– Как она могла зажечь эту сигарету, о которой ты говоришь, Джулиус? – спросил профессор Пикок. – Я тоже задался этим вопросом как раз в тот момент, а еще спросил себя, где она держала пачку. Но потом выглянул наружу через стекло в двери и увидел мужчину, который ждал в машине и смотрел на нас – крупный мужчина с большими, широкими плечами и сильными ручищами. Одна рука лежала на спинке сиденья справа – вы знаете, как это бывает у мужчин, когда они за рулем, – и мне бросилось в глаза, до чего она мускулистая. Пока я наблюдал за ним, женщина закончила свои дела с мистером Тилли, прошла мимо меня и села в машину. – Мне кажется, джентльмен позволил бы этой бедной леди остаться в машине и сам пошел бы за лекарством, – заметила тетя Оливия. – Меня это тоже поразило, но не было времени поразмыслить, потому что Мистер Т. за моей спиной спросил, завтракал ли я уже. Я сказал, что нет, и объяснил, что недавно сошел с поезда и искал какое-нибудь заведение, когда заметил, что аптека уже открыта. «Тогда, пожалуйста, позвольте мне вас угостить», – сказал аптекарь, и мы заперли заведение, прошли пару кварталов по Мейн-стрит до места, которое называлось кафе «Синяя птица» (распространенное название), и заняли отдельную кабинку. Было ясно, что он намерен заплатить, и так как мои деньги заканчивались после всех путешествий, я заказал себе хороший завтрак – блины с ветчиной и стакан молока. Мистер Т. позволил мне выбирать первым, а потом попросил перевернутую глазунью из двух яиц, булочки, сосиску и, кажется, тарелку маисовой каши. И кофе. Естественно, я не придал этому особого значения. «Итак, – сказал он, – вы ищете работу». Я подтвердил. «Помощник мне бы пригодился, – продолжил Мистер Т. и назвал цифру. Не скажу, какая была сумма, но она примерно в два раза превосходила мои надежды. – У вас здесь есть где остановиться?» Я сказал ему, что нет – я просто приехал, никого не зная. «Я живу один. Моя супруга умерла несколько лет назад, и я больше не женился. Вы могли бы остаться у меня, если готовы взять на себя определенную часть холостяцких хлопот по дому. Я не смогу обеспечить вас питанием, но освобождаю от платы за комнату, и еще буду рад вашему обществу». Естественно, я поблагодарил его и согласился. Как раз в этот момент хозяйка кафе – я познакомился с ней немного позже, это была грузная дама с золотым передним зубом, ее дочь работала школьной учительницей; звали хозяйку миссис Баум – принесла наш завтрак. Только я взял вилку и собрался приступить к еде, как Мистер Т. коснулся моей руки и вынудил замереть. Мне не доводилось видеть таких длинных пальцев, как у него – и, хотите верьте, хотите нет, они были холодными, как кусочки льда. «Мистер Смарт», – проговорил он. Я сказал: «Да, мистер Тилли», быстро и вежливо, как будто меня попросили передать хинин. «Мистер Смарт, – повторил аптекарь, – меня время от времени беспокоят расстройства пищеварения. Скажите, вы когда-нибудь сталкивались с подобной проблемой?» Я ответил, что нет. «Значит, вы счастливый человек. У вас всегда хороший аппетит?» «Да, всегда». Он глубоко вздохнул. «О себе, увы, не могу сказать то же самое. Мистер Смарт, не могли бы вы оказать мне большую услугу?» Я, конечно, заверил его, что непременно окажу, если это в моих силах. «Позвольте обменяться с вами завтраками. Я сильно истощен, как вы, без сомнения, уже заметили, и все же очень часто, когда готовлюсь к трапезе, меня охватывает ужасное отвращение при мысли о пище. Прямо сейчас я ощущаю, что совершенно не могу прикоснуться к завтраку, который заказал, в то время как ваш собственный кажется мне довольно аппетитным. Вы готовы поменяться? Не возражаете против яичницы?» Так и вышло, что я отдал ему свои блинчики и ветчину, а он мне – яичницу, булочки и прочее, и даже взял мое молоко и передал мне свой кофе. И после этого мы приступили к еде. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что голоден. Я не ел со вчерашнего обеда и лег спать без ужина, чтобы сэкономить деньги, которых, как я уже сказал, осталось не так уж много. Но едва я начал, как Мистер Т. уже закончил, и он подчистил все без остатка, за исключением кое-чего. Итак, здесь собрались несколько умных мужчин – даже преподаватель колледжа – и две проницательные дамы, а я заметил, что проницательная дама превзойдет любого мужчину, так уж повелось со времен Адама. Может ли кто-нибудь из вас сказать мне, что именно Мистер Т. не съел? – Давайте посмотрим, смогу ли я вспомнить, что вы заказали, – сказал Стюарт Блейн. – Блины с ветчиной, не так ли? – И стакан молока, – добавила Элеонора Болд. Улыбка тети Оливии каким-то образом была одновременно очаровательной и высокомерной. – Ничего сложного, мистер Смарт. Конечно, речь про ветчину. – А я думаю, молоко, – встрял мистер Макафи. – Многие люди его не переваривают, знаете ли. Стюарт Блейн покачал головой. – Блины. – Стюарт, дорогой, – сказала тетя, – это же совершенно очевидно – не так ли, Элеонора? В нашей стране можно встретить два больших отклонения в области пищи: ортодоксальный иудаизм и вегетарианство. И мистер Тилли из рассказа мистера Смарта не стал бы есть ветчину, к какой бы группе ни принадлежал. Блейн все еще не соглашался. – Ви, Джулиус намерен нас удивить, и поэтому я не сомневаюсь, что не съеденное блюдо было одним из главных в трапезе. – Кроме того, – заметила Элеонора Болд, – он сказал, что этот аптекарь закончил есть, едва начав. Я поддерживаю Стюарта. Блины. – Я не отвечу прямо сейчас, потому что вы не поймете, в чем смысл. Позже все изменится, тогда и объясню. Так или иначе, Мистер Т. подождал, пока я закончу, потом заплатил за нас обоих, и мы вернулись в его заведение. Он показал мне, где что находится, и чем больше я смотрел, тем больше приходил к мысли, что по чистой случайности попал в одну из лучших аптек во всей стране, так как у него было почти все, о чем я когда-либо слышал во время учебы, и многое, о чем мне слышать не доводилось. И я уже достаточно изведал об этом бизнесе, чтобы знать, что во многих аптеках не держат на складе более редкие препараты – только заказывают, если какой-нибудь врач поблизости начинает их выписывать. Примерно через полчаса Мистер Т. спросил, достаточно ли хорошо я освоился, чтобы поработать без него. Я сказал, что вполне, и он заявил, что в таком случае идет домой, а мне надлежало закрыться в восемь и тоже прийти туда – он обещал показать, где выделит мне место для ночлега. Мистер Т. написал адрес на клочке бумаги и дал указания, как туда добраться; это было всего в пяти кварталах. Примерно через час, убедившись, что он ушел по каким-то своим делам, я ненадолго закрыл аптеку – он дал мне ключи, чтобы я мог запирать дверь на ночь, – и отправился на железнодорожную станцию забрать свой саквояж, который оставил там и о котором беспокоился. После этого я не покидал заведение. Клиентов было немного, и я заметил, что они не спрашивали о Мистере Т., хотя явно удивлялись, обнаружив меня вместо него. Один все-таки поинтересовался, не выкупил ли я дело, но когда я сказал «нет», на этом все и закончилось – он просто замолчал. Мало-помалу наступило время обеда, и я подумал о том, чтобы закрыть аптеку и опять пойти в кафе – яичница и сосиски были хороши, – но вспомнил, что уже выходил за сумкой, и решил остаться до ужина, а там уж поесть как следует. Было около шести часов, когда Мистер Т. вернулся – не в белом халате, как раньше, а в черном костюме с маленькой ленточкой вместо галстука, как многие одеваются в тех краях. Он спросил, ужинал ли я, и когда я ответил, что нет, поинтересовался, не хочу ли я зайти в бакалею и забрать для него кое-что, чтобы мы могли поужинать дома. Я сказал, что так и сделаю, и он дал мне десять долларов и небольшой список; и еще велел не ждать до восьми, потому что бакалея к тому времени закроется, а пойти прямо сейчас, забрать все необходимое и встретиться с ним у него дома. Он сказал, что закроет аптеку сам. Я нашел его дом быстро и без проблем, но Мистера Т. там не оказалось. В тех краях строят узкие дома из-за жары, и людям нравится, когда ветру ничто не препятствует. Некоторые узкие от фасада до задней стенки – то есть широкие, но не глубокие, если вы понимаете, о чем я; другие узкие, если смотреть на них спереди. Жилище Мистера Т. было из последних, двухэтажное, но такое тесное, что с виду казалось не больше коттеджа, хотя на самом деле уходило далеко назад. Участок, на котором стоял дом, тоже был узким, а передний двор – глубоким, с дорожкой чуть шире пары ботинок, проходящей прямо посередине и покрытой морскими ракушками вместо гравия. С одной стороны от нее росло апельсиновое дерево, с другой – лимонное. На крыльце с сетками от комаров хватало места для трех кресел; к нему вело восемь-девять ступенек. Я поставил продукты на верхнюю из них и попробовал открыть дверь, но она оказалась заперта. Это меня озадачило, поскольку я уже понял, что там все было примерно так же, как и здесь – никто почти никогда не запирал двери, если только не уезжал надолго. Но та была точно заперта, и никто не ответил на мой стук. Я оставил продукты и спустился по ступенькам обратно, чтобы получше рассмотреть дом. Он был двухэтажным, как уже было сказано, и имел высокую скатную крышу с уклоном спереди назад. Над крыльцом был наклонный козырек, который заканчивался под передним окном второго этажа. Я обошел дом сзади – вы помните, он был длинный. По обе стороны увидел пришедшие в запустение клумбы и сказал себе: «Природа одержала верх над тем, что так старательно возделывала покойная бедняжка миссис Т.». Сзади стояла собачья будка, но не было никаких признаков собаки, и повсюду росла высокая трава. Я снова подошел к фасаду и посмотрел на дом, пытаясь решить, что делать дальше, как вдруг занавески на окне второго этажа шевельнулись. Поверьте мне, это было странное зрелище; как будто кто-то, стоя перед этим окном, тихонько их раздвинул – вы знаете, как это бывает, – чтобы выглянуть наружу. Только лица я не увидел. – Это история о привидениях, мистер Смарт? – спросил Стюарт Блейн. – Полагаю, да. – Жаль, что с нами нет моей невестки! – воскликнула тетя. – Она разбирается в привидениях – все знает про оживших покойников, полтергейсте и бог знает о чем еще. Ден качает головой. Ден думает, что это была собака. – Сунь-Сунь тоже так думает, – сказал я с видом мудреца. На самом деле Сунь-Сунь спал. – Что ж, поверьте, я был озадачен. Воздух совсем не двигался – да это и не было похоже на ветер. Я снова поднялся на крыльцо и постучал, но никто не вышел. Потом я услышал шаги на тропинке из ракушек – я как раз подслушивал у двери, не ходит ли кто-нибудь внутри, – повернулся и увидел, что идет Мистер Т. Он достал ключ и открыл замок, ничего не сказав, и я отдал ему сдачу с тех денег, которые он мне выдал, и квитанцию от бакалейщика, подтверждающую, что все в порядке; затем отнес продукты на кухню и начал выкладывать на стол. Там царил форменный бардак, было очень грязно, но до того, как перейти к этой части рассказа, давайте-ка я немного опишу вам устройство дома… Он был построен для прохлады, как уже было сказано. Гостиная, столовая и кухня, все большие комнаты, занимали нижний этаж и тянулись от стены до стены, так что, кроме столовой, имели окна с трех сторон. Все они были примерно в два раза больше в глубину, чем в ширину. В углу гостиной располагалась парадная лестница, под которой устроили чулан для одежды, а в углу кухни – задняя лестница, под которой, да простят меня дамы, находилась небольшая уборная. Кухня, как вы помните, оказалась в ужасном беспорядке: повсюду валялись грязные тарелки и испорченная еда, и нашлась даже пара блюд, которые стояли нетронутыми, пока не покрылись плесенью. Я посмотрел на них и сказал себе: «Знаю, что тут приключилось, – Мистер Т. приготовил себе еду, а потом его желудок начал чудить, и он не прикоснулся к приготовленному». Как бы то ни было, я сразу же приступил к уборке, и когда вошел Мистер Т., сказал ему, что ужин будет примерно через час, так как сперва хотелось бы немного прибраться. Он спросил, не возражаю ли я против компании во время работы, и когда я ответил, что нет, принес книгу и сел в угол, чтобы читать и наблюдать за мной. Я вымыл посуду и выбросил кучу испорченной еды, не переставая думать о том, как шевельнулась занавеска, когда никто не выглянул, и еще о женщине без рук. Я все время прислушивался к звукам наверху, но их не было. Наконец спросил Мистера Т., живет ли он в одиночестве. Он ответил, что да, и я уточнил, нет ли у него кошки или собаки – мне пришло в голову, что кошка или собака, гуляющая под окном, могла бы заставить занавеску пошевелиться, хотя мне в это и не верилось. Он сказал, что нет, ему не везет с животными, но не сказал, в каком смысле. Я приготовил нам простой ужин из еды, которую принес: рагу из тушеной говядины и консервированных помидоров, кажется, а потом кофе и апельсины. Просто обычные апельсины с дерева, а не апельсиновый салат или что-то в этом роде. Я купил их, потому что они были дешевыми, а не привезенными издалека. Я заметил, что Мистер Т. не солил и не перчил еду и пил кофе без сахара. Он ел медленно и жевал так долго, что еда должна была утратить вкус, но при этом ел много. Когда мы покончили с рагу и помидорами, я достал апельсины в миске, поставил их на стол и начал чистить один пальцами. Мистер Т. с минуту смотрел на меня, потом заулыбался, и, когда я почти закончил очищать свой плод от того странного белого вещества, что находится внутри, мой наниматель уже чуть ли не смеялся. «Смарт, – сказал он, – не окажете ли вы мне услугу?» Естественно, я сказал, что окажу. «Передняя спальня наверху – моя. Загляните в верхний левый ящик самого большого белого шкафа – я думаю, вы сумеете разыскать там несколько шприцев для подкожных инъекций и несколько игл; принесите мне, пожалуйста, шприц на десять кубиков и тонкую иглу». Я сказал: «Сейчас», прошел в гостиную и поднялся по лестнице. Передняя спальня была почти такой же большой, как гостиная, и примерно половина ее была оборудована под фармацевтическую лабораторию, с обычным рабочим столом, полками и эмалированными шкафами для хранения препаратов и оборудования. Разумеется, я подошел к переднему окну, но оно оказалось совершенно обычным. Длинные занавески свисали почти до пола. Я взял шприц и иглу, как мне велели, немного привел в порядок свою внешность, заглянув в зеркало туалетного столика (работа на кухне несколько утомила меня, а хотелось выглядеть опрятно), и отнес их вниз. Мистер Т. вставил иглу в шприц и наполнил его водой из стакана, который я налил ему, когда накрывал на стол. Я заметил, что трогал иглу, и потому шприц в таком виде использовать нельзя – его надо стерилизовать, а воду вскипятить, если нет дистиллированной. Он рассмеялся и сказал, что пациент не возражает, после чего взял апельсин из миски и ввел в него около половины кубика. «Смотрите», – сказал Мистер Т. и показал мне место, откуда вытащил иглу. Там была