сидела бледная и напряженная, гладя куда-то в даль.— Прости, Марина. Но это важно. Для меня. И для тебя тоже. Важно для нас обоих. Он сделал это? Да? — последнее «да» прозвучало так, словно он выдавливал его из себя с кровью.— Он был главный у них.— Он трогал тебя? — сердце Олега билось в горле.— Он… Он просто… Командовал. Зачем ты это спрашиваешь? — голос Марины был мертвый, почти без выражения.— Марина. Понимаешь… Этот человек… он… мой…Девушка затихла, не дыша.— Его зовут Андрей Коренев. Он… мой…И Олег увидел глаза Марины. Большие, испуганные, ждущие удара. И он ударил словами, как кнутом.— Он мой брат.Марина резко подалась назад.— Нет…— Да. Его зовут…Девушка вскочила, почему-то задохнулась.— Марина…— Нет!Она сорвалась с места.— Марина, — Олег вскочил за ней, но отступил, налетев ногами на скамейку и застыл, глядя ей вслед.Все было кончено — и он знал это так же твердо, как и то, что Андрей был его старшим братом, и ничего нельзя было поделать ни с тем, ни с другим.На следующий день в институт не пришла уже Марина, и Олег сам ушел после первой пары, пошел к нотариусу, потом в банк, а потом, немножко поколебавшись, домой к Золотаревым. Дверь ему открыла незнакомая женщина.— Марина дома? — спросил Олег, переминаясь на пороге.— Дома. Говорит, что заболела.— Можно?— Сейчас, — женщина скрылась, закрыв перед носом Олега железную дверь.И вот снова раздался щелчок. Дверь открыла уже сама хозяйка.— Олежек, — она вся засветилась. — Ты входи, входи, сынок. А Мариночка-то заболела.— Можно с ней поговорить?— Да, конечно же, можно, Олежек. Да ты же…Олег, не дослушав, вошел в коридор и стал разуваться.— Ты же нам почти как сын, Олежек. А Мариночка, она такая хозяйственная. Оттого и заболела, что хозяйственная. Все хлопочет, хлопочет. Сам понимаешь, перед свадьбой.— Где Марина? — Олег задыхался от ее болтовни.— Вот, вот ее спальня.— Вы позовите ее.— Да, понимаю. А вы пока кофейку попейте.— Да мне нужно с Мариной поговорить.— Сейчас, сейчас, минуточку.Олег остался стоять в коридоре, глядя, как женщина пересекает прихожую. Вот она остановилась, оглянулась.— Может, все же кофе.— Нет, спасибо, — Олег нетерпеливо подался вперед.И женщина поняла его, она проговорила:— Сейчас, сейчас, — и торопливо скрылась за дверью.Олег снял с плеча сумку и, положив на пол, присел рядом. Открыв металлическую молнию, он стал рыться среди книг и тетрадей, когда из комнаты вышла мать Марины. Она была обескуражена и расстроена до того, что не могла подобрать слова.— Я прямо не знаю, Олежек, что с Мариной. Она прямо сама не своя. Говорит, как в бреду. Я даже лоб пощупала.— Что она сказала? — Олег после принятого решения был спокоен.— Сказала, что голова болит. Олежек, ты же сам понимаешь.— Понимаю. Я зайду к ней? Можно?Он поднялся, держа в руке папку с бумагами.— Ну, я прямо и не знаю.— Постойте, я один войду, — Олег пошел к двери. Характер у него выработался твердый, и он умел добиваться своего. — Я не долго.И он решительно и быстро открыл дверь. Женщина замешкалась, и дверь прямо перед ней закрылась, почти захлопнулась. Олег сделал шаг и остановился. Комната была небольшая и удлиненная. Прямо перед ним, возле окна, драпированного тюлевыми занавесками, стоял письменный стол с аккуратной стопкой книг и тетрадей, украшенный парой стилизованных вятских игрушек. Справа стоял гардероб и широкая деревянная кровать с тумбочкой.