– Я никому не даю второго шанса, и ты свой уже проебал. Ты обворовал моего сотрудника за моей спиной, прикрываясь моим же именем. Чтоб я не видел тебя здесь больше. – Сука… Я запомню это, слышишь? – вытирая льющуюся кровь из носа, бубнит Серый. – Иди отсюда, пока я не прострелил тебе башку. Сажусь в кресло и достаю квитанции на коммуналку Ангела. Ее бы тоже вычитать за дурость, да только она и так уже лежит больная. Дура малолетняя. Достаю телефон. Звоню в службу опеки. Надоели мне эти ее страхи вечные про детдом. *** В тот же день ко мне приезжает Анатолий. Он привозит мне кучу лекарств и столько же еды. Целых три пакета, рвущихся от разных вкусностей. Даже мои любимые апельсины там есть. – Это много. Мне не надо столько. – Бери, пока даю, – в своей обычной манере отвечает Анатолий и ставит пакеты на стол, пока я кутаюсь в халат. – Я отработаю все. – Понятное дело. Лечись давай. Как сопли высохнут, приходи. – Спасибо, Анатолий! Вы очень добры. – Да я-то при чем. Бакир тебя, видать, под крыло взял. Покровитель, мать его, – отвечает Анатолий, тогда как я не совсем понимаю, что это значит, но и уточнять не хочу, видя, как сильно спешит Анатолий. Вероятно, к своей Людмиле. Они часто в клубе вместе, а если он один, то все разговоры об этой красивой женщине. Завидую я ей по-белому. Не то чтобы Анатолий мне нравился, просто он за ней и в огонь и воду, видно сразу. Повезло ей очень с таким мужчиной. Следующие четыре дня я восстанавливаюсь. Принимаю все лекарства и начинаю нормально питаться. Анатолий денег даже мне тогда дал. Назвал авансом, тогда как я понимаю, что там было больше, а значит, отрабатывать теперь придется вдвойне. Уже на следующей неделе выхожу на работу. Зайдя в клуб, первым делом к Бакирову заглянуть хочу, поблагодарить. Я подарок ему приготовила. Знаю, банально, но это очень важно для меня. Когда я болела, он единственный был, кто пришел меня проведать и действительно помог, поэтому я купила ему маленькую статуэтку ангелочка. Очень простую, фарфоровую, с красивыми крылышками, но весьма милую, как по мне. Я хочу подарить ему эту статуэтку в знак благодарности, но Михаила Александровича нет ни в тот день, ни через неделю. Из разговоров Алены с Хаммером случайно слышу, что Бакиров уехал договариваться о поставке, поэтому следующие недели я просто его жду. У меня есть его телефон, но звонить первой стыдно, да и это как-то неправильно. Он же сказал звонить только тогда, если кто-то будет прессовать, а меня больше никто не прессует, ну кроме того Архипова, о котором я так и не призналась Михаилу Александровичу. Серого, кстати, я больше ни разу не вижу в клубе. Он резко пропал, и из слов Алены я узнаю, что Бакиров его выгнал взашей после того случая с моей зарплатой. Этот клуб как маленькая жизнь. Здесь все время что-то происходит. Фил и Хаммер часто приходят, но, к счастью, они больше меня не задевают, как в первые дни. Наоборот, создается впечатление, что эти мужчины меня защищают от других. Не знаю, с чем это связано, но они меня даже иногда подкармливают. Особенно молчаливый Фил. Он мне десерты заказывает и не принимает отказов. Не просто так, а потому, что я ему погибшую сестру напоминаю, – как-то признается в разговоре. За это время понимаю, что Анатолий, он же Тоха, Фил и Хаммер лучшие друзья. Они часто приходят. Фил всегда один, Хаммер обычно находит подружку в клубе на вечер, а Анатолий неизменно с Людмилой. Они держатся за руки, иногда я даже видела, как они целуются у стены в коридоре. Так страстно, горячо, по-взрослому прямо. Тогда думала, сгорю от стыда, благо Анатолий не отчитал меня и велел просто “валить домой в люльку”. Я потеряла семью, и у меня появляется одна радость – поглядывать на входную дверь в надежде снова увидеть Михаила Александровича. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что очень хочу увидеть его снова, услышать его низкий хриплый голос и просто посмотреть на него хоть одним глазком. Бакиров не появляется в клубе следующие четыре месяца, но я почему-то думаю о нем каждый день. У меня каникулы начинаются летние, однако на работу я исправно хожу, беря всего несколько выходных в месяц. Все это время ношу с собой подарок Михаилу Александровичу. Того самого фарфорового ангела. Мы не виделись уже столько времени, но поблагодарить его за помощь мне очень хочется, ну и за место это рабочее, благодаря которому теперь я могу нормально питаться, оплачивать счета и даже откладывать на подготовительные курсы и будущую учебу. В этот период тот жуткий мент Архипов больше ко мне не приходит. Из социальной службы, как ни удивительно, тоже никто не заявляется, и я тешу себя мыслью, что они обо мне просто забыли. Почему-то мне не хочется верить в то, что этот мент как-то воздействовал на них, ведь тогда получается, я должна ему, а я быть крысой и предавать Михаила Александровича не хочу. Сегодня я как раз начинаю мыть полы, когда дверь распахивается и в нее входит Бакиров. В черной рубашке и таком же костюме, такой высокий, с широким разворотом плеч. От неожиданности у меня выпадает швабра из рук, и, заливаясь краской, я быстро ее поднимаю. – Как дела, Ангел? – проходя мимо, спрашивает Бакиров, а я не знаю, куда деть