Выражение его лица изменилось. Губы задрожали, а один глаз дернулся. Внезапно Стивен показался древним стариком. На кратчайшее мгновение мне стало его почти жаль. – Должно быть, тебе сейчас тяжело. Вы уже так давно вместе. – Ревнуешь? – На самом деле разочарован. Я всегда думал, что Мэри отсюда уедет. У нее были мечты. – У нее был я. Из его уст это прозвучало так, словно он был для нее не причиной остаться, а грузом, тянувшим ее вниз. – И все? – А что еще нужно? Мы любили друг друга и поженились. – И жили долго и счастливо. – Мы действительно счастливы. Впрочем, тебе этого, вероятно, не понять. У нас хорошая жизнь. У нас есть Джереми. У нас большой дом, две машины и собственная вилла в Португалии. – Мило. – Именно, блин. И никто, в особенности третьесортный учитель из дерьмовой школы, этого у нас не отнимет. – Я думал, рак это уже сделал. – Мэри – боец. – Как и моя мама. Оставалась бойцом до самого конца. Впрочем, это было неправдой. В конце она сдалась. Она просто кричала. Рак, возникший в ее легких и подпитываемый двумя десятками сигарет в день, распространился на ее печень, почки, кости. Он проник везде. Даже морфин не всегда мог унять боль. Она кричала и от агонии, и от страха перед единственной вещью, которая могла унять ее навсегда. – Да, но это совсем другое. Мэри победит рак. Эти врачи в государственных клиниках, юнцы, блин, безусые, не могут знать всего. Он вперил в меня взгляд. Его голубые глаза метали молнии, щеки раскраснелись, а в уголке рта начинала собираться пена. – Они сказали, что она умирает, да? – Нет! – Он стукнул ладонью по столу с такой силой, что стоявшие на нем бокалы с напитками подпрыгнули, а я подскочил на своем стуле. – Мэри не умрет! Я не позволю этому случиться. На сей раз голоса в пабе и правда стихли. Казалось, сам воздух замер в неподвижности. Все взоры устремились на нас. Хёрст не мог этого не заметить. Какое-то мгновение, казавшееся бесконечным, я почти ждал, что он зарычит, перевернет стол и схватит меня за горло. Но, оглядевшись, он взял себя в руки и встал. – Благодарю за заботу, но она, как и твое присутствие здесь, не обязательна. Я смотрел, как он идет к выходу. И именно тогда я это и почувствовал. Подобно головокружению, меня накрыла волна ужаса. Желудок стал пустым, а руки и ноги – ватными. Я не позволю этому случиться. А ведь оно вот-вот случится снова. После ухода Хёрста я допил свой бокал – просто демонстративно, а не потому, что мне так уж хотелось пива или нравилось сидеть в пабе, – и отправился домой. Моя нога протестовала. Она называла меня садистом и тупым придурком, которому нужно проглотить свою гордость и начать наконец пользоваться треклятой палочкой. Она была права. Дойдя до середины переулка, я остановился и, тяжело дыша, стал массировать неуклюжую, искривленную конечность. Было уже почти девять, и на улице практически стемнело. Небо приобрело пыльно-серый оттенок; проглядывавшая из-за облачной завесы луна казалась собственной бледной тенью. Я понял, что остановился у старой шахты. За моей спиной высились оставшиеся от нее темные громады отвалов породы, напоминавшие спящих драконов. Территория шахты была велика, не меньше трех квадратных миль. С той стороны, с которой подошел я, ее отделял недавно возведенный забор с крепкими воротами, на которых висел замок. На воротах была табличка с надписью, гласившей: «Сельский парк Арнхилла. Открытие в июне». Учитывая то, что на дворе стоял сентябрь, надпись, мягко говоря, выглядела чрезмерно оптимистичной. Планы заново обустроить эту зону существовали еще во времена моего детства. Все старые штольни и стволы якобы засыпали сразу после закрытия шахты. Однако ходили слухи, что это было сделано слишком быстро и не особо тщательно. Планы работ выполнялись не слишком аккуратно. Грунт начал оседать. В некоторых местах земля стала проваливаться. Я слышал историю о том, как один такой провал едва не унес жизнь человека, гулявшего с собакой. Сегодня территория шахты производила впечатление такого же запустения, как и обычно. Мертвое, безлюдное место. На одном из склонов стоял казавшийся брошенным экскаватор. От одного его вида по моей спине побежали холодные мурашки. Не тревожь то, что сокрыто в недрах. Развернувшись, я вновь медленно побрел домой нетвердым шагом. За спиной послышался шум. По переулку ко мне приближалась машина. В кои-то веки она ехала медленно. Точнее, она еле ползла. Я оглянулся, и меня ослепил свет фар. Они были включены на полную мощность. Подняв руку, я заслонил глаза. Какого черта? И тогда я все