На кровати, прямо на покрывале, сдвинув к стене голубого плюшевого слона, лежала Марина. Олег увидел только ее спину в розовой футболке и изгиб бедра, обтянутого синими шортами.— Мама, скажи, что меня нет дома. Выгони его, мама, — заговорила Марина в подушку, повернулась, приподнимаясь на локте и, увидев Олега, вскрикнула.— Зачем!— Я ненадолго, Марин, — Олег пошел к ней, зная, что делает это вопреки ее воли и чувству порядочности.— Вот смотри, здесь документы на кафе…— Нет…— Пошлину я уплатил, осталось отнести квитанцию в налоговую, а потом…— Уйди, Олег.— Ну, в общем, сами разберетесь. Прощай.Олег повернулся и пошел к двери…— Олег…Его позвали слишком поздно, когда он был уже в прихожей, и не услышал, или не пожелал услышать. Марина поднялась с постели, потом медленно встала и пошла к окну, дергая за шнурок. Тюль раздвинулся, и с высоты второго этажа она увидела, как из-под козырька появился Олег, держа за ремень сумку. Он, не оглядываясь, быстро пошел по дорожке, сворачивая к выходу со двора.В дверь тихо стучали и скребли, Марина молчала, и мать, боготворившая ее, боялась войти. А девушка бесшумно плакала, глядя на пестрый от ярких песочниц двор.Никитин вышел из управления. Он сдал машину на профилактический ремонт и вынужден был идти пешком до метро. От газетного киоска навстречу отделилась фигура, и Никитин удивленно остановился, узнав Олега.— Привет, старик, — сказал он. — Что-то случилось? Почему не дома? Или уроки не задали.— Я ухожу из МГУ.— Уходишь? Почему?— Так надо. Скажи, дядя Кость, у меня есть реальные шансы устроиться на работу?— Ты о чем, Олег? Что произошло?— Не спрашивай. Просто помоги и все. Я неплохо разбираюсь в компьютерах, сам же знаешь.— Так, это серьезно. Пошли, посидим что ли где. Ты вполне можешь жить на доход от кафе, если уж так.— У меня нет больше кафе.— Что? — Никитин остановился, как вкопанный. — Ну… Олег… На тебя наехали? Это что, снова началось в Москве? Ну-ка, рассказывай.— Наехали, дядя Костя. Наше прошлое наехало. Оно бывает страшнее всего.— Какое прошлое? Олег? Да что с тобой?— Я знал, дядя Костя, я все знал, даже тогда. Обвинять некого. Я сам во всем виноват.— В чем ты виноват? Ладно, Олег, сейчас ты возбужден, пошли.Больше не говоря ни слова, они дошли до ближайшего кафе, нашли свободный столик и сели, заказав тут же появившемуся официанту кофе и гамбургеры.— Я не хочу, — начал было Олег.— Ты хочешь, чтобы на нас все оглядывались.И тогда Олег махнул рукой.— Что произошло?— Я оформил на кафе дарственную. Я и не знал, какое это дорогое удовольствие — дарить. Так что мой счет в банке практически закрыт.— Рассказывай, Олег, рассказывай. Тебе угрожали? Кто вымогатель?— Могу поспорить, что ты не сможешь посадить этого человека.— Это мы еще поглядим. Кто он?— Я сам. Сделка совершена по моей инициативе и активном содействии.— Олег… Ну…— Дядя Костя, только не смейся надо мной, ладно?— Какой уж тут смех.— Я просто узнал, как оно мне досталось, это кафе.— Ну, Олег…— Ты же юрист, дядя Костя. А юристы могут дать этому точное определение. Рэкет. На нем кровь, дядя Костя, и даже хуже, чем кровь.Никитин молчал долго, потом пришел официант, принес заказ, и он, чтобы скрыть растерянность, взялся за чашку, отхлебывая кофе.— Ну, Олег, — наконец вымолвил он. — Вообще-то, ты, конечное, прав, — он мямлил, подбирая слова.