глаза. Как-то теряюсь вся, давно не видела его. Снова его запах улавливаю, который просто путает мне мысли. – З… здравствуйте. Хорошо. Во рту становится сухо, я хочу сразу отдать ему этого ангелочка, но Михаил Александрович даже не останавливается, сразу проходя в кабинет. Я же так теряюсь перед ним, что забываю свою благодарственную речь и, конечно, не успеваю отдать ему подарок. Закончив с работой, минут десять собираюсь с мыслями, но все же подхожу к его кабинету. С чего начать, что сказать… Слова подбираю, чувствуя, как сильно потеют ладони. Я так на экзаменах не переживала, как сейчас, стоя под его дверью. Сглатываю… Ладно, что-то да скажу. Подношу руку, трижды стучу, но никто не отвечает, поэтому, набравшись смелости, я приоткрываю дверь, и мое приподнятое трепетное настроение трещит по швам в тот же миг. Я вижу Михаила Александровича. Он в расстегнутой рубашке стоит у стола, тогда как на полу на коленях перед ним… Марина, официантка. Ее голова очень близко к его паху, она ритмично двигается, издавая глубокие довольные стоны, пока Бакиров стоит, перехватив ее волосы огромной жилистой рукой, с силой намотав их на большой кулак. Марина голая до пояса, и ее полная шикарная грудь со стоячими возбужденными сосками раскачивается в такт с каждым движением ее головы. Я же стою и не смею двигаться. Живот от такого зрелища мгновенно скручивает спазмом, щеки начинают гореть, и еще очень быстро бьется сердце. Почему-то мне очень больно это видеть. Будто меня ударили куда-то в грудь с размаху. Мне больно видеть, как Михаил Александрович касается другой так… по-взрослому, тогда как на меня вообще не смотрит. Я не двигаюсь, не смею зайти и прервать это… даже не знаю, как и назвать. Почему-то слезы быстро собираются в глазах, и, стараясь как можно тише, я обратно прикрываю дверь. В груди очень сильно жжет, я даже сформулировать это не могу, мне просто больно. Будто сердце мое полоснули ножом, и теперь оно кровоточит, а еще мне хочется почему-то задушить эту суку Марину. Я не злая, но ее мне хочется просто выкинуть куда-то! Михаил Александрович так касался ее откровенно, кажется, она делала ему минет, хотя у меня весьма отдаленные представления об этом. Быстро вытираю слезы, но они все равно капают на щеки. Как Бакиров ее касался, а на меня даже не смотрит. Вероятно, я просто ему противна, потому что у меня нет таких белых крашеных волос, такой большой груди, и вообще, я всего лишь полотерка. Верно?! Маленький фарфоровый ангелочек подрагивает в руках, поэтому я просто оставляю его под дверью кабинета Бакирова. К моему ужасу, Алена в этот вечер меня задерживает, поэтому минут через сорок я вижу, как в зал возвращается Марина, манерно поправляя блузку и явно заново нарисованную помаду. Она яркая блондинка, с тушью и тенями на лице, когда как у меня нет такой косметики. Я вообще не крашусь, и кажется, потому на меня Михаил Александрович не смотрит от слова совсем. – О, приветик, Линусь, ты уже закончила на сегодня? Марина подходит близко, зачем-то кладет мне руку на плечо. Придавливает. – Да. А ты? – спрашиваю, а у самой в груди жжет. Точно лавой там поливают. Вот как Марина работает, сидя на коленях перед Бакировым. – Да, Михаил Александрович позвал к себе, я ему… хм, кофе приносила, – довольно улыбаясь, лепечет Марина, а я держу слезы, чтоб не разреветься. Стискиваю зубы. Эта Марина напоминает мне лисицу, которую хочется долбануть чем-то потяжелее. Не то чтобы я там была какой-то злопамятной, однако почему-то хочется ее прибить. За то, что там… в кабинете с ним была. С Бакировым. Убираю от себя ее руку. – Мне домой надо. – Стой! Цепкие пальцы заставляют остановиться. – Линусь, мне завтра надо отгул взять, а Иры и Алены не будет. Подмени меня, пожалуйста, очень-очень прошу, ты же все тут быстренько и так убираешь. Алена тебя подстрахует, если что. – Я не официантка. Ты же знаешь. – Да ерунда! Я тебе даже свою форму дам, котеночек. Завтра тихо будет, да и день такой, что мало народа придет. Справишься. Выручи, подруга, а? Смотрю на нее и понять не могу. Марина вроде улыбается мне, а глаза ее все равно как у лисицы. Странная. Что она прицепилась ко мне? Вспоминаю, как тогда Бакиров при всех меня обыскивал из-за того телефона, и сдерживаемая все это время обида все же выходит наружу. – Ты меня подставила тогда. С телефоном. Ты же знаешь, что я не брала у тебя ничего. Взгляд Марины мгновенно меняется, и она отводит меня к стене, держа за руку. – Слушай, детка… я приревновала тебя к Бакирову, понимаешь? Ты такая хорошенькая, молоденькая, тут все мужики всполошились, как только ты появилась. Любая бы ревновала, но теперь я вижу, что это зря было. Бес попутал. Извини, малышка. Ну пожалуйста, забудь былое. Подмени меня. Ну зай… Ее слова ничуть не утешают, однако я уже мечтаю, чтобы Марина эта отцепилась от меня. Коротко киваю, стараясь выглядеть спокойной и не рыдать перед этой лисицей от обиды за то, что, похоже, я Михаилу Александровичу не нравлюсь. Совсем. Он ярких любит, как эта Марина, хотя, как по мне, у меня лучше фигура, ее просто не видно за этими моими балахонами огромной формы, и на лицо я тоже намного красивее ее. – Ладно. Дай только свою форму. – Ты святая! Пошли.