– Ай, пусти! – Тихо, манюнь. Это всего лишь я. Парень откидывает капюшон, и я вижу… Серого. – Ты?! Что тебе надо, совсем с ума сошел – ходить за мной? – Ты это… своей же хочешь стать? – шипит как-то странно, и я отхожу от него на шаг назад. – В смысле? – В коромысле! Ты ж видела, как на тебя тогда все смотрели. Доверия к тебе нет. Его покупать надо. Давай, малышка, гони лавэ в казну. Будет тебе и доверие, и защита. – Что? О чем ты, Серый? – Не будь такой глупой, Линок. Все с зарплаты отчисляют процент в казну Бакирова. Мы все под ним ходим. Ты уже тоже, так что скидывайся. Сглатываю. Кажется, теперь я понимаю, почему так много Анатолий мне заплатил. Все равно ведь часть денег вернется обратно. – Хорошо. Сколько нужно? – Девяносто пять процентов. – Что?! Ты с ума сошел, а жить мне на что? – Все так делали. Первое время сложно, а потом уже всю сумму будешь получать. Гони лавэ, малая. Меня Бакиров сам прислал. Ты же хочешь и дальше на него работать? Казну пополнять надо. Поджимаю губы. Похоже, я начинаю понимать эту систему, вот только я немного на иное рассчитывала, и теперь про покупку курсов мне придется забыть, впрочем, как и про покупку фруктов, которые я так хотела. Открываю конверт и достаю оттуда почти все. Остается только на проезд и на еду на несколько дней, чисто перебиться. – Умница. А теперь домой езжай. Темно уже. Или могу проводить, – складывая деньги в карман, усмехается Серый. – Нет, спасибо. Сама доберусь. Пряча выступившие слезы, я шлепаю по лужам к остановке. Снег растаял, мои ботинки здорово пропускают воду, делая ноги мгновенно мокрыми. Оказавшись дома, прикидываю остаток своей зарплаты. Ну… на проезд-то точно хватит, но на булочку в обеды уже нет. И на коммуналку и на курсы, конечно, тоже этого недостаточно. Ладно. Что там Серый говорил? Первое время так сложно, значит, на следующий месяц уже проще будет, наверное. *** Первая поставка проходит на ура. Дорогой металл, оборудование, стройматериалы. Работаем слаженно, и я получаю профит в десятикратном размере. Выручку делим на четверых. Тоха, Хаммер и Фил больше всех участвуют и получают от меня свой кусок пирога. Мы все настроили, а значит, пора пускать бизнес на рельсы. От усталости хочется нажраться, но я понимаю, что не время. Только не теперь, когда я должен быть собран и сосредоточен как никогда. Сука Тураев не может пережить наш успех и уже пускает ко мне своих псов, однако последний раз мы их так прижали, что они бежали от нас, от ужаса поджав кровавые хвосты. Возвращаюсь в клуб. Не был здесь несколько дней. По привычке бросаю взгляд в дальний угол зала. Там мелкая обычно жмется, да и сейчас там сидит, обхватив колени руками. Посетителей еще нет, полы сияют, а она книгами своими бесконечными обложилась, едва видно ее. Забавная. Среди всех этих телок продажных как белое пятно эта девочка. Знал я прекрасно, что не воровала она тогда. Такая принцесса, как эта, побрезгует чужое взять. Видно же сразу, вот только остальной персонал расслабляться не должен, и, если у нас крыса завелась, я ее быстро выведу на чистую воду и сворую ее так, что мало не покажется. Подхожу ближе к малой. Что-то она уж больно тихая сегодня, слишком даже. Вижу, что читает. “Анатомия человека”. Ах да, док же будущий, это в нашем деле полезно. Свой врач пригодится, так что пусть учится, да получше. Особенно пули вытаскивать да латать следы пера. Невольно взгляд бросаю на ее пальцы. Белые, длинные, тонкие, синие венки просвечивают на прозрачной коже. Обычно при виде меня Ангел аж подскакивает на месте, а тут так и сидит недвижимая, и, подойдя вплотную, я понимаю, что она спит. Реально дрыхнет за столом на работе как сурок, обложившись книгами, точно занавесом. По-хорошему мне бы выговор ей сделать за такое, но я молчу, тупо пялясь на