— Вот и хорошо, что ты понял меня, дядя Костя. Я знал, что ты меня поймешь. А Андрей бы не понял.— Я-то пойму, Олег, только что теперь будешь делать ты? Что там у тебя в университете?— Эта девушка учится там же, со мной. Сам понимаешь, мне теперь будет неудобно… Ей не захочется.Олег опустил голову, поворачивая чашку в блюдце.— Она… это… твоя девушка, Олег? Ты никогда про нее не рассказывал. Это Марина Золотарева?— Ты знаешь ее?— Я же следователь, Олег. Три года назад мы пытались уговорить ее отца подать заявление о вымогательстве. Но он был запуган.— Запуган Андреем.— Не только. Андрей был только исполнителем. Кстати, самому Золотареву кафе досталось тоже не совсем честно. Это тоже была одна из причин, почему он не подал заявление. Он сам виноват в том, что на него наехала братва.— У вас обширная информация.— Не стоит прикалываться. Прежде чем на что-то решиться, тебе следовало посоветоваться со мной.— Я решил все сам. Не будем больше об этом. Помоги мне с работой.— Ты должен закончить образование.— Я уже образовался.— Кроме МГУ есть другие институты. Хотя бы заочный юридический в Старокирпичном. У нас ребята там учатся.— Наверное, нужно сначала работу найти.— Я сделаю тебе справку от нас. А работу… Посмотрим. Я и сам не хочу, чтобы ты без дела болтался.— Что, дурные гены вылезут, да?— Чушь какая, — Никитин с облегчением откусил первый кусок от гамбургера.— А как же, такой братец.— Оставь Андрея в покое. Парень больше запутался, чем испорчен. Ешь давай, да домой пойдем.Олег лениво откусил кусок. Из его кармана раздались звуки полонеза Агинского. Достав мобильный телефон, он включил его, дождался связи и прижал аппарат к уху.— Да.— Прости меня, Олег. Я не права. Мне жаль, что так получилось, — голос Марины был далекий и тихий.Олег помолчал, потом тихо проговорил.— Мне тоже.— Я не могу принять этого.— Тогда выкинь.— Ты о чем?— Обо всем. Я устал от этого. Извини.Олег отключился. Теперь зазвонил простой трелью телефон Никитина.— Кому это мы оба понадобились, — Никитин, дожевывая, достал свой телефон. — Слушаю. Здесь, рядом. Хорошо, — отключившись и убрав телефон, Никитин посмотрел на Олега. — Вот что, иди-ка домой один. Мне нужно вернуться на работу.— Что-то случилось?— У меня всегда что-то случается.— Обо мне подумаешь?— Я поговорю с Колесниковым. Надеюсь, он мне на откажет.— Спасибо, дядя Костя.— Да не за что. Только учебу не бросай.— Не брошу. Без образования с одной рукой не проживешь.— Правильно мыслишь. А кто звонил? Марина?— Ничего не скроешь от органов.— Это правда. Двинули?— Двинули.Домой Олег вернулся повеселевшим, на радостях отремонтировал девочкам компьютер, а Андрюшке — робота и, с удовольствием поужинав, лег спать, так и не дождавшись Никитина.А утром им позвонили из управления и сказали, что тот попал в аварию и находится в Институте Склифосовского. Олег с Ольгой, испуганные, поехали туда. К счастью, у Никитина был только сильный ушиб грудной клетки. И через пять дней его выписали. Все это время Олег в университет не ходил, Ольге сказал, что переводится на заочное отделение.А в первый же день, когда Никитин был дома, к нему пришел сам Золотарев. Олег слегка побледнел, увидев его в прихожей.— Ну, здравствуй, — мужчина протянул ему руку. — Вот значит ты каков… фрукт.Ольга, выступив вперед, хотела было вмешаться.— Сестра, что ли? — проговорил Золотарев, обстоятельно оглядывая ее. — Здравствуйте. Вообще-то, у нас как бы мужской разговор.— Да вы входите, — Ольга показала рукой на гостиную.Никитин поневоле усмехнулся, глядя, как кураж сходит с незваного гостя, уступая место растерянности и смущению.— Да ладно, госпожа Коренева, или кто вы сейчас по мужу будете. Вы не обижайтесь. Не я один сейчас такой грубый. Просто все так обернулось.— Да вы садитесь. Я кофе принесу.— Вот это добре. Только чего-нибудь покрепче у вас не найдётся?— Не найдётся. Извините.— Какие-то вы прямо не наши, не русская у вас душа. Хорошо хоть я со своим запасом, — Золотарев достал из кармана пиджака пол литровую бутылку. — Держи, хозяйка. Накрывай стол.Ольга посмотрела на Никитина. Тот слегка кивнул и проговорил, глядя на Золотарева.— Проходите, садитесь.— Только вы вот что, хозяева, давайте поговорим сперва на трезвую голову, обсудим, а потом и обмоем наше общее решение.Никитин посмотрел на Олега. Тот стоял с опущенной головой и смотрел в покрытый ковровой дорожкой, пол.— Садитесь, — Никитин пропустил вперед гостя, обнял за плечи Олега, его уже переросшего, и с ним последовал в комнату, довёл парня до дивана, нажал на плечи, усаживая и сел рядом.Золотарев с высоты своего роста плюхнулся в кресло, утонув в его уюте, и рывком вырвался, опершись на подлокотники.— Ты это что, парень, посватал девочку и — в кусты? Отступного нам кинул? Нет, парень, так дело у нас не пойдет. Мы это, знаешь, что о тебе ведь подумать можем?— А вы поконкретней не могли бы? — Никитин посмотрел на него, оценивая его напор.— Могу. Я все могу. Вас, кстати, как величать? Типа: имя, отчество?— Ну, типа не знаю, а звать меня Константин Григорьевич. Да мы с вами знакомы, Федор Матвеевич.— Это откуда же?— Я следователь прокуратуры, Никитин, помните? Три года назад…— Вон оно что. Не признал. Живы, значит. А я слышал, вас кокнули.— Да нет, ошибочная информация.— Не знаю, не знаю. Не мне вам желать смерти. Следователь, значит. Значит, вы знаете. То есть, помните. То есть…— Я все помню, Федор Матвеевич.— Так вот. Я вот, по глупости… Ну, не враз. Выпить бы.Ольга внесла бутылку водки, две рюмки и тарелку с резаной кружочками копченой колбасой, поставила все на журнальный столик, снова ушла и принесла в двух тарелках хлеб и соленые огурцы.— А что с нами не выпьешь, хозяйка? — спросил Золотарев.— Я не пью.— Сейчас все не пьют из мелкой посуды.Никитин пересел с дивана во второе кресло.— Давай, паренек, — посмотрел на Олега гость. — Бери вон табуретку, — он показал на пуфик, — и присаживайся ближе.Никитин посмотрел на юношу.— Будешь?— Нет. Спасибо, — Олег ответил поспешно.— Что так? — спросил Золотарев с интересом.— И без того дури много.— Хм. Ну раз так, как хочешь.Никитин поставил в ряд две рюмки и налил водки: себе только половину.— Что, трезвенники все сплошные?— Да. Выпьем за взаимопонимание?— Вот это конкретно. Выпьем. И чтобы все у нас сладилось.Никитин выпил молча, с отвращением, потом быстро взял кружочек огурца и начал торопливо жевать, чтобы перебить горечь.— Вот и славно, — Золотарев опрокинул рюмку в рот одним махом, протер пальцами губы и неторопливо стал жевать колбасу. — Как пробирает, отрава. Прямо в жилах горит.— Да, крепкая.— Вот именно. И идет легко. Умеют же делать. Так значит вот что, сват, дело у меня, значит, такое. Твой-то, кто он тебе приходится?— Братишка.— Пусть так. Ты послушай лучше. Я вот с дуру рассказал ему, что дочку мою, значит, Маришку, изнасиловали тогда, помнишь, что ли? В 2003 году. В декабре.— Я помню…— Вот так. Ляпнул я, а парень-то с гнильцой оказался, и в кусты. Бросил ей подачку в виде кафешки нашей и слинял. Вот, типа, какой я герой.Олег весь подался к ним и тут же откинулся назад.— А дочка моя так заболела даже, как переживает. За что, за что, скажи мне, такое? — Золотарев подался к Никитину. — Скажи, чем мы провинились?— Вы не правы, Федор Матвеевич, — заговорил наконец, слегка покраснев, Никитин. Он очень старался не поддаться хмельной резкости. — Ваша дочь чудесная девочка. И очень мужественная.— Да какого мужества тут хватит? Привела домой жениха, а тут такое. Она же долго и с парнями встречаться не могла из-за этого случая. А тут встретила, полюбила, а я ей всю жизнь, типа, испортил. Что же мне сейчас делать, по-вашему? В петлю лезть?Никитин посмотрел на Олега. Тот не двигался, низко склонив голову к полу.— Значит, так вот, сынок, пока все хорошо, ты, типа, это, жених, значит. Конечно, у меня фирма своя, успешный бизнес, дочка единственная, значит — жилплощадь, и все хорошо, да? А как узнал про нашу беду, типа, и в кусты от нас, правильно? Так значит? Моя Маришенька, кровиночка моя, уже и не про вас? Да сам-то ты, сынок, тоже, типа того, с брачком, — Золотарев жевал, усердно налегая на колбасу.— Знаете что, Федор Матвеевич, — начал Никитин поспешно. — Давайте все обсудим спокойно.— Я вот этого и хочу… Я…— Зачем вы пришли?— То есть как? Так ведь… Дочка моя… это… плачет все.— Это понятно. Какая у вас была конкретная цель?— Да это, конкретной-то цели у меня и не было. Я так пришел, в глаза ему посмотреть. Кстати, кафешку мы и вернуть можем, не нуждаемся в подачках. Просто, обида у нас всех на него, вот что. Дочка-то у меня единственная. Как солнышко.— Это понятно. У самого вон два солнышка таких растут, сынишка — третье, да вот он, Олег — звезда первой величины.— Да, семья не маленькая. Особенно для Москвы.— Ну да.— Вы вот что, мужики, обсудите тут все без меня, покрутите, типа, со всех сторон. А потом придете к нам домой и все расскажите. Договорились?— Хорошо.— Он вот, Олег, значит, знает, где мы живем. И вот я вам что скажу. Не дело это, девушку так бросать, особенно из-за ее беды. Вот так.Он поднялся, тяжело, как с грузом и пошел к выходу, уже не глядя на хозяев. Никитин, к которому вернулся его обычный цвет лица, быстро догнал его, чтобы закрыть дверь.— Ты это, слышь, телефон мой запиши, — сказал ему Золотарев, собираясь обуваться.Никитин взял с полки шкафа свой мобильный телефон и включил его.— Скиньте дозвон.Золотарев достал из кармана пиджака свой телефон и приготовился набирать.— Говори свой.Никитин продиктовал номер, повторил и стал ждать, когда высветится сигнал вызова.— Все готово. Этот?— Да, он. Значит все, утрясли? — спросил Золотарев, когда Никитин выключил и убрал телефон.— Это не мне решать.Золотарев посмотрел на дверь гостиной.— Ты же, как старший, уж повлияй. Стал бы я бегать за ним, кабы другие были. А то ведь никого. Нам, конечно же не к спеху, только дальше хуже. Я вон нашел в фирме одного, вроде ничего парень: и с виду, и рост есть А у него там гражданский брак обнаружился. Твой-то в этом плане не слабый? Типа юбочник?— Вроде нет.— Что, не больно общаетесь?— Он уже взрослый. Но мы ладим прекрасно.— Понятно. Пока, что ли?— Пока.— Рад был познакомиться.