– А можно спросить кое о чем еще? – Полагаю, – ответила она осторожно. – Возможно ли какое-то другое объяснение произошедшего здесь? – Признаков взлома не было. Как и чего бы то ни было, что указывало бы на присутствие третьего лица. Поверьте, мы их искали. – А как насчет отца Бена? – Ужинал в тот вечер с клиентом. – Значит, вы считаете, что Джулия Мортон просто слетела с катушек и убила сначала своего сына, а затем себя? – Я считаю, что вы задаете слишком много вопросов как для человека, которого не беспокоит случившееся. – Просто любопытствую. – Что ж, не стоит. Любопытство в этих краях не приносит ничего хорошего. – Она сунула записную книжку себе в карман. – Я хотела рассказать вам о коттедже лишь на тот случай, если риелтор не сообщил вам всех фактов. – Спасибо… Но не думаю, что проблема в коттедже. – Нет. – Она странно на меня посмотрела. – Полагаю, что вы, вероятно, правы. * * * Стекольщик приехал минут через пятнадцать после ее ухода. Заколотив разбитое окно доской, он сообщил мне, что с меня полста фунтов, а на новое окно уйдет где-то неделя. Я ответил, что меня это устраивает. Без вида на трассу я уж точно проживу. Стекольщик тоже как-то непонятно на меня посмотрел. «Что ж, похоже, сегодня я на всех произвожу странное впечатление», – подумал я. Когда он уехал, я опрокинул еще пару бокалов бурбона и, решив, что на сегодня с меня более чем довольно, выкурил сигарету, стоя на пороге задней двери, а затем отправился наверх спать. Холод ушел. Осталась лишь обычная для коттеджа прохлада. Я осторожно вошел в ванную – унитаз был по-прежнему пуст. Я вытащил из него рулон туалетной бумаги и справил нужду. Затем помыл руки, умылся и почистил зубы. Выключив свет, я вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Поразмыслив какое-то мгновение, я снова спустился вниз и взял кирпич, а затем, вернувшись в ванную, положил его на крышку унитаза. Просто на всякий случай. Мне не снятся сны. Лишь кошмары. Как правило, алкоголь является отличным средством от них. Однако той ночью он не помог. Я поднимался по лестнице дома, в котором вырос, вот только – как часто случается во сне – это был не совсем тот дом, в котором я вырос. Лестница была узкой, крутой и спиральной. Внизу, во тьме, слышались звуки – звуки шуршания и копошения. Там роились тени. А сверху доносился другой звук, подобный вою страдающего от боли животного, изредка прерывавшийся всхлипываниями: «Эбби-Глазки всех пугает, громко плакать заставляет». Я не хочу идти наверх, однако у меня нет выбора. Каждый раз, когда я оглядываюсь, еще несколько ступеней исчезают во тьме. Тени ползут, подобно давешнему холоду, и начинают меня догонять. Я продолжаю свой подъем. Ступени кажутся бесконечными, но тут внезапно я оказываюсь на лестничной площадке. Я оглядываюсь. Ступеней больше нет. Взобравшиеся по ним тени поглотили их и теперь беспокойно копошатся в нескольких дюймах от моих ног. Передо мной три двери. Все они закрыты. Я толкаю одну из них. За ней – мой отец. Он сидит на кровати. Впрочем, «сидит» – это не совсем точное слово. Он подобен марионетке, половину нитей которой обрезали. Его голова лежит на плече так, словно она устала управлять телом и решила отдохнуть. Поблескивающие сухожилия и красные мышечные волокна – это все, что не дает ей отделиться от тела. Когда машина врезалась в дерево, один из кусков лобового стекла практически обезглавил его. Он открывает рот и издает странный свистящий звук, и я понимаю, что это мое имя: «Джо-о-о-о-о». Он пытается встать. Я закрываю дверь. Мое сердце бьется, а ноги дрожат. Я иду к следующей