Но Род нам не солгал. Как только он закончил с фотосессией, он отвез нас в Макдональдс и купил нам мороженое-рожок, затем высадил у входа в отель с пятидесятидолларовой купюрой и ключом от номера. — Спасибо, за ваше время, леди. И вашей маме-наркоманке тоже. Только не говорите ей о нашем секрете, хорошо? — спросил он, имитируя пальцами пистолет, направленный на Иззи, а затем на меня. Воображаемого выстрела было достаточно, чтобы запугать любую девочку. По крайней мере, у нас был номер в отеле на ночь и хорошая еда. Наша мама спала, отключившись голой на постели. Я прикрыла ее и выбросила с помощью ручки с логотипом отеля использованный презерватив в мусорное ведро. Иззи сняла с ее руки резинку для волос и убрала с лица темные волосы. Мама повернулась на бок. — Ммм, мои Клайды. Я люблю вас, малышки, — невнятно промычала она. И снова отключилась. Мы с Иззи никогда не говорили о нашей фотосессии. Не нужно было. Я знала, как она себя чувствовала, а она знала, как себя чувствовала я. Мы были близнецами. Чувствовали все, что чувствовала другая. Уверена, так было еще до нашего рождения. Мама говорила, что, когда она клала нас рядом, мы брались за ручки и соприкасались локтями. Так же мы поступили и сейчас, на второй кровати в номере. Мы с Иззи лежали перед телевизором, держась за руки и мысленно переживая произошедшее с нами. Мы никогда не говорили нашей маме, никогда не упоминали об этом, и я понятия не имею, что произошло с фотографиями. Предполагаю, они все еще где-то есть. Может, где-то в интернете, но я их не видела. Не хотела их видеть. Я выросла. В любом случае они не будут похожи на меня теперешнюю. * * * Я открыла глаза в темноту. Грудную клетку сдавливало, и меня охватили сильные эмоции, так, что мне захотелось плакать. Сердце болело за обеих маленьких девочек. Знаю, это произошло со мной. Знаю, что это произошло с Иззи. Но почему именно это? Почему я продолжала вспоминать вещи, от которых было больно, грустно, которые заставляли меня скучать по маме и Иззи? Почему я не могла вспомнить, кем я была? Сейчас. Не годы назад. Я встала и направилась в ванную, пытаясь осознать свое новое воспоминание, которое помнить не хотела. Мысли о сне даже не было. Не хотела. Нужно было заняться чем-то иным. Вот только я не знала чем. Я пошла на кухню и налила себе стакан яблочного сока, затем вышла на улицу. Соленый воздух наполнил мои легкие. Отойдя к дальнему углу дворика, я села на бетонный забор, любуясь прекрасным видом. Луна была яркой и отсвечивалась в глубоком море. Если бы я могла описать свое настроение, я бы описала его как эту ночь. Все замерло. Все, кроме шума далекого океана и теплого бриза. И звуков плача. Я даже не понимала, откуда взялся звук. Он родился у меня в груди и вырвался наружу. — Габриэлла, — услышала я тихий голос позади себя. Я всхлипнула и замахала головой. — Уходи, Пэкстон. Оставь меня. Если бы это было так просто. Я глубоко втягивала воздух, пока он сокращал между нами расстояние, а потом задержала дыхание. Пэкстон обнял меня сзади. — Почему ты плачешь? Я снова всхлипнула. — Ты — чертов идиот. Тебе кто-нибудь говорил об этом? Пэкстон развернул меня к себе лицом, но не из-за злости, которую я ожидала увидеть. Он держал рукой мое лицо, заставляя смотреть на него. Я послушалась, вот только не совсем его видела. Смотрела на темный силуэт, освещенный лунным светом. — Я не знаю, кто ты, черт возьми. Мне это не под силу. Я лишь хочу, чтобы все вернулось на свои места, как это было до того, как ты уехала Бог знает куда. — Ты действительно этого хочешь, Пэкстон? Хочешь, чтобы я стала тем человеком? Созданным тобой? — Это то, на что ты согласилась. У нас был договор, но теперь ты все портишь, — сказал он отчаянно. Большим пальцем он вытер слезу с моей щеки и поцеловал меня. — Мне кажется, ты меня никогда не знал. Ты ничего не знаешь обо мне. Пэкстон вздохнул и опустил