— И говорить нечего. Конечно, и мне гидрогеоло­гия стала интересной, но не так чтобы уж очень. — Кем ты думаешь стать? — Женой гидрогеолога. — Нет, серьезно. — Не знаю. Может быть, строителем и останусь. Я буду строить такие вот в тайге поселки, а ты будешь искать для них воду. Разве плохо? — Ох, Ленка! — сказал он и опять обнял ее... Начал накрапывать дождь, они повернули домой. Лена, шагая позади, продолжала разговор: — Вот ты меня, Леш, спросил: завидно? Я от­ветила. Нет, конечно. Тем паче не на буровую же мне идти! А у тебя вот нет такого чувства... ну, тоже зави­сти к Джафарчику? Все-таки университет, академгоро­док. Как? У Лешки по этому поводу чувства были. Разные. Вначале, еще с прошлой осени, погладывала обида, что в университет не попал. Потом была злость на Джа­фара: слушает там пижон свои лекции, посиживает в уютном читальном зале, а ты здесь вкалывай да еще объясняй ему, почему даже открытку написать неког­да. А сейчас, вспоминая последнее письмо Джафара, Лешка чувствовал в себе некоторое превосходство. Наверное, потому, что пришлось ему многое посмот­реть, ко многому приложить свои руки. Он делал не­малое и вполне реальное дело уже сейчас. Да, конечно, набиты на руках мозоли, и тело все еще в пятнах от комарья и мошки, но ведь не туристом он сидит в тайге,— пусть дальними, пусть самыми окольными путями сделанное Лешкой дойдет и до Джафара, до его друзей-студентиков, и Лешка по праву может ска­зать: «Пользуйтесь, человеки. То, что я попотел,— неважно. Важно, что это м ы вкалывали тут, и вот — пожалуйста, пользуйтесь». — Нет,— сказал Лешка,— я Джафарчику не зави­дую. Если уж на то пошло, университет от меня еще не ушел, а вот от него тайга и вся работа эта — ушли. Я даже, между нами, горжусь немного. — Да, — покивала Лена в затылок Лешке, — я понимаю тебя. У меня примерно такое же ощуще­ние. Дождь был нудный, мелкий и холодный. Вагон­чики, хоть и лоснились от него, выглядели неприкаян­но тоскливыми. Нечаянно Лешка заметил фанерный щит с надписью «Улица Надежды». Сколько раз про­ходил мимо — не обращал внимания, а тут заметил. Фанера скорчилась и потрескалась, надпись слиняла и была еле видна. «Нехорошо»,— подумал Лешка и про себя решил, что надо обязательно сделать надпись заново. У Дели их уже ждали. Стол был заставлен снедью с Большой земли — салом, колбасами, маринадами и соленьями. Видать, далекая Украина не забывала свою дочь. Хозяйка исходила радостью и радушием. Анто­ха, гладко причесанный и при галстуке, сидел не­движный и торжественный. Надя резала хлеб, а Дим Димыч с Аникеем, примостив на табурете шашечный картон, дулись в поддавки. — Ах ты, красота-то какая!— всплеснула руками Деля, увидев букет. — Маляры, они колер знают,— одобрительно ска­зал Антоха. Деля выставила бутылку портвейна и пригласила всех к столу. Был зван еще Слава Новиков, но он ска­зал, что занят на работе; отговорка эта была всем понятна. Когда уселись, Антоха поднялся и, трудно прогло­тив слюну, сказал предзастольное слово. — Ну, товарищи-други и подруги,— сказал он,— вы, значит, в общем-то в курсе, почему мы с Делей созвали вас.— Шея у него стала напружиненной и красной.— Мы, значит, решили жениться, и чтобы все по-законному, как у людей положено. Я про чувства говорить не умею, но решение у нас крепкое, и мы надеемся, что все у нас будет как положено... Нелегкая была у Антохи речь. Лешка очень за него переживал — так, будто сам выталкивал и мям­лил мучительные эти слова, и одновременно что-то таинственно-восторженное набухало в нем: вот были люди просто знакомые, а станут — муж и жена. — Го-орько! — закричал Лешка, — Дак ведь еще не свадьба,— сказал Антоха и во­просительно посмотрел на Делю. — А чего там! — засмеялась она, облапила же­ниха и звонко чмокнула. — За ваше счастье, ваше общее счастье! — сказал Дим Димыч, все стукнулись кружками, и за столом стало хорошо, раскованно; только Надя, заметил Леш­ка, сидела оцепенелая, и глаза ее странно блестели. — Снедайте, гости дорогие,— угощала всех Деля, — кушайте, хлопцы. Все-таки не то что столов­ские харчи. Трошки бы горилки, да, сами знаете, за­кон нарушать нехорошо. Уж на свадьбе той горилки выпьем. Кушайте, кушайте. Ну, особо-то уговаривать их было и не нужно — ели со смаком. И те домашние постряпушки, что вы­ставила Деля к чаю, умяли тоже без остатка. Разомлев от еды и дружелюбия, Антоха начал вслух мечтать о том, как заживут они теперь. — Куплю я мотоцикл себе, на рыбалку ездить, приемник хороший. Деле шубу меховую справим, дошку. — А домик? — прищурился Дим Димыч. Ехидства, которое содержалось в этом прищуре, Антоха не принял. — Домик подождет,— сказал он деловито.