двери, догадываясь, что дальше будет только хуже. Но, подобно герою плохого фильма ужасов, я знаю и то, что открою ее. Толкнув дверь, я отступаю назад. Комната полна синих мух. С жужжанием они поднимаются в воздух. Среди них я вижу две фигуры. Джулия и Бен. Во всяком случае, я думаю, что это должны быть они. Точно сказать сложно, потому что у Джулии отсутствует почти вся голова, а у Бена нет лица. Лишь красно-белое месиво из крови, костей и хрящей. Они встают на ноги. Подобные теням фигуры среди роящихся мух… И я вдруг понимаю, что они и сами сделаны из мух. Внезапно они рассыпаются и несутся в мою сторону. Отскочив, я захлопываю дверь и слышу, как мухи яростно бьются о ее деревянную поверхность. Проснись, приказываю я. Проснись, проснись, проснись. Однако мое подсознание не собирается отпускать меня так легко. Я поворачиваюсь к последней двери. Мои пальцы хватаются за ее ручку, и дверь медленно открывается. Комната пуста. В ней стоит лишь кровать, на которой лежит Эбби-Глазки. Ее веки закрыты. Я подхожу к кровати и беру куклу в руки. Ее глаза распахиваются, а розовые пластмассовые губы изгибаются в усмешке. «Она у тебя за спиной». Я оборачиваюсь. В дверном проеме стоит Энни. На ней ее пижама. Бледно-розовая, с рисунком маленькой белой овечки. Та самая, в которой она была в тот вечер, когда мы попали в аварию. Вот только все было не так. Когда моя сестра умерла, на ней была совсем другая одежда. – Уходи, – говорю я. Шаркая ножками, она идет ко мне и протягивает руки. – Уходи. Она открывает рот, и из него вылетает рой жуков. Я пытаюсь бежать, но моя больная нога меня подводит и я падаю на пол. Позади слышится копошение прочных панцирей и беспокойных маленьких ножек. Я чувствую, как они карабкаются по моим лодыжкам и начинают вгрызаться в мою кожу. Бью себя по ногам, пытаясь стряхнуть их. Жуки перепрыгивают ко мне на руки, затем на шею. Забираются в рот и ползут в самое горло. Я не могу дышать, захлебываясь вонючими черными тельцами… Я проснулся в поту и, трясясь, лежал, запутавшись в простынях и одеяле. Пробивавшийся сквозь неплотно затянутые занавески дневной свет бил мне в глаза. Я покосился на будильник – и в то же мгновение он начал звонить, наполняя волнами боли мою похмельную голову. Перевернувшись на другой бок, я застонал. Пора в школу. 8 – Сэр? – Да, Лукас? Я устало указал на поднятую руку, однако, прежде чем он успел что-то сказать, я поднял свою собственную. – Если вопрос опять касается «Тиндера», то, думаю, мы уже обсудили, что во времена Ромео и Джульетты приложений для знакомств еще не было. В воздух взвилась еще одна рука. – Джош? – А как насчет «Снэпчата»? Взрыв смеха. Я и сам с трудом сдержал улыбку. – Ладно. Ты подал мне идею. – Правда, сэр? – Ага. Возьмите одну из пройденных нами глав и перепишите ее так, словно действие происходит в наши дни. Особое внимание уделите параллелям и тематике трагедии и бедствия. Поднялись еще несколько рук. Я указал на одну из них: – Да, Алейша? – Что такое параллель? – Нечто, похожее на другую вещь или соответствующее ей. – А бедствие? – Ваш класс. Звонок возвестил об обеденном перерыве. Я сдержал желание поморщиться от громкого звука. – Хорошо. Все свободны. Завтра жду ваших очерков. Заскрипели стулья, и дети с грохотом ринулись в коридор. Какими бы интересными ни были твои уроки и каким бы энтузиазмом ни пылали твои ученики, при звуке звонка они бросаются прочь из класса, как освободившиеся заключенные из тюрьмы. Я как раз начал складывать свои книги и остальные принадлежности в рюкзак, когда в дверь класса просунулась знакомая темноволосая голова: