Большая каркасная палатка, или «шатер верхов­ного», как поставили ее в день прилета Маныгина, так и стояла: разместить все управление в вагончиках было невозможно, люди прибывали, с жильем было худо. В «шатре» стояли два сейфа, столы, табуреты, самодельная скамья и... кожаное кресло, прихваченное кем-то из группы Гулявого в Игриме; в кресле сидел старичок бухгалтер Родион Гаврилович. Снаружи у па­латки был воткнут щит с надписью: «Осторожно! Начальство». Снизу кто-то скорописью добавил: «Психи!» Надписи вообще стали повальным увлечением. Сте­ны вагончиков и временных построек пестрели образ­цами таежного остроумия: «Спорт — сила, спирт — могила»; «Враг подслушивает!» — это у «кубрика» ради­ста; на сарайчике, где разместилась механическая мастерская: «Бог создал человека, но не создал запчастей», на отделе кадров: «Чистилище». А на своем вагончике Дим Дпмыч изобразил человека в шкуре, над ним спутник и выписал торжественное латинское: «Через тернии к звездам». Впрочем, попадались надпи­си и «занозистые». Самой приличной из них была дописка у палатки начальства. Начальство не обижа­лось. По утоптанному снегу возле палатки летали биты. Вдруг сгрудившиеся вокруг игроков ахнули: шаров­ка, вывернувшись из руки Антохи Пьянкова, взбив полу палатки, влетела в ее нутро и, слышно было, глу­хо брякнулась обо что-то. — В чей-то лоб угодил,— раздался в тишине скорб­ный голос Тимки Грача.— Кошмар — не то слово. Братва смеялась, но тут из палатки вышел сам Маныгин. — Вы что, дьяволы, на людскую жизнь покушае­тесь? — Он усмехался.— У кого это руки кривые? — Нечаянно я, Анатоль Васильич,— скорчил плак­сивую рожу Антоха, литая толстая шея его покраснела на загривке. — Вот я и говорю: руки кривые. — Не-ет,— сказал Аникей Малых,— он по части городков у нас чемпион. Где-то в небе — где, поначалу за деревьями было не видно — зарокотал мотор. В управление шел верто­лет. Вот он вынырнул из-за макушек, накренился и по­шел к посадочной площадке. Никого это не взволно­вало: ежедневные рейсы вошли в привычку и верто­леты называли теперь уже по-свойски, по-летчицки — «бортами». — Чемпион, говоришь? — Маныгин, склонив голо­ву чуть набок, покосился на Антоху.— Хорошо. Ста­вим по пять фигур. Если я выиграю, Пьянков на два часа идет на кухню колоть дрова. Все. Обжалованию не подлежит. Ставь, ребята! — А если выиграет он? — потянулся к Маныгину своим птичьим носом Тимка. — Выиграет — я его прощаю. Толпа невнятно загудела, Лешка протолкался по­ближе. Били пофигурно, все громко считали биты — по сколько на каждую фигуру. Антоха лупил лихо, раз­машисто, похваляясь удалью, и не зря: броски были точными. Маныгин бил, пожалуй, резче — только свист понужал воздух. И тоже не мазал. Шли вровень. Болельщиков охватил азарт. Осталась последняя, пятая фигура — «пулеметное гнездо». Пьянков долго прицеливался. Лешке хоте­лось, чтобы он промазал. — Не подкачай! — крикнул кто-то. Антоха сильно размахнулся, метнул биту — «гнез­до» развалилось, лишь две рюхи вылетели за черту «города». — Тьфу на вас! Что под руку орете? — разозлился Антоха. Он начал нервничать и, сунув следующую биту под мышку, старательно плевал на ладони, Маныгин подмигнул ребятам: — Заело. — Не боись, товарищ начальство,— огрызнулся Антоха и резко бросил шаровку; вылетело еще две рюхи, одна осталась. — Заскучали дрова по Антохе,— съехидничали в толпе. Тут Маныгина окликнули. Никто не заметил, как к площадке подошел инженер Гулявый, нахохленный, сухонький, долгоносый мужчина с черной повязкой на глазу. С ним рядом стояло некое завернутое поверх шубы в два широких теплых шарфа небольшое суще­ство. Гулявый подтолкнул его к Маныгину: — Вот, Анатолий Васильевич, пришел вертолет с «мелочовкой»... и с этой дамой. Только после этого можно было смекнуть, что существо, по-видимому, действительно принадлежит к женскому полу. — Извините, Иван Тихонович, минутку.