— Ты рассказывала мне об этом, когда только начинала. Мой рот приоткрывается. Я помню тот день, когда я болтала без умолку и думала, что он даже не обращает на меня внимания. Он действительно слушал. У меня мурашки бегут по рукам, когда я смотрю на билеты, а затем снова перевожу взгляд на него. Он вообще знает, как много это для меня значит? Что после того, как мою машину починили, я больше не смогла позволить себе купить VIP-билеты, даже с той зарплатой, которую он мне платит. Знает ли он, что тот факт, что он выслушал меня и вспомнил после всех этих недель, значит больше всего на свете? Слезы подступают к моим глазам, и я быстро отворачиваюсь, смаргивая их. — Что это? — Спрашивает моя мама, услышав реакцию Софи. Я вручаю ей билеты, и Софи с гордостью объявляет, что собирается на фестиваль аниме. И я пытаюсь улыбнуться и вести себя нормально, но я чувствую на себе его взгляд и не могу избавиться от ощущений, что, хотя все это так удивительно, а он так невероятно совершенный, на каком-то уровне я ненавижу его за это. Я ненавижу его, потому что, в конце концов, я не могу его удержать. ПРАВИЛО № 26: НЕ БОЙТЕСЬ НЕБОЛЬШИХ НЕПРИСТОЙНЫХ РАЗГОВОРОВ Шарлотта — Эмерсон, ты пойдешь с нами на вечер в кино? — Спрашивает моя мама, когда он помогает отнести все подарки Софи в машину после вечеринки. Мои глаза расширяются. У нас с Эмерсоном были довольно четкие планы относительно его места после вечеринки, поэтому я бросаю на него быстрый, но бессловесный взгляд, который, я надеюсь, переводится как просто скажи нет. К моему крайнему разочарованию, он быстро отвечает: — Я бы с удовольствием, И выражение моего лица меняется на такое, которое говорит: Какого хрена? Но потом он улыбается, и я просто нечасто вижу эту улыбку, и это такая милая улыбка. — Я поеду с тобой, — говорю я ему, когда Софи и две ее подруги забираются на заднее сиденье маминого седана. И я определенно не упускаю лукавого выражения на лице моей матери, когда мы с ним удаляемся в дальний конец стоянки, где он припарковал свою машину. Забравшись внутрь, мы смотрим, как отъезжает машина моей мамы, прежде чем он хватает меня сзади за шею и притягивает мое лицо к своему. Мы целуемся с пылом двух людей, которые часами ждали именно этого момента. Все это накопленное желание выплескивается наружу во время одного очень жаркого сеанса поцелуев над консолью его машины. Его губы безжалостны и требовательны, они пожирают мой рот и едва оставляют меня без достаточного количества воздуха, чтобы дышать. Ну что ж, мне не нужно дышать. Он просто нужен мне. Его руки опускаются к моей груди, но когда я тянусь к выпуклости спереди на его джинсах, он хватает меня за запястье. — Я не думаю, что это такая уж хорошая идея. — Рычит он мне в рот. — Я думаю, это отличная идея. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя на переднем сиденье этой машины, на глазах у проходящих мимо людей, чтобы нас обоих отправили в тюрьму? Потому что, если ты прикоснешься к нему, это именно то, к чему все пойдет. — Оно того стоило, — бормочу я, снова протягивая руку. — Веди себя прилично, Шарлотта. Использование моего другого имени заставляет меня немедленно повиноваться. Словно звон колокольчика, он может просто приручить меня одним словом и немного изменить интонацию своего голоса. И вот так просто я становлюсь покорной. Надув губы, я отстраняюсь и откидываюсь на спинку сиденья. — Знаешь, нам действительно не обязательно идти на вечер кино. — Я знаю. — Тогда зачем мы это делаем? Он перегибается через консоль и сжимает рукой мое бедро. — Потому что мне нравится видеть тебя в окружении твоей семьи, а мне нравится твоя семья. Когда он начинает отъезжать, я хочу сказать ему, что он только делает все хуже. Предполагается, что мы должны хранить это в секрете, и мы должны смириться с тем, что это никогда не сработает. Предполагалось, что это просто секс. Когда мы подъезжаем к моему дому, я напрягаюсь в ожидании момента, когда он войдет внутрь. Я люблю наш дом, но это наш семейный дом. В обычный день это немного хаотично, но сейчас в нем участвуют три