– Нет вроде. Даже здоровается иногда. – А вообще у вас тут столько солидных людей обитает, что не знаешь даже, кого и подозревать. А ведь убийца точно отсюда. Да, я что приехал-то! – вспомнил Егоров. – Мне для приобщения к делу надо изъять записи с ваших камер на день убийства и за день до того. – Я сама такие вещи не решаю. Вы дождитесь Михеева, сейчас только он может вам помочь. – Записи нужны и с камеры подземного паркинга, – продолжил следователь. – А еще на всякий случай хочу проверить – у кого из жильцов есть долги по коммунальным платежам. – А разве за это убивают? – не поверила Елизавета Петровна. – Ведь вы сами сказали, что здесь живут… Она не успела договорить, как раздались сигналы переговорного устройства. На экране монитора был виден молодой человек, у ног которого стояли два больших чемодана. – Вы к кому? – спросила Сухомлинова. – Я – Дмитрий Тарасевич. – В самый раз, – обрадовался майор юстиции, – у меня к нему тоже вопросы. Сын Тарасевича вошел внутрь, поставил чемоданы у своих ног и заглянул в окошко. Один из чемоданов опрокинулся на пол, и по тому, как он упал без стука, можно было догадаться, что оба чемоданы пустые. – Как бы мне в квартиру попасть? – поинтересовался он. Сухомлинова достала из шкафчика с дубликатами ключ и, протягивая его, сказала, что это она ему звонила. – А я – следователь Егоров, – тут же представился майор юстиции. – Веду это дело, и у меня к вам несколько вопросов. – Я с дороги устал. В другой раз как-нибудь. – Другого раза может и не быть. Вы же сами заинтересованы в скорейшем поиске убийцы. Да я и не задержу вас надолго и даже к вам подниматься не буду. Прямо здесь вы ответите на мои вопросы, а… Майор юстиции посмотрел на Сухомлинову: – Вы не могли бы в интересах следствия покинуть нас минут на десять-пятнадцать? На крылечке постойте, что ли. Пришлось выходить и стоять какое-то время перед входом. Почти следом за ней на крыльце появилась помощница депутата Тамара Баранова, в коротеньком кожаном плащике, из-под которого не было видно юбки. Она покосилась на консьержку, осторожно на высоченных шпильках спустилась по ступенькам и остановилась шагах в пяти, словно дожидаясь кого-то. Затем дверь открылась, из дома быстро вышел Худайбергенов в спортивной куртке, которая плотно облегала его мощный торс. Он подхватил Баранову под руку и потащил в сторону. – Я же сказал, что не сегодня, – долетел до Сухомлиновой его раздраженный голос, – все документы у меня в офисе. Да и то там немного. Через три дня еще получу, если… Они свернули в подземный паркинг. Начал накрапывать дождик. Елизавета Петровна посмотрела на часы: десять минут уже истекли. Она вернулась в дом. В скворечнике майор юстиции внимательно слушал, а сын Тарасевича раздраженно говорил: – Еще раз повторяю: нет у нас никаких родственников. У отца под Ростовом была двоюродная сестра, с которой он не общался лет тридцать. Она никак не может претендовать на наследство. Да и какое там наследство: только эта квартира, картины. – Еще два счета в банках на общую сумму почти миллион рублей, автомобиль «Форд Фокус». Но вы сможете вступить в права наследования только через полгода, если не появятся другие претенденты. На машине можете ездить, но продать ее не сможете. – Но картины я могу вывезти? – Нет, – вступила в разговор Сухомлинова. – Для вывоза вам потребуется разрешение представителя Министерства культуры, но он вам его не даст, потому что картины представляют собой культурно-историческую ценность. – Но там мазня, по большому счету. Вот если бы у отца был бы Малевич или Кандинский… – И тем не менее. Дмитрий с недоверием посмотрел на нее. – Елизавета Петровна у нас искусствовед с большим опытом, – объяснил Егоров, – я сам, когда узнал, не поверил. – Если хотите продать, то я, возможно, помогу найти покупателя, – предложила Сухомлинова. – Было бы хорошо, – обрадовался