*** На следующий день я выхожу из раздевалки впервые без этих жутких балахонов уборщицы. На мне форма официантки. Красивая белая маечка с вырезом и короткая юбка с таким же фартуком, под которую я надеваю полупрозрачные бежевые колготки. На улице конец июля, жара невероятная, поэтому эта форма, в отличие от моей прежней, с широкими штанами, намного удобнее, да и по размеру почти впору. Разве что в области груди великовата. У Марины будет размера на два больше, чем у меня, но я не жалуюсь. Мне нравится моя грудь, пусть маленькая, она меня полностью устраивает. Оглядываю зал. Иры сегодня и правда нет, однако насчет посетителей я бы не сказала, что пусто. Наоборот, сегодня много народа, притом пришли мужчины, которых я до этого не видела. Алены тоже нигде не видно, хотя Марина заверяла, что она будет. Хаммера и Фила, которые до этого часто приходили, сегодня нет, и от этого становится как-то страшновато. С ними мне было спокойно работать, они словно защищали меня, и никто ко мне не лез, пока отсутствовал Бакиров, поэтому теперь становится не по себе от масленых взглядов этих мужиков в мою сторону. Поправив вечно выбивающиеся из косы волосы, я беру блокнот и ручку, быстро принимаю у всех заказы. Музыка уже тоже вовсю играет, девочки на сцене начинают танцевать. Постепенно зал становится практически полным, тогда как я оказываюсь единственной официанткой и уже сто раз жалею, что согласилась на просьбу Марины. Я даже меню толком не знаю, не говоря уже о каких-то “обычных” заказах постоянных клиентов, что, конечно, вызывает у них недовольство. – Сколько еще ждать? Первый день, что ли, сегодня? – Официантка, иди сюда! Ух ты, какая! Тебе можно сразу на колени! Не реагирую на эти закидоны, но замираю, когда на талию ложится чья-то тяжелая волосатая рука. Какой-то мужик с черной густой бородой смотрит из-под черных глаз, облизывая меня сальным взглядом. – Быстрее, ляля. Я голоден. Усмехается, а у меня мурашки ползут по телу. Тут логово бандитов настоящее – и я одна! Как будто весь персонал решил сегодня вдруг заболеть! – Извините, сейчас все будет. Выворачиваюсь из его лап и бегу на кухню. Жаль, что Анатолия нет, он бы точно меня спас, а Бакирову звонить я не собираюсь. Только не после того, что я видела вчера, как он с Мариной там в кабинете… До сих пор в груди болит. Сильно. Набираю на кухне блюда у повара, разношу заказы, пока не остается последний столик с самыми жуткими тут мужиками. Набравшись смелости, иду к ним. Выставляю с подноса заказ на стол. – Алкоголь, закуски, сладкое. Приятного аппетита, – лепечу и разворачиваюсь, чтобы уйти, однако сделать это мне никто не дает. В тот же миг поднос с моей руки летит на пол, а саму меня этот мужик бородатый усаживает к себе на колени. – Ты сама как сладкое. Наш лучший десерт, – усмехается, сидящие рядом мужики ржут. – Пустите! Пытаюсь вырваться, но его руки как клешни. Я не могу встать, он с силой держит меня за талию, как куколку. – Где ты раньше была, что я тебя не видел? Поужинай с нами, ляля. Я угощаю. Сердце ускоряет ритм и бьется уже где-то в горле. Мне неприятно все это, просто жутко, и еще от них воняет алкоголем, хотя они только пришли. Этих мужиков за столом четверо, а я одна, но хуже другое. На пороге зала я замечаю Михаила Александровича, который смотрит прямо на меня, убрав руки в карманы брюк. Глава 22 Паника накрывает быстро и отдается иголками, впивающимися в грудь. Мне быстро становится страшно. Здесь нет Алены, Иры и даже Марины. Я одна тут девочка среди пьяных мужиков, а танцовщицы со сцены никогда не вмешиваются, они просто зарабатывают деньги. – Отпустите! Боже, от этого амбала отвратно воняет коньяком, а его цепкие лапы не дают сдвинуться с места. – Тихо! Ахмед любит послушных, – с явным акцентом говорит мужик, держа меня за талию, а я на Бакирова смотрю, который как раз подходит к нам. Медленно, никуда не спеша так идет, пока я с каждой секундой сгораю от стыда и смущения, а еще испытываю дикий, просто-таки звериный страх. – Здоров, Ахмед. – О-о, Бакир, здравствуй, брат! Шикарно тут у тебя. Еще лучше стало! Я просто в восторге. – Спасибо, – чеканит Бакиров, даже не смотря на меня. Я же стараюсь высвободиться из цепких рук этого головореза Ахмеда, но он упорно продолжает удерживать меня на своих коленях огромной рукой, то и дело поднося к моему рту какие-то закуски со своей тарелки, полагая, что