очень взволнованные девочки-подростка, и это просто не атмосфера Эмерсона. Мы встречаем мою маму на кухне, которая занята приготовлением попкорна и закусок, в то время как девочки собираются в гостиной, выбирая фильм. Они согласны с японским мультфильмом Унесенные призраками, честно говоря, одной из моих любимых, но оценит ли это Эмерсон? Кажется, я не могу расслабиться, потому что слишком занята беспокойством о том, заметит ли он грязную посуду в раковине после завтрака или стопку белья, все еще сложенную на лестнице в ожидании, пока Софи уберет ее. А мамина Какаду не перестает прыгать у него на ноге, нюхать его джинсы, и я просто хочу забрать его из этого места. Затем я смотрю на его лицо. И он снова улыбается. Расслабленный и смеющийся с моей мамой, пока она рассказывает ему несколько своих любимых историй из Скорой помощи, смешных, конечно. И вдруг для меня все перестает иметь смысл. Все похвалы Эмерсона, то, как он говорит мне, что я такая совершенная, безупречная и хорошая… он просто играл свою роль. Все это было ненастоящим. И если это было так, то как он сейчас относится к моей реальной жизни? Ничто из этого не является совершенным или безупречным. Это полный бардак. И обычно меня это устраивает, но я не могу быть для него Шарлоттой и Шарли. Он никогда не должен был видеть ничего из этого, так почему же он не бежит куда подальше? Как я могу снова стать Шарлоттой в понедельник, когда он знает, какая я на самом деле? После того, как закуски приготовлены и начался фильм, девочки садятся на пол, а моя мама садится в глубокое кресло, оставляя диван для меня и Эмерсона. Он садится на край, скрестив ноги, положив одну лодыжку на противоположное колено и опираясь на подлокотник. Он слишком жаркий, чтобы находиться в моей гостиной. Чертовски сексуальный. Когда мы смотрим фильм, он, кажется, искренне увлечен, но время от времени я ловлю на себе его пристальный взгляд, как будто я интереснее фильма. В какой-то момент он кладет руку на спинку дивана, и я обнаруживаю, что прислоняюсь к нему, пока мы на самом деле не оказываемся в объятиях с мамой всего в паре футов от нас. Как всегда, она все равно засыпает через пятнадцать минут. И как только в конце идут титры, девочки уходят в комнату Софи. Эмерсон поворачивает ко мне голову в тускло освещенной комнате. Я оглядываюсь на него, и это такой тихий и интимный момент, что кажется почти сюрреалистичным. Он наклоняется вперед и прижимается губами к моему лбу. Опять же, я так сильно его ненавижу. Почему он так поступает со мной? Отстраняясь, он шепчет: — Хочешь показать мне свою комнату? Тихий смешок срывается с моих губ. Он шутит. За исключением того, что он выглядит так, словно на самом деле ждет ответа. — Почему бы нам не вернуться к тебе домой? Я могу остаться на ночь. Он гладит меня по щеке. — Я хочу увидеть твое место. — Но это крошечный бассейн, и… Его палец прижимается к моим губам. — Покажи мне. Стараясь не разбудить маму, мы вдвоем на цыпочках выходим из гостиной и направляемся к задней двери. Я не могу перестать думать о том, какая это плохая идея, и пытаюсь вспомнить, положила ли я свою грязную одежду в корзину для белья или она все еще разбросана по полу. Когда мы подходим к двери моей студии, он обнимает меня сзади, обхватывая руками за талию и целуя в шею. Боже, неужели он думает, что мы собираемся делать это здесь? На той же двуспальной кровати, которая была у меня с пятнадцати лет? Как только мы входим, он начинает оглядываться по сторонам, как будто действительно ценит мое пространство. — Это не так уж много, — говорю я. Взяв меня за руку, он притягивает меня к себе и целует, слова слетают прямо с моих губ. Он такой приятный на вкус, и я хочу всего в этот момент, только не здесь. — Почему ты так нервничаешь? — Спрашивает он, заключая меня в свои объятия. — Я не нервничаю…Я просто… — Думаешь, мой возраст беспокоил твою маму? — Ты что, шутишь? Моя мама самая крутая. Вот если бы мой отец был здесь… — Говорю я, представляя, как мой отец взбесился бы при мысли о том, что я буду с мужчиной на пару лет моложе его.