капелька сока, и он ее вытер. Я не мог понять, что именно он демонстрирует, поэтому рискнул заметить: «Почти ничего не видно». «Напротив, на кожице отчетливый след от укола. Бдительный наблюдатель, ищущий его при ярком свете, вряд ли такое пропустит». Он начал чистить апельсин, но через минуту остановился (у него, казалось, были проблемы с пальцами) и попросил помочь. Когда я снял кожуру, он разломал плод на части и показал мне ту, в которую попала вода; на ней был маленький волдырь. «Очевидно, не так ли? – сказал он с улыбкой. – Вы подсказали мне эту мысль, и, если вдуматься, есть другие плоды, с которыми дело обстоит схожим образом. А еще яйца. Я должен был подумать о них сам, как и об апельсинах. С яйцом, сваренным вкрутую, очень сложно что-нибудь учудить». Разумеется, я спрашивал и пытался выяснить, о чем речь, но далеко не продвинулся, и вскоре Мистер Т. рассердился. Позже я решил, что он просто привык разговаривать сам с собой, живя в одиночестве, а мои назойливые расспросы заставили его вспомнить, что рядом чужак, – отвечать он не хотел, и довольно скоро мы отправились спать. Ночь была, вы уж мне поверьте, незабываемая. Вспомните: утром, приехав в город, я был на мели, без работы и даже не помышлял о том, чтобы ее получить. Теперь же устроился, и платили гораздо больше, чем я когда-либо надеялся получить, к тому же был уверен, даже в тот момент, что Мистер Т. – удивительный человек, фармацевт, у которого я смогу многому научиться. В то же время я думал о той женщине с торчащими из плеч кистями, которая прятала деньги в волосах, и об апельсине. Честное слово, я, должно быть, целый час размышлял об апельсине, прежде чем наконец заснул, и, что еще хуже, когда почти отправился в страну снов, в окно моей комнаты начала светить большая желтая луна, вылитый апельсин. Возможно, вы не поверите, но я все еще размышляю об апельсинах перед сном, и у меня есть по этому поводу идеи, которые однажды могут все изменить. По-моему, я не рассказывал о расположении верхних комнат. Наверху было три спальни, точно так же, как и три комнаты внизу, а еще небольшой коридор, куда вели лестницы из гостиной и кухни. Он располагался с южной стороны дома и не тянулся во всю длину; просто в одном его конце была спальня Мистера Т., передняя, а в другом – моя, задняя. Дверь сбоку вела в третью спальню в северной части дома, если вы еще не запутались. Перед тем, как мы отправились спать, Мистер Т. объяснил, что там у него хранятся кое-какие вещи, которые он не хочет убирать ради меня, – и в любом случае, в той спальне жарче, чем в других комнатах, потому что окна только с одной стороны. Заднюю спальню отвели мне. Должен заметить, она была обставлена довольно скудно, и к тому же не очень хорошей мебелью. Мистер Т. как бы извинился за это и сказал, что не рассчитывал на появление жильца. «Она принадлежала кухарке, когда была жива жена, – сказал он. – Вторая спальня – с северной стороны – принадлежала моему сыну». Я сказал, что, как понимаю, он тоже покинул этот мир, и мне очень жаль об этом слышать. «Уверен, вы думаете, что лучше бы занять ту комнату, и она должна быть обставлена как следует, – продолжил Мистер Т., – но на самом деле это не так, мистер Смарт. Я продал кровать и столик бедного Родни, когда он покинул нас. Я не мог вынести их присутствия. А сейчас комната набита хламом из аптеки, как я вам и говорил». Итак, как вы уже знаете, моя комната находилась в задней части дома, она оказалась большой и довольно милой, но в ней не было ничего, кроме высокой кровати, шаткого стула, старого комода, хромолитографии на стене – кажется, это был «Загнанный олень»[50] – и меня. И да, я задремал, глядя на желтую луну и думая об апельсине Мистера Т., а потом проснулся.