голову. Скрестив руки, он посмотрел на свои босые ноги. — Так и должно было быть. У нас был договор. Я никогда не хотел тебя знать. До этого момента. — Что это значит, Пэкстон? — Иди сюда. Хочу показать тебе кое-что. Пэкстон взял меня за руку, и я пошла за ним, чувствуя себя потрясенной. Такой потерянной и сломленной. Глава 12 Пэкстон открыл дверь своего офиса, и я осмотрелась. Нет. Ничего. Ни одна вещь не казалась мне знакомой. — Сядь, — приказал он. Я села на кожаный стул Пэкстона, а он встал у меня за спиной. Каждая комната дома ожила на экране компьютера. Всё это время, с момента нашей встречи, я была под камерами. — Посмотри на перемены в себе. Эта съемка была сделана за день до аварии. Я смотрела видео, находясь в шоке и смятении. В одно мгновение я чувствовала себя оскорбленной, в другое — озадаченной. Это была я. Я была на кухне, одетая, с убранными волосами, накрашенная, на столе стоял завтрак. Часы на микроволновке показывали 6:30 и по готовящемуся кофе и темноте за окнами было ясно, что это утро. Пэкстон зашел на кухню с рабочими сапогами в руках. Поставив их на пол, он подошёл ко мне и поцеловал. Чувство злости охватило меня, когда увидела, как он держит меня за лицо и что-то говорит. Он был зол. — Я не слышу, — сказала я. Я хотела услышать это. Хотела знать, какими были мои дни. Жизнь Габриэллы Пирс до аварии. — Тебе не нужно этого слышать. Суть не в этом. Просто смотри, — сказал Пэкстон. Он снова обнял меня и перемотал запись, прежде чем включить звук. — Слушай, как ты разговариваешь с девочками, — сказал он, прокрутив видео к завтраку с Роуэн и Офелией. — Роуэн, сядь прямо. Ешь свой завтрак, — сказала я, стоя за кухонным островком. Ссора родилась на пустом месте. Офелия использовала ее салфетку, и она раскричалась. Выражение моего лица было постоянно неизменным. Оно ни разу не поменялось. Ни от счастья к печали, ни от злости к испугу. Ничего. Я была безэмоциональна. И когда Пэкстон вошел в кухню, выражение моего лица также не изменилось. Он успокоил драку в доли секунды. Обе девочки снова сели и принялись за еду. — Ты что, не могла здесь как-то помочь? — произнёс Пэкстон через динамики, его губы оказались на моих. Я повернулась и посмотрела на него через плечо. — Как я могла что-то сделать, если ты не дал мне даже времени? — спросила я. — Об этом я и говорю, Габриэлла. Смотри, — Пэкстон включил видео из другой папки. Действие происходило спустя несколько дней. Я помнила этот день. Обе девочки сидели на стульях, ели нарезанные яблоки. Офелия взяла кусочек с тарелки Роуэн и облизала его. Роуэн сделала то же самое с её яблоком, но Офелия заверещала долгим и пронзительным криком. В отличие от прошлого раза, где у меня был безжизненный взгляд, я уперлась рукой в бок и посмотрела на неё, как на обезумевшую. Пэкстон вышел из-за угла, и его реакция тоже изменилась. Злость превратилась в шок. Засунув два пальца между губ, я засвистела громче, чем она кричала. Офелия остановилась. Совершенно шокированная. — Из-за чего ты кричишь? — спросила я, скользя локтями по серому мрамору, чтобы посмотреть ей в глаза. — Она облизала мое яблоко, — заныла она. — Воу-воу-воу. А-ну, не плачь. Я не понимаю тебя, когда ты ревешь. Почему ты облизала ее яблоко, Роу-роу? — Офелия сделала это первая. Я посмотрела ей прямо в глаза, и она опустила взгляд. — Посмотри на меня, Офелия. Не опускай взгляд, когда с тобой разговаривают. Ты должна смотреть прямо в глаза. Ты выше этого. А сейчас. Ты первая облезала ее яблоко? — Она это сделала, — встряла Роуэн. — Тшш, подожди. — Я подняла палец. — Да, — призналась Офелия. — Какой кусочек? Роуэн указала на яблоко, на котором сестра оставила свои микробы. — Этот. — Возьми его, Фи, — потребовала я, указывая кивком на испорченное яблоко. Офелия взяла его и положила на свою тарелку. — Какой кусочек облизала Роуэн? Офелия указала на него, и Роуэн его забрала.