— Нет. — Тогда, я думаю, тебе стоит пойти на свидание. — Я откидываюсь назад, устраиваясь поудобнее в кресле. Мой взгляд на мгновение задерживается на его руках, лежащих на столе, и у меня появляется идея. Вероятно, это будет неловко, но я не кто иная, как упрямая и бесстрашная в общении. — Могу я посмотреть на твою руку? — Что? — Спрашивает он, морща лоб. — Я умею читать по ладоням, и мне просто нравится видеть линии людей. На его лице остается растерянное выражение, когда он говорит: — Ты очень странная, Шарлотта. Я легко смеюсь, когда тянусь к его огромной руке. Положив его раскрытую ладонь перед собой, я позволяю своим прикосновениям мягко переместиться с его запястья на кончики пальцев. Не нужно быть специалистом по хиромантии, чтобы понять, что Эмерсон Грант всегда был офисным человеком. На нем нет мозолей или шрамов, а ногти ухожены. На самом деле они такие мягкие, что я, кажется, не могу перестать гладить его кожу, и в комнате становится тихо. Я чувствую его взгляд на себе, поэтому вместо того, чтобы позволять себе зацикливаться на своей неуверенности, я наклоняюсь вперед и позволяю своим прикосновениям провести по линиям его ладони. Его большая рука затмевает мою крошечную, когда я протягиваю ее перед собой. — У тебя длинная линия сердца. Это хорошо, — добавляю я, заглядывая ему в глаза. Однако он не смотрит на линии. Его взгляд прикован к моему лицу, и мне приходится подавить свои нервы. Он твой босс, Шарли. И отец Бо. Вытащи свой разум из канавы. — Что это значит? — Спрашивает он. — Люди с длинной, прямой линией сердца обычно хорошие любовники, — говорю я с игривой ухмылкой. — Имеет смысл, — шутит он, и я ловлю себя на том, что хихикаю, а мои щеки горят. — Это также означает, что ты экспрессивный, романтичный и ценишь настоящую любовь в своей жизни. — Хм… — Смотри, у меня тоже длинная. Я раскрываю перед ним ладонь, показывая, где горизонтальная линия начинается у моего указательного пальца и тянется по всей руке, без каких-либо разрывов или изгибов. — Разве не у каждого в жизни есть любовь? — Похоже, это его не впечатлило. Сжимая его раскрытую ладонь в своей, я бросаю на него короткий взгляд. — Не просто любовь, Эмерсон. Это означает, что у тебя будет настоящая, всепоглощающая, опьяняющая, изменяющая жизнь, разрушающая землю любовь. Любовь, за которую ты готов умереть. Без которого ты просто не смог бы жить. Любовь, от которой трудно дышать. Как будто ты можешь чувствовать это не только в своем сердце, но и в своих венах, костях и мышцах. Везде. Моя рука движется к груди и я закрываю глаза делая глубокий вдох. Я не хотела так увлекаться, но я буквально чувствую, как слезы застилают мне глаза, и это унизительно, потому что он никак не может понять, о чем я говорю. Но когда я открываю глаза, он смотрит на меня с выражением, которого я раньше на его лице не видела. Морщинка, которая обычно залегала у него между бровями, исчезла, а взгляд стал мягким. Он изучает меня так, словно видит впервые. — Это то, чего ты хочешь, Шарлотта? Я заставляю себя вдохнуть. — Я не соглашусь ни на что меньшее. — Хорошо. — Он смотрит на мою руку, все еще лежащую на столе, и берет ее, раскрывая мою ладонь так, как я держала его. — А в твоих строчках говорится, что ты это получишь? — Да. Его пальцы пробегают по складкам моей ладони, и я забываю, как дышать. Его прикосновения такие нежные, несмотря на то, что он намного крупнее меня, и я ненавижу себя за то, что представляю это же прикосновение к своей груди, вниз по позвоночнику, между ног… — В твоих тоже, — добавляю я, нарушая хрупкое молчание. Его глаза встречаются с моими, момент, наполненный интимным прикосновением рук. Я не хотела, чтобы все так получилось. Я действительно думала, что смогу доказать ему, что ему не обязательно вечно оставаться таким жалким холостяком, и он будет дразнить меня гаданиям по руке, но я этого не ожидала. И вот я здесь, глупо думая, что умопомрачительная любовь, которой я так сильно хочу, могла бы быть в другой вселенной с Эмерсоном. — Я отведу тебя на открытие. Сначала я думаю, что он говорит, что возьмет меня в качестве своей законной жены, и я чуть не смеюсь, потому что это было бы шуткой. Затем его слова перестраиваются в моей голове, и я понимаю, что он просит меня пойти с ним на открытие клуба в качестве его пары, и слово — Что? — срывается с моих губ. — Ты думаешь, мне нужно свидание, а я не хочу рисковать, возвращаясь домой не с той девушкой, так что тебе стоит пойти со мной. — Ты серьезно? Глубокий смешок эхом вырывается из его груди. — Да, я серьезно. — Нет. Нет. — Ой, — отвечает он, изображая обиду. — Эмерсон. — Я поднимаю на него взгляд. — Да ладно тебе. Я твоя секретарша. И девушка твоего сына. — Бывшая. Я делаю паузу. Я серьезно рассматриваю это? Он даже не хотел брать меня обратно в клуб после того, что случилось в прошлый раз, а теперь хочет пригласить меня на открытие в качестве своей пары. — Будут ли люди…ты знаешь? — Боже, я чувствую себя ребенком. — Заниматься сексом? Да, вероятно. Может быть, не в первую ночь и не под открытым небом. Тебе не обязательно видеть то, чего ты не хочешь видеть. Мне кажется, я вспотела. Нет, я определенно вспотела. Я хочу спросить его, почему я? Почему он хочет взять именно меня, когда у него есть возможность выбрать, вероятно, любую девушку в Брайан-Пойнт? Но я этого не делаю. Я позволю себе на мгновение представить, что он действительно хочет заполучить меня, а не любую из этих других девушек. Позволю себе на минутку погрузиться в фантазию. — Я не могу позволить себе платье. — Я куплю тебе платье. Когда я открываю рот, чтобы поспорить, я останавливаюсь. Почему я пытаюсь отговорить его от этого приглашения? Меня приглашают в ультра-эксклюзивный секс-клуб только для членов клуба с долбаным владельцем. Почему первые слова, слетающие с моих губ, не черт возьми, да? — Ладно. Отлично. — Это, должно быть, самый лестный ответ на свидание, который я когда-либо получал, — саркастически отвечает он. — Прости, я имею в виду, я взволнована и, конечно, хочу пойти с тобой, но это просто… не совсем моя сцена. Эмерсон. Я работаю на катке?! — Нет, ты работаешь в Клубе непристойных игроков моей секретаршей, помнишь? — Да, но по выходным я все еще жарю корн-доги и веду толпу в хоки-поки на роликовых коньках. Восхитительно красивая улыбка растягивается на его щеках. — Я бы заплатил, чтобы увидеть это. — Тебе и не нужно этого делать. Каждую субботу вечером, в половине восьмого. Загораются черные лампочки. Мы даже продаем светящиеся палочки. — О, правда? Я не совсем разбираюсь в культуре катания на роликовых коньках. Как ты думаешь, я готов к светящимся палочкам? Он дразнит меня, и до этого момента я даже не осознаю, что он все еще держит мою руку в своей. Или, скорее, мы просто держимся за руки, так как он ослабил хватку.