сын Тарасевича, – но я ограничен по времени. Через четыре дня должен улететь. Похороню отца – и на следующий день обратно. А можно как-нибудь поскорее связаться с покупателем? Сами понимаете, похороны – дело недешевое. Елизавета Петровна достала из сумки телефон и набрала номер бывшего сокурсника. – Юрий Иванович, – сказала она, – я сейчас беседую с сыном Тарасевича. Он хочет продать все картины. – Все мне не нужны. Возьму одну. Хотя, если посмотрю на остальные… Скажите ему, что вечерком загляну, а сейчас я спешу на важную встречу. Через пять минут мне выходить. Сын Тарасевича напряженно прислушивался. Возможно, он даже слышал ответ Охотникова. – Он сказал, что возьмет? – спросил Дмитрий. – Он сказал, что посмотрит. – Сколько мне просить за все? Вы, как искусствовед, должны знать. Вы, кстати, видели эти картины? – Видела. Приблизительная их общая стоимость около двух миллионов рублей. Входная дверь открылась, и на пороге появился Михеев. Он поздоровался со следователем, потом кивнул Елизавете Петровне, а молодого человека как будто не замечал вовсе. – То есть я могу просить два миллиона? – продолжил разговор Дмитрий. – Вряд ли вам их дадут. – Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, – не удержался Михеев, – но тема настолько интересная… – Это сын Александра Витальевича, – объяснил Егоров, – он только что сейчас прилетел. Хочет продать картины, которые висят в квартире покойного отца. Вы, кстати, искусством не интересуетесь? – Я в живописи совсем ничего не понимаю. А вот квартиру, если вам она не нужна, помогу реализовать. – Через полгода? – оживился сын Тарасевича. – Ведь есть закон о наследовании. Михеев покосился на следователя, но ответил: – Все решается. Мы с вами вместе сходим к нотариусу, который ведет наследные дела, и составим договор. – А во сколько ее можно оценить? – Зайдите в мой офис, который тут же, на первом этаже, и мы обсудим. – Когда? – Да хоть сейчас. Дмитрий, подхватив пустые чемоданы, поспешил за Михеевым. – Ушлый молодой человек, – усмехнулся майор юстиции. Донесся звук раздвигающихся дверей лифта, и через несколько мгновений к скворечнику подошел Охотников. Елизавета Петровна вышла ему навстречу. – Так ты сегодня здесь целый день? – поинтересовался он, как будто не знал этого, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – А где тот, который приехал?.. – Сын Александра Витальевича? – уточнила Сухомлинова. – Он с Михеевым договаривается о продаже квартиры. – Ну ты это… – Юрий Иванович покосился на следователя. – Поговори с Михеевым, чтобы тебя скорее отпустили. А хочешь, я сам с ним побеседую. – И, не давая ей ответить, шепнул: – Но сыночка этого не упусти. Охотников вышел из дома. – Из какой он квартиры? – спросил Егоров. – Из двадцать второй, – ответила она и, опережая следующий вопрос, продолжила: – С Тарасевичем он не конфликтовал. Майор юстиции поднялся: – Ладно, поеду я. С вами кашу не сваришь. Кого он имел в виду, только ли Сухомлинову или всех жильцов этого элитного жилого комплекса? – Напоследок сделаю вам предложение, от которого, как правило, никто не отказывается, – произнес майор негромко. – Вы, как я успел заметить, женщина очень наблюдательная, с хорошей памятью, образованная, с аналитическим складом ума. Не хотите ли поработать на государство? – А что надо делать? – поинтересовалась Елизавета Петровна, начиная уже догадываться. – Делать ничего особенно не придется. Вы будете заниматься тем, чем и сейчас. Сидеть на своем посту, но стараться запоминать все, что видите и слышите. А потом передавать мне. Небескорыстно, разумеется. – Шпионить? – возмутилась Сухомлинова. Егоров поморщился: – При чем тут шпионаж. Вас же никто не заставляет родину предавать. Вы будете тайным агентом. У вас будет своя тайная жизнь. – Никогда. Я и со своей не очень тайной жизнью управиться не могу, а вы еще это мне навязываете.