– Не бойся ничего. Я рядом буду, маленькая. Давай просто полежи спокойно. *** Я смотрел на нее, и мне хотелось орать в голос. Твари! Все тело Ангела было покрыто красными ссадинами с уже начавшими поступать синяками. Малая жутко стеснялась меня, но все же с трудом дала себя осмотреть. Синяки были везде, но на бедрах особенно, а еще на груди. Когда на нее Ангел указала, я едва сдержался, чтобы не сорваться и не вернуться в ту квартиру. Мне хотелось отрубить головы тем сосункам и скормить собакам. Буквально. Ее бледные пальцы дрожали, но плед она все же стянула. Сначала грудь прикрывала, но после опустила руки, как-то виновато отводя взгляд, дико смущаясь меня. Я же постарался не глазеть на нее, однако не мог не отметить, что даже в таком состоянии Ангел очень красива. Нежная, хрупкая, юная. У нее молочная кожа, небольшая грудь с розовыми сосками и плоский живот. Девочка почти не дышала, когда я смотрел на нее, и смущать ее сильнее мне не хотелось. Лицо ее я обработал, а грудь… она самостоятельно смазала мазью. Суки! Они ее бы там убили. Места бы живого не осталось, и даже не посмотрели, что она работает у меня, работала, точнее. Совсем скоро я замечаю, что Ангела повело от алкоголя. Она краснеет и буквально начинает засыпать на ходу, что мне и нужно. Успокоить ее, расслабить, сделать так, чтоб перестала содрогаться от истерики. Как она за руку меня хватает. Крепко, а после распахивает губы и резко убирает ладонь, словно обжегшись об меня. Странная, но я понимаю, что она сейчас не в адеквате, тем более после коньяка, и хоть было его там всего две капли, кажется, ей этого хватило. Ангел еще что-то лепечет про то, что не хочет спать, однако, как только я на подушку ее укладываю, она сразу же отключается, а я быстро принимаю входящий вызов. – Да, Тоха. – Вы добрались, Бакир? Как там малая? – Доехали. Спит. – В больнице? – Нет. На дачу к себе забрал. Не успели они ее… – Горло сжимается. – Не успели поиметь. Избили только, поиздевались, суки. Что у вас там? – Тут, похоже, задница, братан. Соседи ментов вызвали, нам пришлось свалить. Серого забрали в травму. Остальные в реанимацию сразу попали. Один тяжелый. Твой пациент. – И? Мне их должно быть жаль, издеваешься?! – Да нет, не в том дело. Тот Савелий, которого ты уложил, так и не пришел в себя. Только что док отзвонился. Он в кому упал. – Мне похуй! На малой места живого нет! Если очнется, я эту суку и так добью. Они уже трупы, Тоха. Все трое. – Да понятно, но щенки эти не просто решили ее поиметь. Серый им тупо Линку продал. За бабло он ее привез этим хуям, чтоб они с ней поигрались, ну и чтоб тебе отомстить, что выгнал его. Признался уже, Хаммер его все же дожал. Бедренная кость больно ломается. – Тварь. Пусть молится, чтоб сдохнуть в больнице! – Это еще не все. Савелий этот не зря нарисовался. Видать, приказ папочки тебя взбесить исполнял. – О чем ты? – Бакир, его фамилия Тураев. Савелий Тураев. – Что, блядь?! Сжимаю трубку до хруста. Не дай бог этот щенок имеет к нему отношение хоть какое, задавлю голыми руками. – Это сын Тура. Единственный и особо ебанутый. А дружок его – братец двоюродный Костя. Брат, они точно знали, на кого шли, что Лина твоя протеже, и не побоялись, специально над ней хотели поиздеваться, чтобы тебя вывести, а теперь и папочка знает, почему его сынуля под аппаратами лежит и чья это работа. – Блядь… Сука! Сука! – Сидите пока на даче, про нее никто не знает. Я постараюсь разрулить. Вещи Лины забрал, платье порванное выкинул, но рюкзак еще был. Завезу скоро. Глава 38 Я просыпаюсь как-то резко, подскочив на кровати, но, открыв глаза, понимаю, что я вовсе не на кровати и даже не в своей квартире. Картинки недавнего ада проносятся перед глазами, и я вспоминаю, что моя квартира