– Ты не обижайся только… – Том отводит глаза, складывая руки за спиной. – Земляне такие милые, маленькие… а когда вы гневаетесь или… витийствуете… это так… – Няшно? – настороженно предлагаю я. – Да! То есть… вроде того… Да сами вы няшные! А ты почему не участвуешь в общем бесновании, напрашивается вопрос. Ответ ясен: из-за чего-то вроде уважения ко мне. – Это мы-то витийствуем, Том? Ну где ты нахватался таких словечек… Демонстративно выкатив зрачки наверх, обнаруживаю, что потолок здесь сводчатый, узорчатый и фрагментарно вызолоченный. Утомлённо пялюсь на элемент боярских палат на территории космической военной базы – надоедает быстро: – К чёрту… Можно принять душ? Время ещё есть? – Есть, как всегда, – лукаво щурится Том в фиолетовых бликах активированной кем-то из мирабилинацев дополнительной подсветки. *** Конечно, мне хотелось получить не столько душ, сколько порцию уединения. Просторный санузел, набитый разноцветными прозрачными объектами, назначение которых сразу и не приходит на ум. И непонятно, что напихано в десяток дозаторов, удерживаемых ближайшей стеной. Может быть, от инопланетных снадобий волосы мгновенно выпадут и придётся отращивать их года два, чтобы выполнить обещанное Ритке… Моё замешательство, выраженное бездумными пассами, неожиданно приводит к продуктивному результату – на сенсорах появляются спроецированные системой метки на английском языке. Проигнорировав «нежное масло для тела» и не удержавшись от ухмылки, набираю горстью шампунь и наглухо задраиваю мыслительный канал связи с Томом: не сама же по себе обстановка решила поприветствовать на понятном языке – как-никак я в ванной на мирабилианском астероиде, а не в дополненной реальности эрмитажного зала Леонардо да Винчи. И что я делаю здесь? Да и что я вообще когда-либо собирался делать? Эти самые люди, которые видят мир похожим образом, все, кроме меня, – золотые дети… Сашка, с его талантами во всех мыслимых сферах и способностью непринуждённо вникать во все сферы немыслимые. Ритка, с её фантастической усидчивостью, до скрипа рациональным подходом (ко всему, кроме выбора мужчин) и бронебойной энергией. Ну и рядом я – с надеждами, которые подавал. Теперь эти двое закономерно на высоте – каждый в своём деле. А я… не то чтобы всё ещё подаю надежды – скорее, пробуждаю слабые упования… Есть у меня подозрение, что в том и фишка: раса двадцать шесть – ходячее межпланетное небытие – нашла в моём лице некий вызов. Я такой же никчёмный, но всё-таки существую. С другой стороны, чем это грёбаное ничто может так рассуждать? Ох, ёлки же… Зажмуриваюсь, энергично растирая пальцами виски. Температура воды в душе еле-еле понижается. *** – Ваня, но разве ты не любишь свою работу?.. – неспешно начинает Том, восседающий в причудливом кресле с мирабилианским кексом в руках. Остальных нигде не видно. С минуту играем в гляделки. Не выдерживаю первым: – Уверен, что контролировал свой мозг! Ты использовал какой-то секретный приём и снова сунул туда нос? – Именуемый слухом. У нас он немного получше вашего. Ты стукнул по стене и выразился отчётливо: «Да я просто ноль без палочки, вот и всё!» И если я правильно истолковал эту идиому… – Ты правильно истолковал эту идиому. Отворачиваюсь, посвятив себя усердному поиску в окружающем апофеозе эклектики предмета, подходящего для размещения тела образцового среднестатистического землянина. – Хорошо. И не колоти больше здесь по стенам – они могут… – Я в курсе… Мне просто больше ничего не подходит. – Э… – Моя работа – не могу представить себя ни на какой другой. – Так ведь это и означает… – Да. Хватит уже. Том заглатывает оставшийся кусок кекса, легко отрывается от кресла, втаскивает в него меня, сложным жестом заставив подлокотник превратиться в криволинейной формы столешницу, и, посуетившись с полминуты вне зоны видимости, последовательно передаёт мне тарелку с чем-то похожим на плов, аршинного размера ложку и раскалённую кружку с явно обычным земным чаем, а потом, ещё помедлив, открывает рот и осведомляется: – Надумал что-нибудь? Сам я и не вспомнил бы о еде, но поддаюсь кинематографичной выверенности происходящего – как будто только вот и надо сейчас, что сидеть