нее. Хрупкая, нежная, такая юная, что смотреть страшно. Длинные ресницы-веера тени откидывают на белые щеки, пухлые губы поджаты, темно-русые волосы на свету переливаются бликами. Сама тоненькая, как тростинка, кисти изысканные, точно раньше тяжелой работы не знала, принцесса доморощенная, мать ее. – Бакир, иди сюда! – Тоха, сука, орет на весь зал, и кукла мгновенно вскакивает, распахивает свои огромные глазища. Замечая меня напротив, как-то дергается и сваливает на пол добрую половину книг. – Тоха, блядь, кто тебя просил так орать? – А что, нельзя? Мелкая на пол за книгами приседает, начинает собирать, а я вижу острые позвонки на ее шее и спине, которые уже выпирают, а это уже интересно. – Ты зарплату получила? Поднимается со своими книгами. Глаза в пол вперяет. Как обычно. – Да. Спасибо, – говорит и смотрит даже не на меня, а куда-то мимо. Присматриваюсь. Бледная уж больно сильно и явно что-то недоговаривает мне. – Проблемы, Ангел? На секунду глаза на меня поднимает, и лучше бы не делала этого. Изумруды это живые, а не глаза. Блестящие, огромные, яркие. Ресницами своими хлопает, точно кукла. – Нет. Все нормально. – Че бледная такая? – Ничего… Пожимает плечами, форма висит на ней как инородное тело. – Тоха, иди сюда. – Что? – Покормите ее чем-то. Похоже, от этих книг у малой уже мозг кипит. – Чем покормить? – Чем-нибудь! – Я не… – лепечет, намереваясь свалить, но я успеваю перехватить ее за тонкое предплечье. – Стоять! Поешь, потом домой. О, наконец покраснела. Как мне нравится, когда Ангел краснеет. Сто лет такого видел, чтоб по-настоящему, а не от краски намалеванной. Красивая девочка. Жаль только, что мелкая еще. Трогать даже страшно, сломается еще. – Спасибо, – шепчет смущенно. – Пожалуйста, – бросаю сопле и иду в кабинет от греха. Лучше мне не смотреть на нее, потому что эта девчонка плохо на меня влияет. Мне хочется такое с нею сделать и в таких позах, о которых, уверен, малая еще ни сном ни духом не знает. Глава 18 Боже, так неловко мне еще не было. Я не ела сегодня… ничего. Утром даже чай не попила, так как опаздывала в школу, а после не обедала, потому что эти в дни жутко просто экономила. Я все убираю и хочу буквально десять минут почитать в клубе, пока тихо, но даже не замечаю, как засыпаю прямо посреди зала на работе, и просыпаюсь от грубых мужских голосов. Подняв голову, за секунду просто сжимаюсь в тугой комок, видя Михаила Александровича перед собой. Огромный, как медведь, он возвышается надо мной, а меня черт дергает резко вскочить и свалить все книги на пол. Я думаю, это уже предел моего позора на сегодня, но нет, даже близко. Бакиров почему-то приказывает меня покормить. Я не знаю почему, однако уже через десять минут Ира мне приносит горячие блинчики с творогом и медом, салат, мясо и сладкий чай. Даже фрукты подают: нарезку киви, банан, сочные спелые апельсины, от одного только запаха которых почему-то хочется плакать. Не потому, что фрукты невкусные, а потому, что не ела я их уже очень давно. Мама долго болела, мы экономили, а потом, когда я осталась одна, денег у меня уже вовсе не было на такие деликатесы. Анатолий стоит рядом, контролирует, чтобы я поела, а мне стыдно становится. Не привыкла я к такому вниманию, да и вижу, что официантки смотрят на меня уже из-подо лба. – Спасибо, я не голодная, и… я не уверена, что взяла сегодня деньги на обед и смогу оплатить все это, – сгорая от стыда, говорю тихо, но Анатолий стоит прямо над душой, точно выполняя приказ Бакирова меня покормить. – Это не надо оплачивать. Ешь спокойно, Котова. За счет заведения. – Спасибо, Анатолий. Не удерживаюсь, беру ломтик апельсина и выдавливаю немного сока на язык, на губы. Это просто объеденье, и позволить себе апельсины я никогда не могла. Мама иногда покупала мне, но редко.