Что-то в нем сдувается, и он хмурит лоб, откидываясь на спинку стула. А потом он просто выпаливает это, как будто срывает пластырь. — Мисс Андервуд, я хотел бы предложить тебе работу. На долю секунды я прихожу в восторг. Работа? По-настоящему оплачиваемая, взрослая работа. Кое-что, что я действительно хотела бы включить в свое резюме. Больше никаких корнд-догов или антибактериального спрея для обуви. Потом я вспоминаю, что обнаружила прошлой ночью — что, по его мнению, я должна делать, и жар заливает мои щеки. — О… Он прочищает горло. — Это работа секретаря, мисс Андервуд. Обычная работа секретарши. — О, — повторяю я, на этот раз с меньшим колебанием. Я полностью отвожу глаза от его пристального взгляда. — Итак… — У тебя есть вопрос? — Спрашивает он после долгого неловкого момента. — На этой работе не будет никаких… коленопреклонений? Намек на улыбку приподнимает уголок его рта. — Никаких коленопреклонений. В основном бумажная работа. Я прочищаю горло, все еще не сводя глаз со стен, катка, фигуристов… буквально с чего угодно, только не с красивого и пугающего мужчины по другую сторону этого стола. Он скрещивает руки на груди, хмуря брови. — Ты хочешь меня еще о чем-то спросить, Шарлотта? От того, как он произносит мое имя, у меня по спине пробегают мурашки. Это единственная причина, по которой я его не поправляю. Никто не называет меня Шарлоттой. Это Шарли, и я всегда была Шарли с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Это единственная причина, по которой я, наконец, поднимаю на него глаза, позволяя нашим взглядам встретиться. Он такой красивый, что на него почти тяжело смотреть, но он не уклоняется от контакта. На самом деле, кажется, что он смотрит на меня чуть ли не дольше, чем это принято. — Ты думал, я была… проституткой? — Спрашиваю я, нависая над столом и шепча последнее слово, как будто кто-то мог это услышать, пока Groove is in the Heart гремит над катком, освещенным стробоскопом. Он наклоняется вперед, чтобы соответствовать моей позе, его часы позвякивают о покрытый линолеумом стол. — Нет. Я не думал, что ты проститутка. Мгновение мы просто смотрим друг на друга, оба склонившись над кабинкой, и наши лица так близки, что, наверное, кажется, будто мы либо делимся грязными секретами, либо собираемся поцеловаться. — Ты собираешься рассказать об этом подробнее или заставишь меня использовать свое воображение? — Спрашиваю я, когда он больше не дает мне никакой информации. В его глазах появляется озорной огонек, когда он облизывает нижнюю губу и отстраняется от меня. — Думаю, я хочу, чтобы ты пустила в ход свое воображение. Что именно ты себе представляешь? Это прозвучало сексуально, но я не призываю его на это. Вместо этого я отвечаю на его вопрос. За исключением того, что я понятия не имею, что я себе представляю, и я не уверена, насколько комфортно мне говорить. Это кажется слишком интимным. Чтобы нейтрализовать внезапное напряжение между нами, я заставляю себя говорить как можно более непринужденно. Я могла бы сказать ему, что я уже изучила все о его компании, но я вроде как хочу заставить его объяснить мне это так, как будто я ничего не знаю. — Ну…. у тебя много случайных женщин, которые просто появляются в твоем офисе, готовые к тому, что ты будешь отдавать им приказы и вставать перед тобой на колени? — Иногда, — уверенно отвечает он, как будто это не было самым безумным поступком, в котором он когда-либо признавался. Серьезно, кто этот мужчина? У меня пересыхает во рту. — И ты платишь им… — Да. — Ну, мне неприятно тебе об этом говорить, но это очень похоже на проституцию. — Проституция связана с сексом, мисс Андервуд. Я не занимаюсь сексом с женщинами за деньги. Мои глаза расширяются. Он сказал секс — дважды, и это вызывает у меня в животе смесь возбуждения и беспокойства. Я сжимаю бедра вместе. — Хорошо, тогда что именно ты с ними делаешь? — Спрашиваю я. — Это звучит как личный вопрос. Он снова играет со мной. — Я сказал тебе использовать свое воображение, так что давай. Если я не занимаюсь с ними сексом, то для чего, по-твоему, я их нанимаю? У меня нет ни малейшего представления. На самом деле я не так уж далеко продвинулась в изучении веб-сайта. Поэтому я прикусываю нижнюю губу, перебирая в уме то, что мне уже известно. — Ты не можете просто платить женщинам за то, чтобы они преклоняли перед тобой колени в твоем офисе. — Почему нет? — Потому что это нелепо. Какой в этом смысл? — Дело в том, что мне это нравится, и они готовы это сделать. Я потеряла дар речи. Этого не может быть на самом деле. Замешательство на моем лице превращается в улыбку, которая растягивает мои щеки. Это действительно должно быть унизительно для него, но он совсем не смущен. И это действительно заставляет меня задуматься о чем-то очень порочном. — Итак… Но я останавливаю себя. Я не могу закончить предложение. Это слишком похоже на флирт, слишком… интимно. Черт возьми. — И так? — Эхом повторяет он, нетерпеливо ожидая, когда я закончу. — Итак, как бы я поступила? — Мне отчаянно хочется спрятать лицо в ладонях, или спрятаться под стол, или даже включить пожарную сигнализацию, но если он собирается вести себя так легкомысленно и беспечно по этому поводу, то и я тоже. Потому что я действительно умираю от желания узнать это сейчас. Если он живет такой скрытной извращенной жизнью, тогда я хочу заглянуть за занавес. Это заманчиво — просто окунуться с головой в ту запретную, но захватывающую жизнь, которую он ведет. Итак, вместо того, чтобы прятаться, я заставляю свое тело не выдавать меня, держу спину прямой, а выражение лица расслабленной. Как будто я просто спросила его, какой суп на сегодня, а не о том, насколько хорошо я справлюсь с ролью развратной рабыни-секретарши. После минуты продолжительного молчания и глубокого выдоха он говорит: — Ты поступила исключительно, Шарлотта. Подожди, что? — Мне показалось, ты был очень зол на меня, — отвечаю я. — Я не сделала ничего правильного. — Ну, в свою защиту могу сказать, что ты даже не понимала что делаешь. Смех вырывается из моей груди.