— Маны­гин повернулся к Пьянкову: — Что ж ты?.. Добивай. Антоха выбил последнюю рюху. — Ну, Пьянков...— Теперь и Маныгин поплевал на руки.— Держись, Пьянков! Он прицелился, развернулся, и с присвистом и щел­ком бита разом вымахнула всю фигуру из «города». — Все, Пьянков, топай на кухню.— Под смех ребят Маныгин обеими руками пожал и потряс красную лапу Антохи. — Я вас слушаю. — Он повернулся к де­вушке. Теперь-то всем стало видно, что это девчушка лет этак семнадцати. Она размотала шарфы, на лбу ее лохматилась челочка, ресницы растерянно хлопали. Мордашка была довольно красивой, только напуганной. — Голышева Надежда Александровна,—предста­вилась она.— Имею назначение к вам. Вот,— и протя­нула бумагу. Прочитав текст, Маныгин удивился: — Заведовать книжным магазином? Каким ма­газином?? — Вы же прочитали: книжным. Ну, может, не магазином — киоском. — Книжным? В вопросах этих девушка почуяла что-то неладное, — Да.— Голос ее дрогнул.— Я понимаю, помеще­ние, наверное, еще не готово? Но я могу и в этих... в вагонах, в палатках. Как вам удобнее. Могу еще в садике или в яслях воспитательницей... — В садике? — с наивностью переспросил Маны­гин, и все вокруг захохотали. Надя смотрела беспомощно. — А вы действительно... начальник? — Видимо, она подозревала розыгрыш. — Он самый,— кивнул Маныгин.— Кого же вы, мадам, воспитывать собираетесь? Лицо Нади сделалось суровым: ее достоинство не могло больше терпеть подобного. — Странный вопрос,— сказала она сухо и занос­чиво.— Детей. — Их сначала нарожать надо! — давясь смехом, выкрикнул кто-то. — А ну! — зло гаркнул Маныгин и потемневшим взглядом обвел толпу.— Жеребцы малолетние... К со­жалению, Надежда Александровна, у нас нет ни книж­ного магазина, ни детсада, ни яслей. Тут какое-то не­доразумение, в райсовете ошиблись. Надя опустила голову и тихо сказала г — А я отсюда все равно не уеду. — То есть как? — Вот так. Не уеду, и все. — Рисковая,— сказал Тимка Грач. — Глупая,— по-своему поправил Антоха. — А что? Пусть остается.— Это вымолвил Лешка« Совершенно неожиданно для себя. Просто подумал так — и ляпнул. — Точно, Анатоль Васильич! Пускай остается! — наперебой начали выкрикивать и говорить в толпе: прорвало. Как-никак это была первая представительница прекрасного пола в их таежном братстве. Маныгин поднял руку: — Тихо, братцы, ша! Разберемся.— И кивнул Наде на палатку: — Идемте поговорим... Они ушли. Антоха Пьянков осклабился в улыбке: — Новожил-то как, слышали? Пусть, говорит, остается. Приглянулась, видно! Его никто не поддержал. — Пошел ты! — сказал Лешка.— Проиграл — то­пай на кухню. 4. Объектом номер один была баня. Конечно, важными были и подготовка площадки для строительства са­мого поселка, и дороги, и мастерские, и база горючего, и обустройство вертодрома. Но объектом номер один была баня. Кому ж это хочется и кому нужно, чтобы одолела тебя грязь и завелись вши? Пока что мылись в палат­ке, воду грели на костре. В палатке было мерзло, воды не хватало, и многие старались от этого удовольствия увильнуть. Виктор Карданов самолично следил за мытьем и не стеснялся, расстегнув на человеке одежду, проверить чистоту белья и тела. С веселыми ужимками Слава Новиков напевал частушку: Комиссар Карданов — няня, Водит олухов он в баню. Виктор успокоится, Когда все помоются. Над строительством бани шефствовал сам Анато­лий Маныгин. Он ее и «рисовал». Проектировщики по­селка баню вовсе не предусмотрели. Они думали только о газовиках, тех, кто будет жить потом в поселке, и в каждой квартире запроектировали и газ, и теплые уборные, и ванны с душем. Как будут жить строите­ли, их не касалось. Маныгин сам спроектировал баню и сделал чертежи; это он и называл «рисовать».