— Мы с Делей так решили, что с Севера пока что уезжать не будем. А далее посмотрим. Поговаривают вот, слышал я, что после, как закончим здесь, переведут наше уп­равление куда-то еще. — Точно,— воодушевился Дим Димыч,— это точ­но. В тундре, где-то у Полярного круга, намечают строить базовый город для газовиков. Чудо-город, скажу я вам. Большие современные дома, театр, клу­бы, школы и на улицах — застекленные переходы. Дворец спорта, бассейны — тоже под стеклом. Вот это будет работа так работа! Вот туда я повезу свою Лай­му.— Он сказал это и осекся; ребята смотрели на него, ожидая объяснений, и он объяснил : — А что, одному Антону, что ли, жениться? Дальнейших уточнений не требовалось, тем паче что девушки от компании откололись — рассмотрев приготовленные к свадьбе наряды, они устроились на Надиной кровати и шепотком обсуждали что-то свое. Аникей замер, напряженно вслушиваясь в их разговор. И до Лешки донеслись его обрывки. — ...на каком месяце? — Это спросила Деля. — Не знаю.— Надя помотала головой.— Откуда я знаю? Заметив, что их слушают, она резко отвернулась, ткнула голову в подушку и разрыдалась. Встревожен­но обернулись Антоха и Дим Димыч. — Что с ней? — Да так, нервное,— сказала Лена.— Леша, ты би­леты в кино купил? — Нет.— У Лешки раскрылся рот. — Пойдем. Ребята, сегодня «Подвиг разведчика». Взглянем? Она их вытуривала, это ясно, но ребята еще мялись, и Лена решительно направилась к двери, даже не про­верив, идет ли следом Лешка. Лешка, конечно, шел. — В чем там у вас дело? — спросил он.— Надя беременна? Лена быстро и коротко глянула в его лицо. — Догадался... И другие ведь могут... Но об этом надо пока молчать. Только не знаю, может, поговорить с этим стервецом Медведевым? — А он... он что, отказывается или как там это? — «Как там это»! — передразнила она.— Чудик ты, Леша. А Надежда дура. Он ей крутит голову: по­дождем, денег подкопить надо, потом уедем и поже­нимся. И плюнула бы на него, так нет, тянется. Для Лешки было в этом что-то очень пакостное. Не только в Ваське Медведеве. Во всем. Уже свечерело. На пятачке у «Комарика» в свете электроламп толклись ожидавшие киносеанса. Тут же бродили собаки. Поставив у входа столик, киномеха­ник продавал билеты. — Ну, покупать? — спросил Лешка. — Не знаю, я этот «Подвиг» уже раз пять видела. — И я. Шлепая по лужам, к ним подошел Тимка Грач: — Привет, молодежь! Леша, я тебя еще не по­здравлял с возвращением в ряды героического рабоче­го класса. Дай пожму твои мужественные пять. Вы знаете, я завтра становлюсь женатиком. Вы этому не удивляетесь? Что он женится, им было известно. Это всем было известно: на завтра назначены были свадьбы Антохи, Тимки и одного из москвичей-гитаристов. — Где же ты Зиночку свою бросил? — Зиночка дошивает подвенечное платье. Запута­лась в шелках и нитках. Кошмар — не то слово, А я последний нонешний денечек гуляю один. Ищу компа­нию и готов вам ее составить. — Ну составь,— усмехнулся Лешка. Самые нетерпеливые уже сгрудились у входа. Ос­тальные все еще толклись на пятачке — точили лясы, курили, пересмеивались. Вперед-назад ходили, как всегда о чем-то споря, два Ивана — Ситников и Гулявый. В группе своих дружков Васька Медведев слу­шал, как рассказывал что-то смешное Витюня; дружки хохотали. Мимо Лешки, направляясь к мой группе, прошел Аникей. Он шел спокойно, даже слишком спокойно и очень «целеустремленно». Лешка насторожился. Ваське что-то сказали, он лениво повернул голову, и все вокруг стихли. Аникей шел прямо на него. Леш­ка двинулся следом. Подойдя к Ваське, Аникей заложил руки в карма­ны куртки, чуть поморщился и сказал: — Слушай, вот, значит, как. Завтра ты женишься, или я тебя буду бить. Сильно буду бить. Подлецам здесь не климат, и ты в этом убедишься. Васька улыбнулся ласково: — Женись, если хочешь, после меня, позволяю. Валяй! Никто не заметил, как выскользнула из кармана рука Аникея и пушечным ударом влепилась в скулу Васьки — только увидели, как грохнулся он оземь. Он полежал, соображая, поднялся и тут же вновь поле­тел от стремительного хука. — Красиво — не то слово,— услышал Лешка за спиной.— Бокс! Только тут Васькины дружки начали приходить в себя. Витюня страшно скривил свои вислые губы: — Ну, халява, ответишь! — Убью,— сплевывая кровь, промычал Васька. Тут все смешалось. На Аникея бросилось несколь­ко человек, Лешка врезался в кучу и, обеспамятев, начал лупить нападающих. Вдруг взметнулся над го­ловой Аникея толстый железный прут, невесть как оказавшийся в руках Васьки. Лешка прыгнул к нему, прорываясь через чьи-то ноги, но Иван Ситников, рва­нувшийся прежде, выхватил железяку, и в тот же миг Аникей так саданул по Ваське, что тот, распластав­шись, остался лежать. — Держись, Аннушка! — кричал кто-то, врываясь в свалку.