— Тук-тук, — говорю я, стуча в дверь. Он поворачивается и смотрит на меня с настороженным выражением беспокойства, написанным на его лице. — Ты исчез, — шепчу я, заходя в комнату. — Я даже не знала, что у тебя здесь есть это. Он хватает полотенце и вытирает им вспотевший лоб. Все еще сидя подальше от меня, он отвечает: — Мне пришлось выработать некоторую… агрессию. После нашей встречи за стойкой ему пришлось пойти потренироваться, чтобы выпустить пар? Подойдя к тому месту, где он сидит, я прислоняюсь к зеркалу на стене и смотрю на него. — Знаешь… — говорю я с дразнящей улыбкой. — Ты всегда мог бы выплеснуть часть своей агрессии на меня. Его голова опускается, когда я издаю смешок. — Господи, Шарлотта. — Да ладно, это шутка, — отвечаю я, делая шаг к нему. Затем его рука обхватывает мое бедро, и он прижимает меня к себе. На мгновение я затаиваю дыхание, кладя руки ему на плечи. — Ты все превращаешь в шутку, не так ли? Я пожимаю плечами. — Я считаю, что так все становится проще. — Мне от этого ничуть не проще, — тихо ворчит он. Его рука гладит меня по задней части ноги, когда я стою между его коленями. Его прикосновения подобны огню, посылающему трепет по моему телу. Этот запрещенный контакт не просто пересекает черту — мы притворяемся, что этой черты не существует. И я склоняюсь к его прикосновениям, я хочу — нет, я нуждаюсь — большего. — Я заполнила анкету, — шепчу я. — Хорошо, — отвечает он. — Тебе следует знать, что я пометила несколько нулей. Он издает глубокий смешок. — Несколько? — Да. Не стыдно тем, кому нравится золотой дождь… но не мне. Я сохраняю легкое настроение, потому что все остальное в этот момент напряженное. — Рад это знать, — бормочет он. Он все еще прижимает меня к себе, и когда мои руки скользят по его плечам, я понимаю, что мы с Эмерсоном сблизились с тех пор, как я начала с ним работать. Но это первый раз, когда мы по-настоящему прикасаемся друг к другу вот так. — Есть ли какой-то смысл пытаться избегать этого? Его голова откидывается назад, и он пристально смотрит на меня, притягивая ближе, и я понимаю, что он собирается поцеловать меня. Пальцы его руки скользят все выше и выше по моему бедру. — Потому что я должен сказать тебе, Шарлотта. Я немного устал пытаться. Я сцепляю пальцы у него на шее и прижимаю его ближе. Под этим углом я так близко, что могла бы поцеловать его, если бы захотела, и я хочу этого. — Тогда перестань пытаться. Мое лицо склоняется к нему, и глаза Эмерсона закрываются, прижимая меня крепче. Затем, как раз перед тем, как мои губы касаются его губ, раздается звонок в дверь. Мы открываем глаза и смотрим друг на друга. — Кого-то ждешь? — Спрашиваю я. Его брови хмурятся, когда он достает свой телефон и открывает камеру слежения за входной дверью. Затем он выглядит так, словно увидел привидение, вскакивает со скамейки и практически отталкивает меня. — Кто это? — Спрашиваю я. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Это Бо. ПРАВИЛО № 21: УСТРАНЯЙТЕ ИСКУШЕНИЯ, КОГДА ЭТО ВОЗМОЖНО Эмерсон Я никогда в жизни не надевал рубашку так быстро. Господи, да что, черт возьми, со мной не так? Внутренние рассуждения о том, почему я никогда не должен прикасаться к Шарлотте таким образом, со временем постепенно ослабевали. И как раз в тот момент, когда я собиралась сдаться и сделать то, что хотел сделать последние два месяца, Бо буквально стучится в дверь. Шарлотта идет за мной, когда мы достигаем нижнего этажа. Она поправляет юбку и направляется к своему столу, стараясь вести себя естественно, когда я открываю дверь. И вот он здесь. Я не видел своего сына полгода, и, возможно, мне что-то мерещится, но он выглядит по-другому, старше. У него такие же зеленые глаза и загорелая кожа, но это почти все, что он унаследовал от меня. В остальном он копия матери. Песочно-каштановые кудри. Высокие скулы и широкая улыбка, хотя на самом деле я давно такого не видел. — Привет, — бормочу я как идиот, открывая дверь шире, чтобы пригласить его войти. Сначала он не двигается. — Я здесь только для того, чтобы получить этот чек, — отвечает он. Он смотрит куда угодно, только не на мое лицо. Он слегка переступает с ноги на ногу и нервозно засовывает руки в карманы. — Конечно. Заходи, — говорю я, отходя в сторону. Он делает всего один шаг в фойе, когда замечает Шарлотту в кабинете через стеклянную дверь. Он колеблется, на мгновение замирая и пристально глядя на нее. Меня одолевают острые приступы ревности. Потому что, конечно, он не может отвести взгляд. Шарлотта — воплощение красоты, и хотя я бы не сказал этого, когда она начинала работать у меня, сейчас она воплощение утонченности. На самом деле, она лучшая из обоих миров. Как-то одинаково царственная и веселая. Скромная и нелепая, в лучшем смысле. Он делает шаг к ней. — Шарлотта — исключительная секретарша. Умная и организованная. Я надеюсь, что мне никогда не придется заменять ее. Гордость переполняет меня, когда я хвастаюсь ею перед ним, и я вижу, как щелкает его челюсть. Ему не нравится, что я говорю о его девушке так, как будто знаю ее лучше, и я не могу сказать, что виню его. Но эта ревность, потому что я тоже это чувствую. — Зайди и поздоровайся, — говорю я, прижимая руку к его спине. Когда мы добираемся до моего кабинета, Шарлотта встает и приветствует Бо объятиями. — Рада тебя видеть! — Говорит она. — Я тоже рад тебя видеть. Ты выглядишь… Она неловко ждет, пока он закончит предложение, и я жалею, что не могу закончить его за него. Великолепной. Удивительной. Захватывающей. Подойдет любой из них, но в итоге он использует: — Другой. На ее лице застывает напряженная улыбка. — Надеюсь, все по-другому.