– И что это за фамилия? – Мур. Я едва не хлопнул себя по лбу. «Рут Мур – оборванка, дрянная малявка, в бесплатной столовке все просит добавки. Рут Мур – нищебродка, сидит на диете, лизать она ходит дерьмо в туалете». Еще один неуклюжий ребенок, испытывающий проблемы в социальном взаимодействии. И все же иногда именно такие дети видят больше всего. Незаметные для других, они вбирают в себя все происходящее: истории, сплетни, любую шелуху, остающуюся от школьной жизни, цепляясь за нее, словно за бревно, плывущее в водах бурной реки. И никто даже не задумывается о том, как много они знают. Не задумывается, потому что никогда их об этом не спрашивает. Бет нахмурилась. – С тобой все в порядке? – Да. Я просто подумал, что, возможно, мог бы поговорить с ней… о Маркусе. И не только. – Ты мог бы попытаться. Но она немного странная. – Бет смотрела на меня в задумчивости. – С другой стороны, с тобой она должна найти общий язык. – Спасибо. – Не за что, – она зашагала к двери. – Увидимся позже. Подождав, пока скрип ее кроссовок не стихнет, я достал визитку Рут. «Охотники за пылью Доусон». На обратной стороне был телефонный номер. Компанию ему составлял рекламный слоган, гласивший: «Не бывает слишком маленькой работы и слишком большого беспорядка». Хотел бы я, чтобы это было правдой. Но, к сожалению, в мире есть вещи, которые нельзя просто очистить с помощью абразивной мочалки и моющего средства. Подобно крови, они остаются гноиться под поверхностью. «Я знаю, что произошло с твоей сестрой». А иногда такие вещи возвращаются. 21 Терраса была маленькой и ухоженной. И она ни в коей мере не выглядела бедной. Новые пластиковые окна, аккуратная деревянная дверь и горшок с яркими цветами на стене. У края тротуара был припаркован синий «Форд Фиеста» с серебристой надписью «Охотники за пылью Доусон» на борту. Я зашагал по ведшей к дому коротенькой дорожке. С подоконника на меня с ленивым презрением глядел жирный полосатый кот. Подойдя к двери, я замешкался. На размышления у меня был целый день, однако я по-прежнему не знал, с чего начать разговор. Не зря ведь сообщения были анонимными. Если их послала Рут, значит, она не хочет говорить лично. Вопрос лишь в том, зачем она их послала. Я не знал Рут. Не общался с ней даже в школьные годы. И никто не общался. В школе она никогда не входила ни в одну группу учеников. Рут ни с кем не дружила. Ее никогда никуда не приглашали. Она лишь была объектом унижений и издевательств. Помню, как однажды другие девчонки стащили с нее во время физкультуры трусы, после чего вместе с мальчишками, вооружившись палками и линейками, погнались за ней после школы. Окружив ее, они смеялись, обзывали Рут разными гадкими словами и поднимали ей юбку, обнажая голое тело. Причем в этой жестокой мерзости не было даже сексуального подтекста. Это было просто унижение ради унижения. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы мисс Грейсон, увидев происходящее в окно, не вмешалась и не отвела ее домой. Впрочем, дома ей было не намного лучше. Ее мать любила выпить, а отец отличался крайне дурным характером. Не лучшая комбинация. Когда они орали друг на друга, их вопли было слышно на всю улицу. Наверное, единственным ее другом был старый шелудивый пес, с которым она гуляла у старой шахты. Я не был одним из детей, которые над ней издевались в тот день. Однако мне все равно нечем гордиться, ведь я ей никак не помог. Я просто стоял и смотрел на ее унижения. А затем ушел. Не в первый раз и не в последний. Рут была из числа тех детей, о которых ты, закончив школу, стараешься не думать, поскольку в противном случае тебя начинает мучить совесть. А у моей совести и так было предостаточно поводов мучить меня. Я поднял руку, чтобы постучать… и тут дверь сама распахнулась. Передо мной стояла невысокая коренастая женщина. Она была одета в рабочий халат цвета фуксии с аккуратно вышитым на груди названием фирмы. Ее густые черные волосы были подстрижены под мальчика. Практичная прическа. У глядевших на меня из-под прямой челки глаз было стоическое выражение, присущее глазам людей, привыкших к разочарованиям. Ее лицо несло на себе отпечаток маленьких горестей. Тех, которые обычно бывают больнее всего. Сложив руки на груди, она смотрела на меня с подозрением. – Да? – М-м-м, миссис Доусон? Я оставлял вам сообщение. Я – Джо Торн. Я учитель в… – Я знаю, кто вы. – Ясно. – Чего вы хотите? Неумение общаться явно было нашей семейной чертой. – Ну, как я и сказал в сообщении, я хотел вернуть телефон Маркуса. Он забыл его сегодня в школе. Он здесь? – Нет. – Она протянула руку. – Я отдам его ему. Я колебался. Если отдать ей телефон сейчас, то, уверен, мне придется продолжать разговор с закрытой дверью. – Я могу войти? – Зачем? – Я хотел бы поговорить с вами кое о чем. – О чем? Я буквально разрывался от противоречивых чувств. В некоторых случаях нужно сразу выложить свои карты. В других случаях следует играть вдолгую. – Об уборке. Я ждал. В какой-то момент мне показалось, что она все же захлопнет дверь у меня перед носом. Однако Рут отступила в сторону. – Я как раз заваривала чай. Внутри, к моему легкому огорчению, дом оказался таким же чистым, как и снаружи. В нем пахло дезинфицирующим средством и освежителями воздуха. Я почувствовал, что у меня начинается аллергия. В висках застучало. – Сюда. Рут провела меня в маленькую кухню, где столешница была оккупирована еще одним котом – серым, пушистым и выглядевшим довольно зловеще. Интересно, где пес? Вероятно, его опять выгуливала Лорен. Достав из кармана телефон Маркуса, я положил его на кухонный стол. – Он слегка промок, но, думаю, все еще работает. Рут посмотрела на телефон. Выражение ее лица невозможно было прочесть. – У Маркуса айфон. – Боюсь, уже нет. Он разбился. Взгляд Рут стал острее. – Разбился или его разбили? – Не могу сказать. – Разумеется. Никто никогда не может. – Если Маркус хочет пожаловаться на издевательства… – Тогда что? Что вы сделаете? И что сделает школа? Я открыл рот, но, словно рыба, не смог издать ни звука. Рут повернулась к буфету и достала две чашки. На одной из них был изображен кот, а надпись на другой гласила: «Спокойно! Я уборщица». – Я ходила в школу, – сказала Рут. – Неоднократно. Говорила с вашим директором. – Ясно. – Это просто ой как помогло! – Мне жаль. – Я думала, что все могло измениться. Что школы больше не мирятся с подобными вещами. Что они решительно пресекают хулиганство. – Хорошая мысль.