понял. Машина подползла ко мне, и из нее послышался голос: – Все в порядке, приятель? Долговязый любитель геля для волос сидел на пассажирском сиденье побитого «Форда Кортина», который вел его коренастый приятель. Переулок был пустынным. Ни других машин, ни других домов. До коттеджа оставалось еще добрых четверть мили. Их было двое, и они сидели в машине, а у меня не было ничего, что можно было бы использовать в качестве оборонительного оружия, даже проклятой трости. – Все в норме, спасибо, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Тебя подбросить? – Нет, не стоит. Я не останавливался. Раздался скрежет коробки передач, и машина поползла рядом со мной. – Ты сильно хромаешь, приятель. Тебе лучше сесть к нам. – Я сказал, нет, спасибо. – А я сказал, садись. – Не думаю, что вам придутся по душе мои расценки. Завизжав шинами, машина резко остановилась. Глупо, Джо. Действительно глупо. Иногда мой язык словно сам нарывается на драку. Или же он просто старается ускорить то, что в любом случае должно произойти. Двери открылись, и оба вылезли из машины. Я мог попытаться сбежать, но это не принесло бы никакой пользы и выглядело бы жалко. Впрочем, я был не против немного пойти на попятную. – Слушай, это была просто шутка, приятель. Я просто иду домой. Долговязый шагнул ко мне: – Это не твой дом. Тебе здесь не рады. – Ладно, я понял намек. – Нет, не понял. Именно поэтому он нас послал. Некоторые вещи в жизни неизбежны. Как я уже говорил, дело не в судьбе, но в неотвратимой последовательности событий. За мгновение до того, как получить первый удар в лицо, я понял, как глупо поступил. «Он нас послал». Прихвостни Хёрста. Именно поэтому они и убрались, как послушные щенки, стоило ему только войти в паб. А когда я отказался уступить, он натравил их на меня. Все как обычно, подумал я, когда второй удар заставил меня согнуться пополам и упасть на колени. Я свернулся клубком, а они стали пинать меня по ребрам. Мое тело пронзила обжигающая боль, и я закрыл голову руками. Увы, для меня такое было уже не впервой. Если бы мне не приходилось сжимать челюсти для того, чтобы не потерять зубы, то я сказал бы этим отморозкам, что меня избивали громилы и покруче. В том, что касалось избиений, они были просто жалкими любителями. Один из них пнул меня в спину. По позвоночнику разлилось пламя, и я вскрикнул. Что ж, иногда везет даже любителям. Я не думал, что Хёрст приказал им убить меня, однако удар был силен. Думаю, эти придурки даже не понимали насколько. Ботинок врезался мне в голову выше уха. Череп словно взорвался, а зрение помутилось. И тогда издалека донесся какой-то звук. Звук, похожий на крик или вопль. Едва оставаясь в сознании, я разобрал сдавленные проклятия. Кто-то заорал от боли, однако это был не я. А затем, к своему изумлению, я услышал, как захлопнулись двери и машина помчалась прочь. Я бы почувствовал облегчение, если бы мне не было больно до такой степени, что я в любое мгновение мог провалиться в беспамятство. Я лежал на холодной твердой земле, а мое тело корчилось в агонии. Больно было даже дышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться. Голова гудела. Плохой знак. А еще у меня было ощущение, что я лежу здесь не один. Я почуял движение, однако уже не мог определить, с правой или с левой стороны. Кто-то коснулся моей руки. Я попытался сконцентрироваться на склонившемся надо мной лице. Оно то исчезало из поля зрения, то вновь появлялось передо мной. Светлые волосы. Алые губы. Последней мыслью, пришедшей мне в голову до того, как темнота наконец поглотила меня, была мысль о том, что лучше бы я умер. Потому что альтернатива была куда хуже. 11 По сверкающему линолеуму скрипели резиновые подошвы. Пахло капустой, дезинфицирующим средством и кое-чем другим, чего дезинфицирующее средство не могло закамуфлировать: фекалиями и смертью. Если это рай, то в нем воняет, подумал я и открыл глаза. – А вот вы и вернулись к нам, в мир живых. Туман в глазах рассеялся, и я увидел перед собой женщину во врачебном халате. Она была высокой, худой, с короткими светлыми волосами и волевыми чертами лица. – Вы знаете, где вы? Я посмотрел поверх голубых занавесок, до половины затянутых на моей узкой койке, на пробегавших мимо меня взволнованных медсестер, прислушался к доносившимся откуда-то по соседству крикам и стонам… и сделал невероятное предположение: – В больнице? – Допустим. Подойдя, она посветила фонариком мне в глаза. Я зажмурился и попытался отвернуться, но мой воспаленный мозг тут же пронзила очередная порция боли.