы ещё… как это… граммофонную пластинку нам отослали в деревянном ящике. С этой… сургучной печатью! – Я бы его тогда уничтожил не открывая! – Да уж, испепелил бы за милую душу! Упреждающая расправа – твой почерк… Дай волю – переломаешь руки всей галактике, – прищуривается, откупоривая зубами ещё одну бутылку с коктейлем. – Почему упреждающая?! Если ты про Ритку, что я должен был – вторую щёку подставить… или как там говорят?.. Да ты сам бы что сделал?! – У меня богатое воображение и дочь… Не располагает к необоснованному великодушию, знаешь ли… – Ну вот! Надо было вообще уебать его насовсем, как Сашка выражается, – обиженно не унимаюсь я. – Пацифист-то? – оторвавшись от напитка, расплывается в максимальной улыбке Том. – Одно другому не мешает! – звучит экспрессивно, но мысли уже утекают в знакомом направлении – как сразу-то не подумал, кого можно спросить: – Том… что бы ты сделал с уродом, который покалечил Лею в порыве безалаберности и тупой самоуверенности? – То есть с ребёнком, не рассчитавшим сил? – на лице у него почему-то проступает явное раздражение. – Мне было уже семнадцать, как вы все не поймёте! – Если так, мог бы убиться сразу. Один шаг с крыши небоскрёба… А я… я бы помешал этому, вот что я бы сделал. Саша так и поступил. Поразительно, что у тебя остались ещё какие-то вопросы! Отворачиваюсь, стараясь не дать физического выхода подступившему гневу. И вроде уже давно уже так или иначе переиграть историю перестало быть моей навязчивой идеей… Но до одури злит, как все пытаются будто замять то, что произошло. Точнее, то, насколько недопустимым оно было… – Ваня… в самом деле не уловил смысл? Теперь я понял, для чего на Земле до сих пор есть специальная профессия – психотерапевт. Беседовал с ними когда-нибудь? – Да. Обязан на службе. Обычно я мысленно посылаю этого очкастого кренделя куда подальше до тех пор, пока он сам не закончит разговор. Если хочешь, почти телепатия! – Ха-ха! Тогда слушай меня: что если бы тем каром управлял Алекс? – О… – это и вправду ни разу не приходившее мне на ум условие альтернативной задачи приводит в трепет. – Ты что… Нет! Я бы тогда до сих пор боялся… как бы он смог такое до конца пережить? – Видишь, теперь слово «урод» как ветром сдуло… Через три минуты входим в тоннель. Я отключил медицинскую диагностику: уверен, у тебя достаточно адреналина в крови, чтобы не уснуть по пути. Навигатор бесстрастно визуализирует горловину кротовой норы прямо по курсу. 16 апреля 2099 года, YILC7824 Якобы тулисианский астероид выглядит отвратительно. Хуже того увесистого булыжника, которым я в третьем классе проломил суперпрочное окно в комнате Краснопёрова… Весь корявый, неправильной формы, будто скрученный непроходящей судорогой, да ещё и вдобавок изуродованный допотопным композитным щитом, прикрывающим обитаемую зону небесного тела от космической радиации. Ландшафт Ёжика по сравнению со здешним пейзажем – лубочная картинка. Садимся сразу в крытое помещение – нечто вроде небольшого звездолётного ангара. Покивав двоим вышедшим встречать мирабилианцам, увёртываюсь от объятий и, прошмыгнув в просторный отсек с панелью управления системой, шлёпаюсь на первый попавшийся предмет: если он не предназначен для сидения, пусть пеняют на себя, изобретатели концептуальной мебели несчастные… «Ну что, вы с Ритой в штабе?» «Три человека с доступом к космической пушке попытались изъять у меня гражданский бластер. То есть да». «А я уж думал, он у тебя продолжает пылиться в сейфе. На всякий случай: мой кабинет – четвёртый этаж, 424. Сработает на твой идентификатор. Если что, слушай скорее Тома, чем Гончара». «Начну с себя». «И, Саш, это важно… В общем, имей в виду: со мной всё в порядке. Я не специально нарываюсь на неприятности». Ответа нет минуты две, за которые успеваю искоса оценить обстановку: мирабилианцы замутили здесь кричащее рококо – особенно дико смотрится на куске какой-то хренотени, вышвырнутом в межзвёздное пространство стечением обстоятельств. «Алекс? Есть связь?» «Очко в пользу Тома». «В пользу против кого? Что ещё за игра?» «В его пользу в моих глазах». «Ну и хрен с вами. Я тут собираюсь плотно