И он ушел. А Никитин, вернувшись, сел на диван, рядом с Олегом, который продолжал сидеть в той же позе.— Ну, что скажешь? — спросил он, хлопая парня по колену.В комнату вошла Ольга.— Ушел уже?— Ушел.— Какое счастье. Убирать?Никитин кивнул. Ольга взяла тарелки и бутылку, и вышла, оставив мужчин одних. В дверь, тем временем позвонили, и она пошла открывать девочкам, вернувшимся из школы.— И что теперь делать? — Никитин заглянул Олегу в глаза. — Девочка ни в чем не виновата.— Никто никого и не обвиняет.— А что же тогда? В чем проблема?— Я и сам не знаю.— Любишь ее?Олег опустил голову еще ниже.— А если любишь, то женись и не рассуждай много.Олег приподнял голову и посмотрел на него долгим взглядом.— Или любовь прошла? А? Узнал все, и лопнула жилка?Олег опустил голову.— Только я тебе вот что скажу, если ты из-за насилия…— Нет, конечно. Я просто подумал: если это Андрей, она больше на захочет меня видеть, — Олег говорил в пол, почти бубнил.— Она хочет, как я понял. Любит тебя девушка, а любовь так просто не переступить.Олег продолжал молчать, стараясь разобраться в себе. Он встречался с Мариной просто так, и основная причина была в том, что им было по путь добираться домой. Олег знал о своей ущербности, Марина знала о своей. Заранее можно было сказать, что у них ничего серьезного не получится. Они просто дружили, и домой-то его Марина пригласила, чтобы успокоить мать, которой уже знакомые не раз говорили, что видели ее дочь с каким-то парнем.Но все обернулось по-другому. К дружеским чувствам Олега примешалась жалость. И еще долг. За брата.— Я женюсь на ней, дядя Костя, — тихо проговорил он, взвешивая слова, как никогда в жизни. — Если только она согласится.— Так ты рассказал ей про Андрея?— Да.— Видно, родителям она это не пересказала. Да. Видишь, как все обернулось.— Плохо обернулось, дядя Костя.— Да, не весело. Давай-ка заканчивать скорее все неприятное. Глядишь, жизнь и наладится.— Хорошо бы.— Так что не тяни. Если любишь ее, женись. Девушка она, кажется, хорошая.— Хорошая.— Нравится тебе?— Больше, чем я ей.— Что так?— Да кому я нужен с одной рукой.— Зря ты так думаешь, Олег. Если девушка умная, у нее другое мерило в жизни, а дура, думаю, тебе не нужна.— Тошно мне, дядя Костя.— Тогда откажись, — Никитин тепло, по-отцовски, обнял парня за плечи.— Я просто возненавижу себя за это, дядя Костя. Это будет уже настоящей подлостью.— Да нет. Жизнь, понимаешь, Олег, она твоя и только твоя. Если ты совершишь этот шаг по принуждению, хотя бы и своему собственному, ты испортишь жизнь и себе и своей девушке. Поверь, никому от этого легче не станет.— Интересно, а ей что бы ты говорил, если бы она была твоя? А?— Наверное то же самое. Только с ее позиции. Жизнь — это не вклад в банке. Ее на другого не переоформишь, не подаришь и не снимешь.Олег согласно кивнул, но ответил обратное.— Я женюсь на ней. Если она согласится.— Тогда давай, расскажем все Ольге. Как ты думаешь?Олег посмотрел на него, повернувшись.— Давай. Как хорошо, что вы у меня есть.— А ты есть у нас.— Это и есть взаимопонимание?— Наверное. Думаю, что — да.Никитин позвонил Золотареву на следующий день и договорился о встрече. Федор Матвеевич обещал вернуться домой к пяти и ждать гостей. Никитин с женой и с Олегом обещал прийти к ним в половине шестого.Золотарев позвонил тут же жене домой и велел приготовиться к встрече. Та, обрадовавшись,