и распивать чаи в кошмарной дыре с макабрической сущностью под боком. Зачерпнув солидную порцию и еле запихнув её в рот – поражаюсь: и впрямь самый настоящий узбекский плов. – Ничего, кроме чёткого подозрения, что из этого ебучего пиздеца торчат уши кромешного сюрреализма… – В смысле… он… подслушивает?.. – О господи… кто подслушивает? Сюрреализм?! – поперхнувшись изюминкой, сглатываю подступившие к горлу слёзы. – А-ха-ха! Разумеется, что ему ещё делать-то… Ты подслушиваешь, он подслушивает… а я пытаюсь не быть выслушанным до дна! Том выражает прищуром восхищение, смешанное с приличной долей сияющего удовольствия, – вот-вот, это-то и заставляет заподозрить, что недопонимание было мнимым. Один из его немаленького арсенала способов разрядить обстановку. Обратить её в ноль, я бы сказал… – И… я же не мирабилианец, может быть, мне не стоит так объедаться перед миссией? – Едва ли это так уж важно… – подсовывает рядом с тарелкой ещё и кекс. – И… мы можем отложить её ещё на несколько часов. – Нет! – Ваня… – перестаёт петлять по окружающему пространству и, примостившись на каком-то крошечном хм… табурете, разглядывает меня снизу вверх. – Ты боишься? Почему? На Мирабилисе так не было. – Я не бо… Что за идиотский вопрос! У меня нехилые шансы впасть в запредельную кому, или провалить миссию, или ещё хрен знает что… и совершенно непонятно, к чему это приведёт. Но самое фиговое – я не придумал никакого алгоритма действий! – Но ты не… не ноль, без этой… – Палочки… – Да. И с этим ничего нельзя поделать. А ты так поглощён страхом, как будто возможно уничтожить не только твою жизнь, но и… тебя самого. – Иди ты со своей философией… по такой логике мне лучше сразу сдаться без боя. – По такой логике ты можешь проиграть. Но сдаться без боя… – Будто это разные вещи! И то и другое означает слиться, – отхлёбываю чая и съёживаюсь от неоправдавшихся ожиданий: как-то необъяснимо быстро остыл. – Разные. Полярные. – Ладно, хватит. Давай покончим с ним прямо сейчас. – Погоди. Тебя разве не беспокоят какие-то ещё вопросы о расе? Прикоснувшись к кружке у меня в руках, он заставляет её нагреться. – А тебе – не страшно? – нацеливаю встречный вопрос. Не знаю, когда меня прорвало. Кажется, из-за болезни Алекса. Раньше я бы даже слово такое вслух не произнёс по отношению к мужчине. Будто правило игры – заталкивать его как можно глубже. А потом – вцепился в саму суть эмоции и не могу прекратить её препарировать. – Нет, – выпендривается Том, пластичным движением шеи откидывая волосы с лица. – Ага, три раза. Не помнишь, что говорил на Мирабилисе? – С тобой очень сложно… Не всё приводится в систему, возьми уже в толк. Страх – только часть. У меня больше… больше всего внутри в одно и то же время. И многое – важнее. Я ведь стараюсь показать… – Ладно… – проглатываю остатки чая. – Почему этот тип выглядит как персонаж Магритта? Сходство уж очень явное. Ориентировано изначально на землян? – А… кто такой Магритт? – Художник… Ты не знаешь?! Вы разве не поискали смысл транслируемой визуалки? – Ваня… – отнимает кружку и стискивает обе мои ладони одной своей. – Мы при всём желании не смогли бы… Там нет никакой визуалки. Каждый видит как может. Понимаешь? Ты… ты меня слышишь? Когда меня в последний раз так сильно захлёстывало адреналином? Выкрутило бы наизнанку, если бы он не держал. – Том, – силясь выдернуть одну кисть из хвата, объясняю очевидное, – я, мягко говоря, не люблю, когда мои движения ограничивают. Особенно когда это перекрывает возможность наносить удары… Вопросительно приподнимает бровь, безвинно распахнув ресницы и не убирая руки. Вздыхаю и отворачиваюсь, наблюдая, как поднявшаяся было волна дрожи растворяется в неприятно примиряющей и определённо снисходительной данности. – А что ты… вместо него видишь? – тихо-тихо проговаривает мой голос. Том резко опускает, а потом так же стремительно поднимает на меня глаза – будто перезарядив какое-то механическое оружие. – Сначала просто странника того самого из детской сказки… а потом – после смерти моего друга в Мираже… – начинает он осторожно. – Так… Понятно. Вот же уроды, и как они это делают?! – Не они – только я сам. Тебе бы лучше всё же понять.