поработать. Мы всё выяснили? Потом может не быть времени…» Рита расходится бурным текстом: «Пётр Николаевич забрал Джека к себе в кабинет и дал ему самое крутое кресло! А нас с Сашей выставил оттуда! Знаю, ты не включишь видеосвязь! Не говори только, что не успел побриться и не хочешь нас напугать. Давно заметно, ты используешь гормональную коррекцию! Зачем я именно сейчас это пишу… И если уж вы начали разговор… скажу: я вообще никогда, с самого того дня, не чувствовала за тобой никакой вины! И никогда не могла понять, как донести словами! Это было внешнее что-то, законы физики, стихия… Много раз уже говорила, проконтролировать всё невозможно. Но знаешь, теперь кажется, что я ошибалась и ты – можешь! Так тебе этого хотелось, и теперь ты это можешь!» Хех… Сомневаюсь. Но куда деваться… «Спасибо. Я сейчас тут быстренько разберусь и вернусь! И дома не буду запираться, честно. Сто лет не был в центре. Погуляем». И снова Алекс: картинка с подписью «Обещал, что не остановлюсь. До связи». Астероид YILC7824, заряженный в лихую сучковатую рогатку, которую я с победоносным видом держу перед собой, прицеливаясь в бездушную громаду. Небоскрёб с монотонными окнами, отсвечивающими одинаковым унынием пустоты, – здание секты злодеев из мультика, который мы смотрели с ним в детстве. Хм… А ведь в рисунке нет ни капли сарказма. Или, что скорее всего, он ускользает от моего понимания. Пора уже восстановить концентрацию. «До связи». – Ну, где тут ваши чудища недоделанные? Сейчас с ними Иван-царевич разбираться будет, или Иван-дурак, уж как получится… – бегло зыркнув на недоуменные физиономии мирабилианцев, облачённых в тёмно-зелёные куртки, похожие на камзолы, завладеваю панелью управления и довольно быстро обнаруживаю на астероиде звездолёт расы двадцать шесть – в карантинном, судя по всему, отсеке. – И как я им, скажи, пожалуйста, твою тираду переложить должен? – беспокоится Том. – Переводчик с ней не справился. – Вот сейчас-то у меня как раз есть настроение ликвидировать Вселенную… – задумчиво бормочу, проверяя боеготовность местного космического орудия. – А теперь – очень лёгкая для автоматического перевода фраза, – уведомляет, мягко оттесняя от меня обоих соплеменников. – Это шутка, – вспоминаю о приличиях я, – извините, я не представился… – Всё в порядке, – перехватывает инициативу Том. – Они тебя знают. Познакомься: Ят и Чи. – Почему бы вам просто не использовать разные звуки вместо имён? Хлопки, свистки и прочее? Вежливость никогда не была моей сильной стороной. И не потому, что не воспитывали – старались всеми силами, – а потому, что в каждом таком моменте мне сложно воспринять, как чьё-то внутреннее переживание может быть важнее структуры происходящего… Особенно если сама структура откровенно смешна. Это моё качество, кстати, оказалось полезным: оставило поблизости только тех, кто способен его принять, а значит, видит мир похожим образом. А если точнее – не видит, а делает его таким. Алекс с его бесконечным скепсисом – для кого-то тяжёлый характер, для меня – безотказное орудие против серьёзных проблем. Ритка с её неисчерпаемой энергией, направленной на упорное вколачивание всего сущего туда, где оно никак не может, но должно в конце концов оказаться. По её представлению, конечно. Подтруниваю, но… это самое её представление меня полностью устраивает – прямо-таки ложится на душу. А теперь ещё и Том – так легко и в то же время серьёзно относящийся к самой природе вещей. Ну, на самом деле не только он, а мирабилианцы вообще – вот и сейчас в ответ на моё нетактичное высказывание уже веселятся и лезут мять лапищами, а Том объясняет: – Разные звуки мы тоже используем – для кличек животных. – Ох. И ещё – почему ваши меня постоянно тискают? – отбиваться от гибкого и ловкого Чи не так-то просто. Упираюсь не очень рьяно, хотя и не терплю попыток блокировать моё тело. Особенно от тех, кому никогда не дам права вмешиваться в остальную жизнь. Алекс называет эту черту контрмазохизмом. Но мирабилианцы до предела терпения как-то ухитряются не доходить. Слишком уж они либеральны и пластичны – явного ощущения физической угрозы не возникает.