я должна это взять с его рук… – Отпустите. Пожалуйста! – О нет, ляля. Чего ты так дрожишь? Сейчас в баню с нами поедешь, расслабишься. Я согрею тебя, и Арман вон тоже. Ахах, согреет! – смеется Ахмед и вдыхает запах моих волос, а у меня от его слов мороз идет по коже, и я понимаю, что мне точно пора домой. – Пустите, я никуда… никуда не поеду с вами. Пустите! Начинаю паниковать уже не на шутку, вспоминая, что Бакиров меня предупреждал как раз об этом, притом не раз. – Ахмед, отпусти ее. – Почему? – Потому. Вон девочки на сцене, видишь? Выбирай. Любая перед тобой ноги раскинет с радостью, а эту нельзя. – Дочь твоя, что ли? – усмехается, а у меня уже слезы в глазах стоят. Страшно так, что аж руки трястись начинают. – Нет. Не дочь. Полотерка. – Бакир, родной, я не понял сейчас. Я пришел в твое заведение отдохнуть и еще должен спрашивать у тебя разрешения, какую телку ебать буду? – Да, именно так. – Ты че, блядь, попутал?! Все случается очень быстро, Михаил Александрович подходит и, с силой схватив за меня руку, буквально вырывает из лап Ахмеда, отталкивая от стола. Я едва не падаю, отбегаю от них, видя, как Ахмед в ярости подрывается и тянется к пистолету за поясом. На это Бакиров мгновенно реагирует и, не дожидаясь выстрела, ударяет его кулаком прямо по лицу! Что-то хрустит, мои нервы трещат от ужаса, Ахмед падает на пол, сбивая стул, а его такие же амбалы-дружки разъяренно подрываются со своих мест. Я же отползаю к стене, прикладывая дрожащую ладонь ко рту. Михаил Александрович никуда не уходит, он оказывается один среди этих головорезов, и я ничем не могу ему помочь! Сердце стучит как безумный барабан. Что я наделала… *** Я думаю, что сейчас все набросятся на Михаила Александровича, но выходит в точности наоборот. Ахмеда с явно сломанным кровоточащим носом поднимают под руки его же друзья и молча выволакивают из зала. В тот же момент дверь распахивается, входят Хаммер и Фил. Видя эту картину, Хаммер аж присвистывает, а Фил закатывает глаза. – Ни хера себе, Ахмед пожаловал. Че тут, брат? – Ничего, – рычит Михаил Александрович, вытирая кулак о салфетку со стола, окидывает меня просто-таки убийственным взглядом и проходит мимо, даже ничего не сказав. Я же быстро убираю осколки разбитых рюмок с пола и едва дорабатываю до конца смены как официантка. На часах три ночи, когда танцевальная программа заканчивается и все гости расходятся по домам. Хаммер напивается, начинает цепляться к очередной танцовщице, потому Фил его с трудом поднимает, и они выходят. Я же места себе найти не могу. Меня просто колотит. Да, все вроде обошлось, но Михаил Александрович… Боже, как он смотрел на меня сегодня. Зло, сердито, страшно. У меня просто из головы не выходит, и я понимаю, что должна объясниться перед ним за сегодняшнее, ну и хотя бы “спасибо” сказать. Он мог мимо вообще пройти, но не стал. Кожа до сих пор горит огнем от его руки. Бакиров меня как птичку просто вырвал из захвата того жуткого пьяного Ахмеда. Поджимаю губы. Он меня спас, притом уже в третий раз! В зале все стихает, я переодеваюсь в свою обычную одежду и иду к кабинету Бакирова. Замечаю, что мой ангелочек так и валяется у двери, никому не нужный, и становится еще более обидно. Я не нужна этому мужчине так же, как эта статуэтка. Недорогая, фарфоровая и хрупкая. “Полотерка”. Он меня так назвал, а я стиснула зубы, чтоб не расплакаться. Не убираю статуэтку. Пусть лежит. Просто ставлю ее, чтобы ангелочек хоть стоял, а не просто валялся перевернутым. Как ни удивительно, его хрупкие крылышки не сломались. Целы еще. Жаль только, что Бакирову этот ангел не нужен так же, как и я. Осторожно стучусь, но так, чтобы слышал. Не хочу еще раз увидеть, как Михаил Александрович с женщиной занимается… этим. – Михаил Александрович… – Да, – отвечает хрипло, и, набрав побольше воздуха, я осторожно вхожу к нему в кабинет, чувствуя, как сжимается от страха каждая молекула. Бакиров сидит на черном кожаном диване, опершись крупными локтями о колени. Его рубашка полностью расстегнута, и я невольно впервые вижу его волосатую грудь и широкий подтянутый пресс. Тогда с Мариной не смотрела, стыдно было и страшновато, а теперь оторваться не могу. Щеки мгновенно начинают гореть. Боже… Михаил Александрович опасно красив, смуглый, огромный, и эта поросль черных волос… тянется дорожкой у него прямо вниз, до металлической пряжки кожаного ремня.