сгорела, а я осталась без дома. Как только поднимаюсь, кривлюсь от острой боли. Губа жжет, а все тело… будто танком переехали. Болит каждая мышца, но хуже внутри. У меня нет теперь документов и вещей, нет фотографий и сбережений, которые я откладывала на учебу последние полтора года работы у Бакирова. У меня теперь нет ничего… даже своей обуви. Закутавшись в плед, поднимаюсь и выхожу из этой комнаты, попадая на кухню, а там он. Тот, кто прогнал меня, и я все еще не понимаю, почему я здесь. У Бакирова. Мужчина пьет кофе, его сильный запах разливается по всей кухне. У Михаила волосы еще влажные, и он сменил одежду явно после душа. – Проснулась? – Да. – Иди душ прими. Слева вторая дверь. Возьми. Кивает на приготовленное сложенное полотенце на комоде. Большое, явно свое. И футболку тоже на нем. Огромную. – Спасибо. Осторожно беру вещи и к груди прижимаю. Кое-как доползаю до душа. Нахожу там все необходимое и смываю с себя чужие руки, отвратительные прикосновения, болезненные удары. На тело хлещет вода, кожу жжет до мяса, но боль не проходит, почему-то снова хочется плакать. Выйдя из душа, вытираюсь полотенцем и замечаю жуткие синяки. Больше всего на бедрах, груди, на лице справа тоже есть. Господи. Натягиваю футболку, достающую мне почти до колен. Как только из ванной выхожу, плетусь на кухню. – Садись сюда. Слушаюсь, осторожно сажусь за большой деревянный стол. – Твое. Михаил Александрович передает мне рюкзак, который я тут же узнаю. Это и правда мой. Его отобрали звери на той квартире. – Спасибо, откуда… – Тоха завез час назад. Странно, я даже не слышала. Настолько крепко, что ли, спала? И, повернувшись к окну, замечаю, что уже темно, а когда я засыпала, не было даже обеда. – Я долго спала? – Десять часов, – чеканит строго, а я невольно на руки Бакирова смотрю. Смуглые, сильные, здоровые. Он меня как пушинку ими поднимал и к себе прижимал, вынося из той квартиры. Он меня вытащил оттуда, не бросил, хотя мог вообще не приезжать. Сглатываю, облизывая сухие губы. Смотрю на свои руки и мельком на Михаила Александровича. – А те… – Не думай о них! – как-то резко чеканит мужчина, и я опускаю голову. Его кулаки сжимаются, и я прикусываю губу. Бакиров очень зол. На меня, кажется, но если он не хочет видеть меня здесь, то зачем забрал? Зачем он вообще поехал на ту квартиру… – Как вы узнали, где я? – Соседка твоя. Запомнила номер машины Серого. Если бы не она, Ангел, ты понимаешь, что могло бы быть? – Михаил Александрович с силой сжимает чашку так, что та начинает трещать. Кажется, мою голову он сейчас хочет сжать так же. Он силен и жесток, я видела, что он сделал с тем Савелием тогда, он даже уже не шевелился. – Спасибо, что спасли. Снова. Бакиров игнорирует, усмехается как-то только совсем невесело. Его лицо такое мужественное и красивое, но сейчас немного пугает меня. Он жутко злится, я это вижу прекрасно и понимаю, что он тоже может сделать со мной все что угодно здесь. Реально все. А еще почему-то становится стыдно. Сколько раз Бакиров меня уже спасал, не сосчитать просто. – На, пей. Ставит передо мной большую чашку черного чая и коробку шоколадных конфет. Вишня в спирте. – Завтра нормальную еду привезу. Пока только это. – Завтра? Я… что, я не вернусь домой сегодня? Начинаю нервничать, это же мы наедине с ним останемся, а я так не могу. Боюсь чего-то, сама даже не знаю чего. Всего. Он ведь злится на меня. Вон сидит какой угрюмый здоровенный мужик, и я в одной только его футболке. – Нельзя тебе домой, да и некуда. Прикусываю щеку изнутри, чтобы не разреветься. Бакирову не нужны мои слезы, как, собственно, и я. Ночью он доходчиво мне это пояснил в клубе. Осторожно беру рюкзак, ставлю на колени. Похоже, это единственное, что у меня осталось из вещей.